География по Пратчетту. (фанфик на всю голову)

Добавлено: Sat Jul 23, 2011 3:51 pm     Заголовок сообщения: География по Пратчетту. (фанфик на всю голову)

Слон переступил ногами и вздохнул задумчиво. В печальных умных глазах отражалась сверкающая миллионами звезд вселенная. Такой же дрожащей звездой слеза скатилась и упала под ноги. За ней другая… Гигант снова переступил, нога скользнула. Зверь рывком подтянул уехавшую конечность и снова слоны незыблемо несут огромный диск в бесконечность.… Но толчок в бок соседа не был незаметным, второй гигант чуть коснулся шершавым боком третьего… Диск вздрогнул, на игровом столе богов что-то звякнуло…кубики с точками кувыркнулись лишний раз… Что-то сместилось в мире…

Оранжевая луна, нереально яркая и крупная, стекала по ясному, бархатному небу. Ниже и ниже…еще ниже… Тишина стояла такая, что, кажется, слышно, как потрескивают, мигая, крупные разноцветные звезды. Вдалеке запел, было, тоскующий соловей, но умолк, запнувшись – не время. Обширный, густо заросший сочными травами, луг перед лесом завален был телами. Бездыханными телами, еще вчера бывшими солдатами, грубыми здоровяками полными амбиций и надежд. Но…амбиции некоторых развеялись, надежды большинства не оправдались… и вот… Оружие и латы еще засветло собрали победители, и те, кому повезло чуть меньше, лежали теперь порой полуголыми. Кое же у кого одеждой прикрывать было уже особенно и нечего. Предстать же пред богом выполнившему свой долг солдату (перед господином) в любом виде не позорно.
Смерть, явившись, чуть выждав для приличия, на поле боя, молча слез с коня, поклонился в пояс, снова сел в седло и взмахнул рукой:- ВПЕРЕД! Прозрачные силуэты, беззвучно бряцая оружием, выстроились в походный порядок. Сигнальщики взмахнули окровавленными флажками, музыканты поднесли к бледным губам побитые трубы и тронули палочками продырявленные барабаны. Колонны привычно двинулись и растаяли в сумраке…
Не все, однако, вокруг так безжизненно, как кажется сначала. Да и нет, наверное на свете мест, где живое не торжествует, несмотря ни на что. Присмотревшись можно заметить чуть поодаль костерок из травы, сухого навоза и еще невесть чего, пусть зверски дымящего, но способного гореть. Человек, сидящий перед огнем, пек в углях разнокалиберные яйца. Собрал, верно, когда было светло, в траве себе на ужин…
Что только вынудило человека выбрать для ночлега такое место, и что это, в общем-то, за подозрительный такой человек? Сколько времени плывет мир под звездной бездной, столько времени и происходит подобное, или почти подобное: Вдали от описываемого поля битвы, в диком центре варварского материка, есть, говорят, племена высокие ростом, русые чубом. Ярые в сече, кротки они нравом и наивны, как дети. Правят ими выборные старшины, самые справедливые из всех и мудрые. Правят честно, но и себя не забывают. Стада у тех народов пасутся вместе, купцов они встречают хлебосольно и товары отдают иной раз за бесценок. Врагов же, плененных, но не принесенных в жертву (бывает же такое!) добрым своим богам, по истечении некоторого времени отпускают они на все…три стороны. В стороне четвертой, неведомой даже волхвам, как зовутся мудрейшие их жрецы, леса нехоженые да горы каменные.
Вот в этих-то землях и рождаются герои, на Родине не угодные и даже опасные. И в отрочестве( иные - позже) уходят они ватагами за купеческими обозами в чужие страны, а там уж как сложится. Одни набеги чинят на соседние рубежи, другие буйну голову кладут до сроку, а третьи, подобно нашему герою, на службу к тому, кто готов оплачивать проливаемую ими кровь и жажду подвигов, не всегда, правда, щедро.
Шестнадцати лет, украшенный уже боевыми шрамами, попал Мал на службу к патрицию и провел почти год в гвардии. Ох уж и натерпелся! Потолстел, обленился, передрался с кем только можно, а в первую очередь- с кем нельзя, и в один очаровательно – непрекрасный вовсе, день, пнув сапожищем оперенный красным шлем, улетевший с грохотом в другой конец казармы, попросился на дальние окраины государства.
