Добавлено: Wed Aug 09, 2006 2:07 pm Заголовок сообщения:
Приятная прогулка по вечерним улочкам. Ваймс оставлял за собой след сигарного дыма, идя в Псевдополис-Ярд, где он принял поздравления и поблагодарил людей за прекрасные цветы.
Его следующей остановкой был дом доктора Лоуни, где они некоторое время сидели и разговаривали о таких вещах как память, и насколько она может подвести, и о забывчивости, и насколько выгодной она может оказаться.
Потом вместе с доктором он пошел в свой банк. Не удивительно, что это заведение охотно открылось во внеурочный час для того, кто был Герцогом, и богатейшим человеком города, и командором Городской Стражи, и, не в последнюю очередь, был вполне готов выбить дверь. Там он выписал чек на сто тысяч долларов и передал в собственность большой угловой дом у Гусиных врат доктору Дж. Лоуни.
А потом, в одиночестве, он пошел к Мелким Богам. Законный Первенц, что бы он там ни думал, знал достаточно, чтобы не закрывать ворота на эту ночь, и он зажег лампы.
Ваймс шел по поросшему мхом гравию. В сумерках цветы сирени, казалось, сияли. Их запах висел в воздухе, точно туман.
Он прошел по траве к могиле Джона Киля и сел на надгробный камень, стараясь не задеть венки; он чувствовал, что сержант понял бы, что копу порой нужно снять вес со своих ног. Он докурил сигару и стал смотреть на закат.
Через некоторое время слева послышалось шуршание, и он заметил, как на одной из могил задвигался дерн. Из-под земли вырвалась серая рука, ухватившаяся за лопату. Несколько кусков дерна были отброшены в сторону, и, с некоторым усилием, из могилы поднялся Редж Башмак. Он вылез уже наполовину, когда заметил Ваймса, и чуть не упал обратно.
- Уф, вы меня до смерти напугали, мистер Ваймс!
- Прости, Редж, - сказал Ваймс.
- Конечно, когда я говорю «до смерти», я имею ввиду... – мрачно начал зомби.
- Да, Редж, я тебя понял. Тихо там, да?
- Очень мирно, сэр, очень мирно. Хотя, думаю, к следующему году придется купить себе новый гроб. В эти дни их не надолго хватает.
- Думаю, не многие люди гонятся за прочностью, Редж, - сказал Ваймс.
Редж медленно засыпал землю обратно.
- Я знаю, все считают это странным, но, думаю, я им и впрямь обязан, - произнес он. – Всего лишь один день в году, но это как... солидарность.
- С погребенными массами, а? – уточнил Ваймс.
- Что, сэр?
- Я не спорю, Редж, - счастливо отозвался Ваймс. Это был идеальный момент. Даже Редж, возившийся рядом, разравнивающий землю и притаптывающий дерн, не мог испортить его.
Придет время, когда все станет ясно, говорил Подметала. Идеальный момент.
Люди, захороненные в этих могилах, умерли за что-то. В свете заходящего солнца, под поднимающейся луной, во вкусе сигары, в тепле, приходящем от простого изнеможения, Ваймс увидел это.
История находит свой путь. Суть событий изменилась, но сущность смерти – нет. Подлая, бесчестная стычка убила их - такова засиженная мухами сноска истории, но они не были подлыми или бесчестными людьми. Они не бежали, а могли бежать с честью. Они остались, и он размышлял, казался ли им этот путь таким же ясным тогда, каким он видится сейчас ему. Они остались не потому, что хотели быть героями, но потому, что они посчитали это своей работой, и эта работа оказалась прямо перед ними...
- Я пойду тогда, сэр, - сказал Редж, поднимая лопату на плечо. Казалось, он был далеко отсюда. – Сэр?
- Да, верно. Точно, Редж. Спасибо, - пробормотал Ваймс, и в розоватом отсвете смотрел, как капрал уходит по темнеющей тропинке обратно в город.
Джон Киль, Билли Виглет, Гораций Нэнсибел, Дай Диккинс, Сесил «Мордач» Клэпмен, Нед Коатс и, технически, Редж Башмак. Наверное, в городе лишь человек двадцать знали их имена, потому что не было ни статуй, ни монументов, нигде ничего не было записано. Там д
олжно было быть.
И он имел честь быть там дважды.
Солнце село, и ночь вступила в свои права. Она выходила из теней, где пряталась днем, и текла, и переливалась. Ему казалось, как его чувства растекаются вместе с ней, топорщась, точно усы огромной черной кошки.
