Добавлено: Mon Dec 27, 2010 12:15 am Заголовок сообщения: Обратная сторона смеха.
Кхм, лирическое отступление.
Показал как-то Нэнни. Нэнни даже сделала пару комплиментов, что сподвигло меня запостить часть сего ээээ произведения сюда. Требую хорошей жесткой критики.
Здравствуйте, меня зовут Шато. Возможно, я почти уверен, что когда-то меня звали по-другому. Я не помню, сколько мне лет, возможно, я еще молод, но, скорее всего, я безнадежно стар. Я работаю клоуном на ярмарке. В народе почему-то бытует мнение, что клоуном на ярмарке может стать только законченный неудачник, пьяница, необразованный, неотесанный человек. Хочу заметить, что это высказывание ошибочно. Нельзя стать клоуном. Эту профессию не выбирают, это она выбирает тебя, буквально не оставляя никакого другого выхода.
Ярмарка… Ярмарка – очень странное явление, я бы даже сказал, магическое. Ярмарка не подчиняется пространству, она живет по своему времени. Днем это несколько грузовичков, вечером – два-три километра странного волшебства, которое так манит к себе, но в это же время чем-то пугает. Время тут течет быстро, а атмосфера всегда разряженная. Ярмарка опьяняет, заставляет забыть о невзгодах и печалях. Они остаются где-то там, очень далеко. Ярмарка имеет власть превращать обычных людей в нечто чудесное в период от захода солнца и до его восхода. И ведь никакого рядового зрителя не волнует, что бородатая женщина на самом-то деле самая обычная девушка с гормональным сбоем. И стать «самым толстым человеком в мире» тоже не сложно, просто нужно открыть для себя такое удовольствие как «прием пищи» во время жуткого стресса. Но тебе, рядовой зритель, наплевать на это. О нет, я тебя ни в чем не обвиняю, ни в коем случае. Так должно быть, потому что это значит, что магия работает.
Впрочем, я отклонился от темы. Моя история начинается в приюте. Не самое приятное место. Располагался приют очень далеко от города, потому первые пятнадцать лет я был почти отрезан от цивилизации. Я вообще был несколько отрешен от реальности, мне не нравилось воспринимать ее такой, какова она есть. Время от времени в приют заезжали семейные пары с целью забрать кого-нибудь в тепло и уют. Но мне не хотелось. Эти семейные пары вызывали у меня отвращение. Обычно это были состоятельные люди, которые принимали опекунство из помыслов «в субботу я слышал, как Ричард и Ванесса говорили, что хотят усыновить кого-нибудь. Но я же добрее! Я должен сделать это раньше и срочно организовать субботний прием». Поскольку человеческий мозг имеет свойство мыслить сразу на нескольких уровнях, он успешно маскирует эту мысль под «я делаю доброе дело». Конечно, иногда в этой «системе самозащиты» случались сбои, и человек невольно жестами или фразами выдавал, что он делает это в угоду собственной гордыне. Именно поэтому я всегда сидел в сторонке, тихий и замкнутый, что бы, не дай Бог, одни из этих не забрали меня.
Наш приют содержали четыре монахини. Впрочем, черная монашеская роба не мешала им сдирать побольше денег с этих самых богатых семейных пар. Они говорил, мол, это на содержание детей и ремонт приюта, но я ни разу не видел подарка на Рождество или новый год, а денег они брали столько, что хватило бы на особняк где-нибудь на острове Крит.
Таким образом, к пятнадцати годам я пришел к выводу, что мир двигают три вещи: зависть, алчность и гордыня. Если ты беден, то ты завистлив и алчен. Если ты богат, то ты завистлив, горд, и, обычно, все еще алчен.
Тем не менее, одно доброе дело для меня и прочих обитателей приюта монахини все же делали. Раз в год, где-то в конце октября, неподалеку раскидывалась ярмарка, с большим красивым колесом обозрения и кучей маленьких шатров. Вечернее небо сразу же озарялось всевозможными цветами, изобилие которых могло затмить сами звезды. Монахини давали нам десять долларов каждому (здесь их жадность шла на уступки, ведь нас было не так-то и много, человек пять или шесть) и отпускали на ярмарку до пяти утра. Те, кто постарше, должны были присматривать за младшими, иначе их, старших, ожидало жуткое наказание. Однако что это, мы так и не успели выяснить, ведь никто еще не осмелился потеряться. Да и куда нам было деваться, ведь ночевать под луной и звездами в октябрьские дожди нам не особо хотелось.