- Отправляйтесь к господину, Н.., его легионы в южной провинции - равнодушно произнес начальник гвардейской канцелярии, не поднимая глаз на вошедшего - И еще, зайдите к кастеляну…
Сердце Мала замерло. В мозгу зазвенели, заблестели кругляшки с профилем патриция. Впрочем, все время, пока он плутал по прохладным, темным коридорам в поисках кладовой, происходило уменьшение количества этих самых кругляшей. В итоге, когда Мал добрался таки до места, надежды его на вознаграждение растаяли. Не вовсе, но изрядно. Облик его тоже несколько изменился: у него забрали гвардейские латы и оружие, выдав старые сапоги, деревянный щит и неподъемный (для многих других) обоюдоострый топор. Про монеты Мал спрашивать не решался, но уходить не спешил.
- Что еще?- кастелян недовольно пожевал губами.
-…- ответил Мал и не услышал себя.
- Ну, юноша- холодные глаза не мигали, пронизывая насквозь.
- Мне бы - он сглотнул и облизал губы – Ша – шапку - Мал почувствовал себя преступником, молящим о незаслуженной пощаде.
-А, вы - варвары, все одинаковы, все-то вам мало - кладовщик снял со стопки подобных серый, пыльный колпак и бросил Малу - Лови! Подверни снизу и надевай. Мал еще раз сглотнул, покрутил в руках, неслушающимися пальцами подвернул края, нахлобучил колпак на голову и почувствовал себя увереннее.
-Ну, я пойду?
-Иди, иди. Нечего тебе…- кладовщик досадливо махнул. Мал постоял чуть, вздохнул и вышел.
Маленький, костлявый, остроносый человечек в черном через щель в двери кладовки проводил удаляющегося солдата, вернулся вглубь комнаты, открыл небольшой сундучок, отсчитал несколько монет и заложил в пояс. Не спеша очинил перо, достав толстую книгу, нашел нужную страницу и вывел: Варвар Мал, гвардия, за ххх месяцы ххх монет,- левой рукой начертил кривой крестик и остался доволен. В последней графе страницы красовались среди подобных крестиков палочки, галочки, отпечатки грязных пальцев и какие-то коричневые кляксы, вызывающие двойственные ассоциации. Подумав, кладовщик опять вытащил монеты из пояса, пересчитал, что-то шепча, и открыл сундучок. Отсчитал и, добавив еще несколько золотых, он записал на другой странице: За обрубленную в бою при защите интересов двора…крайнюю плоть, варвару Малу премия в 5 монет - и еще один крестик в последней графе, но уже правой рукой, механически. И довольный потер ладони: День прожит не зря!
-Опять я крайний!- щуплый, съежившийся, чтобы казаться еще меньше, человечек, кутаясь в непонятного цвета балахон, из которого при каждом движении выбивалась пыль, шагнул в переулок, казалось, прямо из стены. А может и не казалось - балахон-то был покроя волшебников, и могло быть всяко.… Затем Ринс, а это, невероятно, но был именно он, направился, при встрече с редкими прохожими старательно отворачиваясь, в сторону ближайшей харчевни (Ринс доверял своему носу, и тот всегда приводил его к нужному месту). Всю жизнь, удавшуюся, как он считал, потому лишь, что оставался жив до сих пор, Ринс пытался одновременно быть и не быть (вот в чем вопрос) волшебником. Считая всегда, что лучше быть целым и невредимым, чем заниматься или не заниматься магией, он свято верил в правильность своих поступков и всецело осуждал окружающих, которые, казалось ему, спали и видели, как бы почаще использовать его в своих зловещих и ужасных деяниях. Вот и сейчас кто-то, Ринс не хотел даже знать кто, старался его выследить и куда-то и зачем-то отправить. Ринс знал наверняка, магический способ будет выбран, или нет, путешествие будет одинаково болезненным и неприятным. Кроме того, он помнил, прекрасно помнил, как в бытность его в одной из дальних (в ближние и благополучные все заинтересованные предпочитали ездить сами) варварских стран, жизнь его не однажды, да что там – не однажды - постоянно висела на волоске. Дернула же его нечистая вернуться из той поездки с этими…
-Ты жив - пользуйся этим - отчетливо прозвучал в хронически возбужденном мозгу Ринса внутренний голос - Ринс поддернул балахон, сменил направление и затрусил уже по другой улице.