За воротами кладбища шум города слегка притих, хотя Анк-Морпорк никогда по-настоящему не спал. Наверное, просто не осмеливался.
Теперь, в этом странном спокойствии, Ваймсу казалось, что он может слышать все,
все, как тогда, в те ужасные мгновения на улице Героев, когда история пришла забрать свое. Он слышал тихие звуки остывающей стены, скольжение земли внизу, заполнявшей освобожденное Реджем пространство, слабое движение травы вокруг могил... тысячи едва уловимых звуков соединялись в богато окрашенную местную тишину. Это была песнь темноты, и в ней, где-то на краю восприятия, был диссонанс.
Посмотрим... он оставил охрану в доме, и они были надежными людьми, он знал, что они не будут просто стоять и скучать, но останутся настороже всю ночь. Ему не нужно было объяснять, насколько это важно. Так что дом в безопасности. А в штабах стражи двойные посты...
С могилой Киля было что-то не так. Всегда, каждый год, здесь лежало вареное яйцо, маленькая шутка истории. Но теперь, казалось, будто нет ничего, кроме кусочков скорлупки...
Когда он наклонился, чтобы рассмотреть, на его голову опустился меч.
Но зверь был готов всегда. Зверь не думал об охране и защите. Зверь вообще не думает. Но он всегда внюхивается в воздух, и всматривается в темноту, и пробует ночь на вкус, и почти перед тем, как свистнул меч, он сунул руку Ваймса в его карман.
Присев, он развернулся и ударил Карцера по коленной чашечке одной из прекраснейших вещиц госпожи Милотельн. Он услышал, как что-то хрустнуло, вскочил и повалил Карцера на землю.
Это не было наукой. Зверя спустили с цепи, и он жаждал крови. Ваймс не часто бывал уверен, что сможет сделать этот мир лучше, но сейчас он знал наверняка. Сейчас все было предельно ясно.
А также и очень сложно. Меча не было – он упал, когда Карцер свалился на землю. Но Карцер боролся, и был таким же твердым, как и скала. А убить голыми руками человека, который не хочет умирать, очень сложно.
Ваймс сбросил латунный кастет, потому что сейчас он намеревался душить. Хотя места для этого не было. Карцер пытался воткнуть палец ему в глаз.
Они катались по могилам, борясь за преимущество. Левый глаз Ваймса налился кровью. Его ярости нужна была лишь одна секунда, и в этой самой секунде было отказано.
Он снова перекатился и выбросил в сторону руку.
И там был меч. Он перекатился снова, и еще раз, и вскочил на ноги, сжимая клинок в руке.
Карцер тоже перекатился и теперь поднялся на ноги с неплохой скоростью для человека с одним здоровым коленом. Ваймс заметил, что он оперся на один из сиреневых кустов; в темноту полетели лепестки и аромат цветов.
Раздался звук металла. На мгновение мелькнул нож. И короткий смешок, смешок Карцера, словно говорящий, эй, а это все неплохая потеха, а?
- Так и кто меня арестует? – бросил он, пока они оба хватали воздух. – Сержант Киль или командор Ваймс?
- А кто сказал, что тебя арестуют? – спросил Ваймс, пытаясь наполнить свои легкие. – Я отражаю нападение, Карцер.
- О, так и
было, мистер Ваймс, - ответила тень. – Только теперь я стою перед тобой. – Металл звякнул о гравий. – И я больше не вооружен, хаха. Бросил свое последнее оружие. Нельзя убивать безоружного человека, мистер Ваймс. Теперь тебе придется арестовать меня. Тащи меня к Ветинари. Дай мне сказать пару словечек, хаха. Ты не можешь
убить меня, я просто стою здесь.
- Никто не желает слушать, что ты хочешь сказать, Карцер.
- Тогда тебе лучше убить меня, мистер Ваймс. У меня нет оружия. Я не могу сбежать.
- У тебя всегда есть еще один нож, Карцер, - бросил Ваймс, перекрикивая рев зверя.
- Не в этот раз, мистер Ваймс.
Давай же, мистер Ваймс. Нельзя винить человека за попытку, а? Человеку стоит дать шанс показать себя, так? Никаких тревог?
И в этом был весь Карцер. Никаких тревог. Показать себя. Нельзя винить человека за попытку.
Невинные слова становились грязными в его устах.
Ваймс сделал шаг ближе.
- У тебя такой отличный дом, мистер Ваймс. Я к тому, а что есть у меня?
И он был
убедителен. Он мог одурачить всех. Можно было даже практически забыть все те трупы.
Ваймс бросил взгляд вниз.
- Упс, прости, - произнес Карцер. – Я прошел по твоей могиле. Без обид, а?
