— Писатели, как подсказывает мне сейчас капитан Очевидность, изменяют мир.
Ну то есть ясно, что вообще все люди его изменяют как могут, каждый — на свой йоктометр (или какая у нас нынче минимальная единица измерения в ходу). Просто у писателей КПД немножко выше, потому что чтение книжек — это опыт, формирующий сознание читателя не в меньшей (а иногда и в большей) степени, чем т.н. реальные события. Ну и каждый мало-мальски толковый писатель снабжает сходным опытом целую толпу народу, после чего означенная толпа, размахивая свежеизмененными сознаниями, бежит изменять свой ближний мир. Причем не как попало, а в совершенно конкретном направлении. Ну, в общем, механизм понятен, да?
Вот почему — продолжает подсказывать мне неутомимый кэп — писать книжки в идеале должны добрые, умные и храбрые люди. Которые при этом ясно понимают, что делают.
Понятно, что от идеала наша текущая реальность пока далека, но все же случается, что все чудесным образом совпадает и книжки начинает писать добрый, умный и храбрый человек. И у него при этом здорово получается, так что читатели охотно делают его книги частью своего опыта и все идет как по маслу. В смысле, мир делается немножко лучше. Иногда даже ощутимо лучше — на целый микрон, к примеру. Или даже на полтора. Это не сарказм, микрон в масштабах целого мира — довольно много. Всего какая-то тысяча микронов — это уже целый миллиметр, а его невооруженным глазом разглядеть можно, прикиньте.
Так вот. Терри Пратчетт был добрый, умный и храбрый. И здорово, что именно ему удалось изменить мир — не на микрон даже, а как минимум на несколько сантиметров. Потому что он отлично рассказывал истории, и у него очень много читателей, объединенных теперь общим опытом. Инструментов, при помощи которых изменялся (и продолжает изменяться) мир. В правильном направлении, конечно. С добрым, умным и храбрым писателем в этом смысле не пропадешь.