(Если не остановите- выложу до конца и по порядку)

Добавлено: Sat Jul 23, 2011 5:20 pm     Заголовок сообщения:

Мал в дырявых, цвета уличной пыли, коротких штанах, шел, шлепая стоптанными сандалиями, по раскаленной за день улице полиса. Словно слон в посудной лавке, он то шарахался в сторону, то вжимался в стену, то отводил плечо, стараясь не задеть прохожих. Громадная его фигура лавировала среди низкорослого, в основной массе, населения полиса, рахитичного от недостатка солнца - редкого гостя узких улочек центральной части. Мал боялся толпы. Остерегался столкнуться с женщиной, сбить ребенка, конфузился, задевая старика. Даже ударившись раз об известняковое, шершавое плечо тролля, юноша придержал его, не дав упасть и склонил голову - простите, господин…Тролль открыл, было, рот, но недоуменно застыл и простоял, как потом говорили, до вечера.
Куда было пойти парню, никто не хотел платить солдату в мирное время, разве что наняться в охрану к какому смелому и предприимчивому купцу, чтоб отправиться с караваном в дальние страны…Мал скучал, задумчиво ступая по горячей мостовой... Последние два года каждую ночь ему снились родные леса и луга. Он беседовал со святыми волхвами, учившими гросских (Мал был из одного из гросских племен) детей, до самого пробуждения работал с отцом, давно погибшим, но постоянно снившимся живым, на полях деревни. Часто обнимал немногословную светловолосую девушку…и просыпался от удушья, крепко прижав к лицу тощую солдатскую подушку…
Ринс, не глядя перед собой, то вправо, то влево воротя лицо, а то и просто, закрываясь до глаз воротом балахона, по обыкновению мчался к дому. Вдруг ноги его перестали чувствовать землю. Поняв с ужасом, что из того, что на его долю отпущено с лихвой нечто уже случилось, Ринс поднял глаза и увидел…Здоровенный детина с тупым троллячьим (извиняемся, конечно) лицом, ехидно улыбаясь, держал его за ворот балахона. При этом с интересом, если только такое явление было знакомо ему, наблюдая, как ноги Ринса продолжают привычную работу.
- А чего ты в таком балахоне разгуливаешь?- верзила перевел взгляд на лицо Ринса. И, вообще, носишься, как бешеный! А если бы,…если бы ты меня…растоптал? А?- Он довольно заржал, гордый собственной находчивостью и остроумием.
- И - извините - проблеял волшебник.
- Извините и все? А этот, как его…оральный ущерб? Ну-ка, наколдуй-ка мне кошель монеток!
Маленький человечек понял одно - что бы он ни попытался сотворить, итог один - опять будут бить.
-Но я не волшебник, господин - снова его голос больше напоминал блеянье. - А то я не знаю, такие балахоны носить, кому ни попадя, рази ж можно - верзила начинал сердиться - давай делай, а то… - да, кулак был явно поболее Ринсовой головы. Незадачливый волшебник подобрал руки к лицу, вытаращил глаза и зашевелил губами, оттягивая время экзекуции. Верзила наивно ждал, глядя на до абсурда нелепые манипуляции смешного человечка. Ринс с дикой скоростью вспоминал все, чему в академии в свое время так и не удосужился научиться. Он все шептал, то сводя, то разводя ладони, все морщил бледный лобик. Минута, другая,- верзила в нетерпении поддернул волшебника вверх. От неожиданности тот издал не очень популярный звук. И не ртом…