Ваймс ничего не сказал. Зверь выл. Он хотел заткнуть этот рот.
- Ты не убьешь меня, мистер Ваймс. Не ты. Только не с этим твоим значком. Это не твой метод, мистер Ваймс.
Не глядя, Ваймс поднял руку и сорвал значок.
- А, ну, я знаю, ты хочешь меня припугнуть, мистер Ваймс, и многие бы сказали, что у тебя есть право. Смотри, вот что я сделаю, я выброшу другой нож, хаха, ты же знал, что у меня есть еще один, так?
Этот голос. Он мог заставить тебя думать, что все, что ты
знал, было неверным.
- Ладно, ладно, вижу, ты расстроен, хаха, вполне честно, и ты
знаешь, что у меня есть и третий нож, ну, теперь я его бросаю, вот.
Ваймс теперь стоял в паре шагов.
- Вот и все, мистер Ваймс. Больше никаких ножей. Я не могу сбежать. Я сдаюсь. Никаких трюков в этот раз, ладно? Просто арестуй меня. Ради старых времен?
Внутри Ваймса взвыл зверь. Он ревел, что никто не будет винить его за то, что он лишит палача десяти долларов и дармового завтрака. Да, и можно сказать, что сейчас быстрый удар стал бы милосердием, потому что любой палач знает, что есть либо легкий путь, либо тяжелый, а в стране не было ни одного палача, который бы позволил кому-то вроде Карцера уйти легким путем. Боги знали, он это заслужил...
...но юный Сэм смотрел на него сквозь тридцать лет...
Когда ломаемся мы, ломается все. Именно так все и работает. Ты можешь согнуть, а если сильно накалить, то можно согнуть в кольцо, но сломать нельзя. Если ломаешь это, ломается все до тех пор, пока не остается ничего целого. Это начинается здесь и сейчас.
Он опустил меч.
Карцер поднял взгляд, усмехнулся и сказал:
- Не особенно вкусно, так ведь, яйцо без соли...
Ваймс почувствовал, как его рука начала двигаться сама по себе...
И остановилась. Алая ярость застыла.
Везде вокруг него был зверь. Вот что он такое. Зверь. Полезный, но все равно зверь. Его можно держать на цепи, и заставлять плясать и жонглировать мячами. Он не думает. Он
туп. То, чем являешься ты, то, что
ты есть, это не зверь.
Ты не должен делать то, чего хочет он. Иначе Карцер выиграет.
Он бросил меч.
Карцер уставился на него, внезапно засиявшая улыбка Ваймса беспокоила гораздо больше, нежели вспышка его ярости. В его руке блеснул металл. Но Ваймс уже был на нем, схватил его руку и бил ею снова и снова о надгробный камень Джона Киля, пока четвертый нож не выпал из кровоточащих пальцев. Он рывком поставил человека на ноги, держа обе его руки за спиной, и с силой прижал к камню.
- Видишь небо, Карцер? – сказал он прямо ему в ухо. – Это закат, так-то. Это звезды. И завтра они засияют моему парнишке Сэму еще ярче, потому как они не будут светить тебе, Карцер, ибо еще до того, как роса сойдет с листьев, я притащу тебя к Ветинари, и там будут свидетели, множество, и, может быть, даже твой адвокат, если найдется хоть один, который сможет защищать тебя с непроницаемым лицом, а потом, Карцер, тебя бросят к Тетке, одна виселица, никакого долгого ожидания, и ты сможешь станцевать фанданго на пеньковой веревке. А потом я, черт возьми, пойду домой и, может, даже съем вареное яйцо.
- Мне больно!
- Знаешь, здесь ты прав, Карцер! – Ваймс сумел взять оба запястья человека в стальную хватку и оторвал рукав своей собственной рубахи. – Я причиняю тебе боль, и
все еще делаю это по правилам. – Он пару раз обмотал его запястья льняной полоской и завязал тугим узлом. – Я удостоверюсь, чтобы в твоей камере была вода, Карцер. Что ты получишь завтрак, все что пожелаешь. И что палач не допустит, чтобы ты выскользнул и позволит тебе задохнуться до смерти. Я даже проверю, чтобы петли люка были смазаны. – Он ослабил хватку. Карцер споткнулся, и Ваймс ударил его по ногам.
- Машина не сломана, Карцер. Машина ждет тебя, - говорил он, отрывая рукав от его рубашки и делая из него примитивный ремешок для лодыжек. – Город убьет тебя. Закрутятся нужные колесики. Все будет по правилам, я проверю. И потом ты не сможешь сказать, что тебе не предоставили честного суда. Не сможешь сказать вообще ничего, хаха. За этим я тоже прослежу...