Помнится, в детстве у меня было всего две пары башмаков. Одна пара была испещерена дырами и реанимирована множествами заплат. Подошва подверглась неоднократной замене, да и вообще эти башмаки перетерпели много, так как носил я их большую часть года. Вторые же башмаки были моим сокровищем. Два остроносых черных чуда, с толстым каблуком. Такие тяжелые, но одновременно легкие. Теплые и проветриваемые. Идеальная обувь. Они лежали в коробке большую часть года, протирались после каждого использования и были самым дорогим, что было в моей жизни. Одевались они только раз в год, как раз тогда, когда приезжала ярмарка. Помню, в них было легко идти эти два-три километра до ярмарки. Для меня это было традицией, нечто вроде изумрудной зелени в день Святого Патрика или индейки на День Благодарения.
И вот, когда мне было пятнадцать лет, я трепетно вытащил коробку, открыл крышку и учуял этот дивный запах кожи. Аккуратным движениями я сунул ногу в башмак и тщательно завязал черные шнурочки. И сразу пришло это чувство праздника, того, что я ждал так долго.
Затем я буквально вырвался на улицу и бежал, бежал со всех ног, перепрыгивая свежие лужи, чтобы быстрее очутиться на ярмарке. Забавно, но в этот день всегда был дождь, но, он заканчивался до начала ярмарки, тучи рассеивались, и можно было спокойно любоваться закатом, пока бежишь. Затем на горизонте появлялось огромное колесо обозрения, такое величественное и красивое. Я очень любил колесо обозрения, потому что оно открывало мне частичку мира, от которого я был отрезан. За эти двадцать-сорок секунд я успевал увидеть восточные поля, западные реки, южные горы и мегаполис на севере. Я никогда не был в большом городе – монахини боялись нас туда отводить. Когда я оказывался на колесе, то понимал, чего они опасаются. Город манил к себе даже из такой дали. Большие красивые здания, столько стекла и бетона. Столько неона и огней цвета индиго. Каждый год я видел город и думал: «а не стоит ли мне убежать и поселиться там? Давай же, парень, чего ты ждешь! Наверняка нельзя пропасть в таком большом месте!». Но потом я вспоминал про перспективу остаться на ночь под холодным октябрьским небом, и эта идея растворялась без следа.
Так вот, помнится, я тогда добежал до ярмарки, купил себе сладкой ваты за двадцать центов. Отдал полдоллара за то, чтобы прокатиться на колесе обозрения. Еще тридцать центов отдал поездку на карусели. Оставалось еще целых девять долларов. Меня иногда посещала мысль отложить денег на что-то или скопить, но потом огни ярмарки опьяняли меня, и я просто не мог не потратить все деньги. Я выиграл плюшевого медведя у аттракциона «Попади в цель», посмотрел на себя в комнате кривых зеркал, посетил комнату страхов и выставку самых чудесных людей. Затем отгремел первый из двух фейерверков, и я понял, что пора посетить самое загадочное и, безусловно, самое интересное место – цирковой шатер. Я уже говорил, что ярмарка внутри всегда больше, чем снаружи. Цирковой шатер – лучший тому пример: казалось бы, совсем маленькое сооружение, но внутри – большой манеж, а от него, словно волны, вверх уходят ряды сидений. Иногда кажется, что выходит из шатра намного больше людей, чем могло войти.
И вот, значит, занял я место поближе. Свет потух. Я знал, что будет дальше, я видел это не первый раз. В центр манежа вышел человек в синем доломане, прошитом золотыми нитями и в синих брюках. На голове его возвышался черный цилиндр, а на лице росли тонкие длинные усики.
- Добрый вечер, дамы и господа, - сказал он тогда. – Я знаю, почему вы все здесь. Многие из вас устали, а некоторые просто скучают. Я уверен, что среди вас есть и бедняки и богачи. Посмотрите по сторонам: вы все разные. Толстые люди, худые люди, высокие люди и низкие. Молодые и старые. Все. Все вы здесь по одной причине! – Импресарио улыбнулся. – Вы хотите видеть магию, и я и мои товарищи покажут ее вам.