-Ах ты, вонючка поганая - как держал верзила Ринса за ворот, так и начал вбивать головой в стены узкого переулка: в одну - в другую и опять, то в одну, то в другую.…Вдруг волшебник ткнулся носом во что-то чуть более мягкое, чем стена, и тут же почувствовал «пятой точкой» мостовую. Задрав голову, несчастный увидел ноги верзилы, спиной вперед улетающего прочь, и чей - то огромный башмак, уже готовый опуститься на него, своего собственного, любимого и еще живого Ринса. Как всегда, не успев поймать за хвост ни одну из испуганно роившихся в черепушке мыслей, Ринс на четвереньках выскочил из-под ноги варвара- солдата. Тот даже испугался, увидев, что чуть не раздавил кого-то, не заметив в тесноте переулка. Постояв еще чуть и поглядев, так, на всякий случай, под ноги, Мал, а это был он, как вы, наверное, поняли, нагнулся и поднял туго набитый мешочек. - Деньги – определил юноша, подкинув несколько раз позвякивающий мешочек. – Надо бы отдать - подумал Мал - не дай бог застыдят. Как и все «варвары», попавшие в «большой» мир, он думал (иногда шел и краснел, казалось, без причины), что горожане лишь на него и смотрят, подмечая промашки, он один и есть объект насмешек для всех. Позже это назовут, может быть, комплексом неполноценности, но в те времена не только варвары, но и аристократы даже, слава богам, не знали таких слов. Простые же горожане и вовсе не замечали никого и ничего, что не сулило для них выгоды, либо не представляло опасности…
Догнав оклемавшегося верзилу Мал достал из за пазухи мешочек, потряс им и ткнул в его сторону пальцем. Верзила дернулся, было, бежать, но Мал прихватил его за грудки. Горе- налетчик сник и сунул руку в пояс. Внизу зазвенело. Мал ослабил захват и глянул под ноги. Этого было достаточно верзиле, чтобы вырваться и исчезнуть. На мостовой, прямо под Маловыми сандалиями поблескивало еще с полдюжины монет. Тертый, видно, калач оказался, решил таким способом освободиться, а может, подумал, что его грабят. Вздохнув, солдат сложил и эти монеты в пояс, и решил искать «маленького»- Видать, его деньги-то. Травяной ковер, редея, спускался по склону почти к самой воде. Самый же берег непрозрачной речушки был черен и гол. – Фр-р-р - из тени ветвей вспорхнули птицы, и улетели без единого вскрика. Из зарослей ивняка на берег выскочил крупный пес и начал отряхиваться, едва, кажется, не разваливаясь при этом. По крайней мере, вытянутая вперед голова и хвост, вихлявшийся совершенно сам по себе, готовы были зажить собственной, обособленной жизнью.
Благополучно (в целости) завершив эту процедуру, пес постоял в задумчивости, глядя то через реку, то куда- то вдоль берега, склонил лобастую голову и понюхал воду. Запах, видимо, внушал доверие, и зверь принялся лениво лакать. Напившись, пес вошел в реку и одному ему только ведомым маршрутом направился вброд. Сначала - вдоль берега, чуть удаляясь, дальше - два-три шага к середине, назад по течению, и, наконец, почти наперерез он вышел на противоположный берег, едва замочив брюхо. Снова постоял, понюхал воздух и, опустив голову, потрусил к селению, почти незаметному среди могучих древних лесов. Никем не замеченный, зверь добрался уже почти до крайней избушки, ютившейся у подножия стены, но откуда ни возьмись, появились еще две собаки поменьше. Выскочили с визгливым лаем наперерез, но, будто захлебнувшись, умолкли, осели на передние лапы, и, поджав хвосты, кинулись наутек. Вроде никого и не было этим ранним утром под стенами городка. Только, все еще расставив могучие лапы и упрямо склонив голову со страшно оскаленной пастью, громадный волк, а вовсе не увалень-пес, как показалось вначале, стоял на окраине росистого луга. Где-то за замшелой неприступной стеной уже слышались голоса. Городок просыпался. Волк неслышно скользнул за угол ближней избушки, перескочил к следующей одним прыжком, и попытался когтями открыть дверь. Плотно пригнанное гладкое полотно не поддавалось. Даже острому волчьему когтю не за что было зацепиться. Зверь рыкнул, развернулся и забарабанил по двери задней лапой. В избенке зашлепали босые ножки, и дверь открылась. Перед волком, прижавшись к косяку, стояла маленькая девочка с неоткрытыми еще со сна глазами. Волк укоризненно покачал головой и скакнул вперед.