Он сделал шаг назад.
- Добрый вечер, ваша светлость, - сказал лорд Ветинари. Ваймс быстро повернулся. В темноте изменилось что-то, приняв форму человека.
Ваймс подхватил меч и всмотрелся в ночь. Тень вышла вперед, стала узнаваемой.
- Как долго
вы там были? – спросил он.
- Ну... совсем немного, - ответил патриций. – Как и вы, я предпочитаю приходить сюда в одиночестве и... размышлять.
- Вы вели себя очень тихо! – обвиняющее заявил Ваймс.
- Это преступление, ваша светлость?
- И вы слышали...?
- Очень аккуратный арест, - произнес Ветинари. – Поздравляю вас, ваша светлость.
Ваймс посмотрел на незапятнанный кровью меч.
- Полагаю, что так, - сказал он, на время сбитый с толку.
- Я имел ввиду, с рождением вашего сына.
- А... да. О. Конечно. Да. Ну... благодарю вас.
- Здоровый парнишка, насколько мне известно.
- Мы были бы так же счастливы, если бы это была дочь, - слабо ответил Ваймс.
- Разумеется. В конце концов, сейчас настали новые времена. О, вижу, вы уронили свой значок.
Ваймс посмотрел на высокую траву.
- Вернусь за ним утром, - сказал он. – Но
это, - он поднял стонущего Карцера и, крякнув, взвалил на плечо, - отправится в Псевдополис-Ярд прямо сейчас.
Они медленно шли по дорожке, оставляя аромат сирени за собой. Впереди ждал каждодневный смрад города.
- Знаете, - через некоторое время заговорил лорд Ветинари, - мне часто приходило в голову, что эти люди заслуживают какого-нибудь мемориала.
- Вот как? – уклончиво спросил Ваймс. Его сердце все еще колотилось. – Может, на одной из главных площадей города?
- Да, было бы неплохо.
- Может, барельеф из бронзы? – саркастически предположил Ваймс. – Все семеро поднимают флаг, да?
- Бронза, да, - кивнул Ветинари.
- Правда? И какой-нибудь воодушевляющий девиз?
- Да, вполне. Что-нибудь вроде «Они Сделали То, Что Должны Были Сделать»?
- Нет, - сказал Ваймс, останавливаясь под лампой у входа в склеп. – Как вы
смеете? Как вы смеете! В это время! В этом месте! Они делали то, чего не должны были делать, и они умерли, и вы ничего не можете им дать. Вы понимаете? Они боролись за отверженных, они сражались друг за друга, и их предали. Таких людей всегда предают. Что хорошего будет от статуи? Она лишь внушит новым идиотам, что они станут героями. Они бы этого не хотели. Просто оставьте их. Навечно.
Они шли в тяжелой тишине, а потом Ветинари заговорил, будто бы и не было этой вспышки:
- К счастью, случилось так, что новый дьякон храма вдруг услышал призыв.
- Какой еще призыв? – спросил Ваймс, его сердце все еще мчалось куда-то.
- Я не особо разбираюсь в религиозных делах, но, похоже, он преисполнился огромным желанием преподнести слово божие невежественным язычникам, - ответил Ветинари.
- Где?
- Я предложил Тин Линг.
- Но это же на другом краю света!
- Ну, слово божие не может быть преподнесено слишком далеко, сержант.
- Ну, по крайней мере, это...
Ваймс остановился у ворот. Над ними мерцала еще одна лампа. Он бросил Карцера на землю.
- Вы знали? Вы, черт возьми, все знали, ведь так?
- Не далее как, ну, секунду назад, - ответил Ветинари. – Как один человек другого, командор, я должен спросить вас: вы когда-нибудь задумывались, почему я ношу сирень?
- Да. Я думал, - произнес Ваймс.
- Но никогда не спрашивали.
- Нет. Не спрашивал, - коротко ответил Ваймс. – Это цветок. Любой может носить цветок.
- В это время? В этом месте?
- Тогда объясните.
- Что ж, я помню тот день, когда меня послали со срочным делом, - проговорил Ветинари. – Я должен был спасти человека. Не самое обычное поручения для Убийцы, хотя, вообще-то, я однажды уже спас его. – Он многозначительно посмотрел на Ваймса.
- Это вы застрелили человека с арбалетом? – спросил Ваймс.
