(Подпись к иллюстрации):
Наверху — одинокий волк, от воя которого кровь сворачивается в жилах. Хотя существует немало историй о людях, принимающих форму и других животных, – например, о медведях–оборотнях или о гиенах–оборотнях, – наиболее распространены в Европе рассказы о вервольфах, волках–оборотнях, — возможно, потому, что волк был одним из самых злобных и сильных животных, известных человеку.
Где-то в середине 19-го века, в Польше на живописном холме на берегу Вислы, реки, протекающей между Краковом и Варшавой, собралось много молодежи, которая под музыку, с пением и плясками, праздновала конец сбора урожая. Были выставлены горы снеди и напитков, и каждый угощался, сколько душе угодно.
Внезапно, в самый разгар веселья, над долиной пронесся жуткий вопль, от которого кровь стыла в жилах. Забыв о танцах, парни и девушки кинулись туда, откуда раздался крик, и, к своему ужасу, увидели, что огромный волк схватил одну из самых красивых деревенских девушек, которая только совсем недавно была помолвлена, и тащит ее прочь. Жениха ее нигде не было видно.
Самые смелые из мужчин бросились в погоню за волком и, в конце концов, окружили его. Но злобное чудовище, с пеной, капавшей от ярости из пасти, бросило наземь свою добычу и стояло над ней, готовое сражаться. Несколько селян бросились в деревню, за топорами и ружьями, но волк, видя страх оставшихся, снова схватил девушку и исчез в ближайшем лесу.
Прошло много лет, и однажды, когда на том же самом холме снова отмечался конец сбора урожая, к пирующим подошел неизвестный старик. Его пригласили присоединиться к празднованию, но он, угрюмый и замкнутый, предпочел сидеть и пить в одиночестве. Один крестьянин, приблизительно того же возраста, подсел к нему, и, внимательно вглядевшись в него минуту-другую, не без волнения спросил: «Это ты, Ян?»
Старик кивнул, и крестьянин сразу признал в чужестранце своего старшего брата, пропавшего много лет назад. Празднующие, обступившие престарелого гостя, услышали странную историю. Тот поведал им о том, как, будучи превращен колдуном в волка, во время праздника урожая, унес свою невесту с этого же самого холма, и целый год жил с ней в близлежащем лесу, после чего она умерла.
“С того дня, — продолжал он, — дикий и яростный, я нападал на всякого мужчину, женщину или ребенка, и убивал любое животное, какое попадалось мне на пути. И теперь я не могу даже стереть след моих кровавых дел”. Тут он протянул к ним руки, покрытые пятнами крови.
“Вот уже четыре года, как, вновь обретя человеческий облик, я хожу от деревни к деревне. Я хотел напоследок еще раз посмотреть на всех вас, – увидеть свой дом и деревню, где я родился, вырос и стал мужчиной. И теперь... Что ж, теперь я снова стану волком”.
Не успел он произнести эти слова, как обернулся в волка. Он кинулся мимо пораженных зевак и исчез в лесу, и больше никто никогда не видел его.
Из-за сказочных подробностей этой истории, ее очень трудно принимать всерьез. Не могли ли чрезмерно обильные возлияния подхлестнуть и без того весьма богатое воображение селян? Не могло ли быть так, что при каждом новом пересказе, история обрастала все новыми и новыми подробностями, до тех пор, пока не приобрела свою нынешнюю, очевидно фантастическую форму? Это в высшей степени вероятно… И однако, как и многие другие истории об оборотнях в том же роде, она упоминается многими исследователями мифологии, историками, фольклористами и психологами в качестве несомненного факта (см., например, Джемс Столлибрасс “Тевтонская Мифология” [Teutonic Mythology], Джон Фиске, “Мифы и их творцы” [Myths and Myth-makers] и Уолтер И. Келли “Курьезы индоевропейской традиции и фольклора” [Curiousities of Indo-European Tradition and Folk-lore]).
Истоки предрассудка, касающегося оборотней–вервольфов, — вера в то, что человек способен принять форму животного, чаще всего волка, — никогда не получали удовлетворительного объяснения.
Геродот, древнегреческий историк, живший в 5-ом веке до нашей эры, рассказывает, что греки и скифы, жившие по берегам Черного Моря, считали невров ведунами, каждый год на несколько дней превращавшимися в волков. Он даже упоминает о расе людей, способных превращаться в волков, когда им было угодно и с той же легкостью, по собственному желанию, снова возвращаться к исходному облику.