Добавлено: Sun Jul 24, 2011 5:02 pm     Заголовок сообщения:

Запыхавшийся Ринс захлопнул за собой дверь и прижался к ней спиной. Ничего не понимая, стоял он, уставясь на завалы из вещей и мебели. Вопрос «Что случилось» Ринс перед собой даже не ставил. Яснее ясного - его обокрали. Унесли, надо полагать, даже листья чая - одного из южных кустарников, которые Ринс привез из последней поездки. Листья, попробовав настой которых люди менялись, листья, за которые отнюдь не самый богатый купец Алим, смуглый и горбоносый, давал неправдоподобную совершенно сумму, если бы Ринс соизволил их продать. Экс-волшебник (а впрочем, может ли волшебник быть бывшим?) зажмурил глаза и поднял голову, собираясь завыть с горя, но вою не суждено было родиться. – Стоит ли горевать?- спросил Ринс сам у себя и…улыбнулся, - он жив - здоров, с ним ничего не случилось.…Не случилось? Нет, случилось! Причем случилось давно и непоправимо - ОН РОДИЛСЯ, и все его неприятности вытекают только из этого. Если бы случилось нечто невероятное, и он в свой срок не появился бы на свет, вся причинно- следственная связь в мире (он и не осознавал до сей поры своего величия) была бы нарушена. Уж этого - то боги допустить не могли и вот он, пожалуйста, Ринс, собственной персоной. Он нужен кому-то, нужен для чего-то.…Для «чего-то» - Ринс поежился,- сколько в его не такой уж и длинной жизни было этих «чего-то»! И «Что-то» очередное рисовалось непонятным и тревожащим, даже, пугающим, как, впрочем, и все его мысли о будущем и воспоминания о минувшем. Но мысли - дело долгое, а времени на избежание «чего-то»- кот нака…наплакал. – Я же поделился с Алимом листьями, пойду, угостит он меня настоем, чай (так и назвали кустарник) и придумаю что,- Ринс еще раз с сожалением огляделся, выглянул за дверь, повернул голову налево, направо, шагнул на мостовую и кинулся бежать. Привычка, понимаешь!
Не сказать, что богатым было убранство барского терема: по центру светлицы - необъятный стол. Если бы пинг-понг уже существовал, то из одного этого дубового исполина получилось бы четыре, по крайней мере, теннисных. Во главе стола на резном стуле - огромной скамье со спинкой, опустив руки на подлокотники - двух выгнувшихся деревянных женщин с рыбьими хвостами, сидя спал великан, (живот точно уж мог бы принадлежать великану) пыхтя и похрюкивая.
Бочком, неслышно ступая, волхвы обошли стол и, не взглянув на спящего, исчезли во вдруг открывшейся в стене двери. Влетевший за ними заспанный детина с топором втянул голову в плечи, встал на цыпочки, увидав спящего хозяина и попятился, было, к выходу, но было поздно - великан потянулся, скрестил поудобнее ноги и промычал что-то нечленораздельное. Здоровяк с размаху грохнулся на колени и ткнулся лбом в пол. Некоторое время стояла мертвая тишина, потом со стороны стола вновь послышались всхрюкивания и стоны. Детина неслышно вперед задом все же выполз из светлицы и ухитрился бесшумно затворить дверь. И тут, мертвея от ужаса, стражник почувствовал упершееся в…то место, вперед которым он двигался, копье…
-Вставай, собака - замогильный голос, не оставляя ни сил сопротивляться, ни времени для размышления, парализовывал волю. Детина, по-прежнему стоя на четвереньках, выпустил из волосатой лапы топор, развел руки и попытался встать. Забыв выпрямиться, он рухнул вниз лицом, потеряв опору. Смех за спиной ободрил стражника - не все, похоже, так страшно.
-Ты, Тур, не в себе, что-то - голос был знакомый, и детина повернулся назад с глупой улыбкой.
-Дедушка Белосвет, в чем я перед тобой провинился, что так шуткуешь?- и снова, еще глупее улыбнувшись, попытался припомнить, не дал ли где промашку.