Сняв цилиндр, он отвесил низкий поклон. И тут, как по волшебству, из цилиндра, рукавов, штанин – отовсюду, полетели белые голуби, целая стая. Импресарио исчез. Шоу началось.
На манеж выходило много разных людей: факиры, подобные драконам, загадочные фокусники, акробаты, дрессированные животные – все, без кого не может существовать цирк. И, конечно, в конце вышел клоун. На нем были огромные башмаки, и штаны непонятного размера. И дальше пошли всякие издевательства, знаете, такие банальные: торт в лицо, удары по голове, фокусы с платками – все основы низкосортного простого юмора, который, впрочем, сильно веселит людей.
И все вокруг смеялись. Я тоже всегда смеялся, но почему-то не сейчас. Мне было очень жалко этого клоуна, возникало такое неприятное ощущение, будто что-то внутри тебя скребется. Клоун был в гриме, но я заметил, что он почти лыс и волосы его седы. Осанка не так пряма, и походка была тяжела. Он был старым, и, хоть на лице его была нарисована улыбчивая гримаса, стоило мне хоть раз взглянуть в его глаза, как я начинал ощущать дикую грусть. И тут взгляд его задержался на мне, все остальное будто бы умчалось куда-то, казалось в зале только он и я.
Но тут я очнулся. Клоуна уже не было, но зато был импресарио, который произносил прощальную речь и отвешивал всякие комплименты разряда «вы замечательная публика, буду рад видеть всех вас в следующем году». И люди уже начали уходить, а я все сидел, запертый где-то в стране своих мыслей. Тут я понял, что остался совсем один, и уже собрался уходить, но импресарио окликнул меня.
- Эй, парень, пройдись со мной, я хочу тебе кое-что показать, - позвал он меня.
И я не стал задавать лишних вопросов, я просто пошел за ним. Мы вышли из шатра с другой стороны. Тут располагались вереницы трейлеров, прямо на фоне луны. Импресарио отвел меня к одному из них и сказал «иди, не бойся, тебя ждут». Я кивнул ему и зашел в трейлер.
Внутри трейлер был чем-то вроде гримерки. Тут была стойка с множеством клоунских костюмов, и полочка с кучей огромных ботинок. Посередине стояло зеркало и кресло перед ним. В кресле сидел тот самый клоун, промачивая ватку в спирту и смывая с себя грим.
- Я видел тебя сегодня на представлении, – хриплым и шершавым голосом отозвался клоун.
- Да, сэр.
- Скажи мне, мальчик, почему ты не смеялся? – обратился к нему клоун с отсутствующим видом.
- Простите, сэр. Я не хотел обидеть вас, просто мне было не смешно, - робко ответил я. Грим был уже почти смыт с лица клоуна, показалось старое морщинистое лицо.
- О нет, не вини себя. Ответь, откуда ты? И сколько тебе лет?
- Пятнадцать. Я живу здесь, не далеко. В приюте, сэр. Он примерно в трех километрах отсюда.
- Значит ты сирота, да? Что ж. Скажи, а ты никогда не хотел покинуть приют? Попутешествовать по Америке, а может и по всему миру?
- О да, сэр. Много раз. Но разве я могу? У меня нет ни денег, ни друзей. Идти мне некуда.
Клоун смыл грим полностью. Он действительно был старым. Лицо его было морщинистым. Взгляд был холоден и проницателен, но это был, безусловно, добрый взгляд. На губах уже не было нарисованной улыбки, однако и обычной улыбки там тоже не было.
- Прости мальчик, я обрек тебя, но другого выхода просто нет. Ступай к себе в приют с чистой головой и ни о чем не думай. Скоро все переменится.
Я послушался и вышел из трейлера. Над головой взорвался второй фейерверк. Но в нем было уже что-то не то. Краски как будто потускнели. Однако луна и звезды все так же ярко сияли. Я медленным шагом отправился в приют, что-то странное случилось сегодня, осталось выяснить что именно.