- Верная догадка, командор! Да. Я должен был приглядывать за… уникальной личностью. Но тогда время было против меня. Улицы были перекрыты. Везде хаос и смятение, а я ведь даже не знал, где искать его. В конце концов, я залез на крыши. И хотя я, наконец, и добрался до Цепной улицы, там были беспорядки иного рода.
- Расскажите, что вы видели, - потребовал Ваймс.
- Я увидел, как человек по имени Карцер... исчез. И я видел, как человек по имени Джон Киль погиб. По крайней мере, я видел его мертвым.
- В самом деле.
- Я присоединился к битве. Я забрал цветок сирени у упавшего человека и, должен сказать, держал его в зубах. Хотелось бы верить, что я внес хоть какой-то перевес; я определенно убил четверых, хотя и не особо горжусь этим. Они были просто головорезами. Никаких особых навыков. Кроме того, их предводитель, похоже, сбежал, и весь их моральный дух исчез вместе с ним. Люди с сиренью, должен сказать, дрались, точно тигры. Не особенно искусно, должен признать, но когда
они увидели, что
их командир мертв, они порвали противников на кусочки. Поразительно.
- А затем, после всего я посмотрел на Джона Киля. Это был Джон Киль. Какие в этом могли быть сомнения? Разумеется, он был в крови. Кровь там была повсюду. Мне показалось, что его раны были несколько староваты. А смерть, как мы знаем, меняет людей. Да, я помню, как удивился: неужели настолько сильно? Так что я оставил это до времени, как половину загадки, а сегодня... сержант... мы узнали и вторую половину. Просто удивительно, не так ли, насколько похожи могут быть люди? Подозреваю, даже ваш сержант Колон так и не понял. В конце концов, он ведь видел, и как погиб Киль, и как вы взрослели...
- И к чему вы ведете? – спросил Ваймс.
- Ни к чему, командор. Что я могу доказать? И до чего доведут доказательства?
- Тогда я
ничего не скажу.
- Не могу представить, что бы вы
могли сказать, - произнес Ветинари. – Нет. Я согласен. Давайте оставим мертвецов в покое. Но для вас, командор, как скромный дар в честь рождения вашего сына...
- Мне ничего не нужно, - быстро возразил Ваймс. – Вы не можете продвинуть меня дальше. Вам больше нечем подкупить меня. У меня и так есть больше, чем я заслуживаю. Стража работает. Нам даже не нужна новая чертова доска для дротиков...
- В память о погибшем Джоне Киле... – начал Ветинари.
- Я
предупреждаю вас...
- ...я могу вернуть вам штаб на улице Паточной Шахты.
Лишь тонкое попискивание летучих мышей, охотящихся вокруг тополей, нарушали последовавшую тишину.
Потом Ваймс пробормотал:
- Дракон спалил его несколько лет назад. Теперь в подвалах живут какие-то гномы.
- Да, командор. Но гномы... ну, гномы так открыто смотрят на деньги. Чем больше денег предложит город, тем меньше там останется гномов. Конюшни все еще целы, как и старая шахтенная башня. Крепкие каменные стены. Все можно восстановить, командор. В память о Джоне Киле, человеке, который за несколько коротких дней изменил жизни многих и, возможно, сохранил некий рассудок в безумном мире. Что ж, через несколько месяцев вы сможете зажечь лампу над дверью.
И снова был слышен лишь писк летучих мышей.
Возможно, нам удастся даже запах вернуть, подумал Ваймс. Может, в крыше уборной сделать люк, который будет открываться, если стукнуть по нему. Может, они смогут учить новых копов старым трюкам...
- Место нам пригодится, это верно, - с некоторым усилием признал он.
- Вижу, вам это уже нравится, - сказал Ветинари. – И если бы вы зашли завтра в мой кабинет, мы могли бы уладить...
- Завтра суд, - резко перебил Ваймс.
- Ах, да. Разумеется. И он будет честным, - кивнул патриций.
- Уж надеюсь, - отозвался Ваймс. – В конце концов, я хочу, чтобы этого ублюдка повесили.
- Что ж, тогда, - проговорил Ветинари, - потом мы могли бы...
- Потом я проведу некоторое время со своей семьей, - сказал Ваймс.
- Хорошо! Отлично сказано, - без малейшей заминки произнес Ветинари. – Вы, должен заметить, обладаете впечатляющим даром оратора. – И Ваймс услышал мягкое предупреждение, когда он добавил: - В это время, командор, и в этом месте.
- Я караульный пристав, - отозвался Ваймс. – Здесь и сейчас.
Он взял Карцера за отворот рубашки и потащил навстречу к правосудию.
_________________
An me ludit amabilis insania? = He обманывает ли меня отрадное безумие?