Высокий белый, не поворачивается язык сказать- «старик», напоминающий больше воина, чем волхва, лукаво улыбался, сжимая узловатыми пальцами посох. Впрочем, словом «посох» трудно назвать предмет, вооружась которым одному смело можно выходить на ватагу лихих людей. Позади Белосвета, держась за его плечо, стоял второй волхв, широко расставив ноги. Тур поежился - широкие плечи, не по-стариковски густые, белые волосы туго обхватывает медный обруч, кустистые брови нависают над глазами. Голос, так напугавший его, принадлежал, похоже, этому волхву. Волхву ли? Посох, не меньше Белосветовского, он держал за середину не перед собой, а чуть сбоку, на манер копья. Стоял и глядел не моргая - Тур было занервничал под его взглядом, но присмотревшись не увидел в глазах незнакомца зрачков - волхв был слеп. - Не гляди слепому в глаза - голос возник как бы сам собой, из воздуха, Тур готов был поклясться, что губы волхва не шевелились. – Выйди наружу, постой там и зайди опять,- Тур молча кивнул. – Делай, как сказали!- это уже Белосвет,- И, знаешь, лучше будет, если ты нас не видел,- Тур сделал глотательное движение и, пятясь (что за день такой?) исчез.
Старательно топая, стражник честно дошел до крыльца, вдохнул свежо бодрящего (слово «экология» тоже выдумают тоже гораздо позже невежественные люди, неспособные иначе объяснить действие лесного воздуха) воздуха и, поднявшись снова наверх, не нашел и следа волхвов. Даже в светлицу решился заглянуть, тихохонько приотворив дверь. Великан все еще спал, только голова его склонилась набок сильнее. Тур моргнул, закрыл приоткрытый нелепо рот и начал прикрывать дверь - Скри-и-ип. Спящий гукнул во сне, убрал руку со спины русалки, отчего та, даже выпрямилась, и всем телом склонился набок. Туру казалось, что сердце бьется где-то в икрах. (На самом деле тряслись поджилки) Он дождался окончания передвижений великана, и все-таки сумел почти бесшумно закрыть дверь. День выдался с утра все же недобрый: не успел Тур дойти до лавки, где хотел сладко вздремнуть после переживаний, как из светлицы донесся страшный грохот… …Высокая румянощекая дева, счастливо улыбаясь и поблескивая очами, потянулась к нему сочными губами. Гостомысл наклонился громадным телом в ее сторону, протянул навстречу лапищи и…рухнул с резного трона. Рыча он, задрав голову, чтобы кровь из разбитого носа, не дай бог, не залила заботливо чесаную бороду, растопырил руки и кинулся к двери. Дверь же, вдруг, тоже со страшным ревом, прыгнула на него. Великан замер и опустил руки. По-прежнему завывая голосом Тура, дверь впечаталась в крупное тело. Удар, второй.… В стене светлицы появилась щель. Несколько глаз (не пар глаз, а просто глаз), один из которых был без зрачков, из приоткрытой потайной дверцы всматривались в тишину светлицы. Где-то под полом чуть слышно терла лапками мордочку мышь, в углу шелково поскрипывал, выпуская паутину, паук.… На полу стояла стоймя тяжелая дубовая дверь. По обе стороны от нее, подпирая могучими ступнями, лежали навзничь два тела, одно необъятнее другого. Голова Гостомысл и старший стражник Тур, лыбясь лежали без чувств. На какое- то время заботы и переживания были выбиты из их крепких голов. – Эх, ладно бы стражник, а то и голова у нас без головы,- со вздохом произнес кто - то из закрывающейся дверцы. Спать хотелось ужасно, но сон, хоть ты лопни, не приходил. То есть, он, конечно, был, блуждал где- то рядом - Ринс чувствовал его близость - но орава чумазых, полуголых бесенят, балаболящих и суетившихся, не только сон, а и саму Смерть (или самого) смутили бы и заставили отступить…
Не в первый уж раз волшебник, так представил Ринса домашним хозяин, чтоб не допекали (эффект же был совершенно обратный) слишком, принимался за еду. - Перекушу, разомлею, и сморит меня сон - тщетно надеялся он, поглощая огненный настой душистых трав, сладкий и заставляющий обильно потеть под пыльным балахоном. К чаю полагалось и подавалось, кстати, стараниями несравненной Бутагоз - самой драгоценной ценности купца - огромное количество разнокалиберных баурсаков и засахаренные фрукты. Больше на купеческом столе Алима не было ничего. Впрочем, иногда не бывало и этого. Сам хозяин полулежал рядом, опершись на локоть. Он безмятежно дремал, изредка отхлебывая из пиалы, казалось, не просыпаясь. Так же он и отвечал на реплики Ринса - в приятной полудреме.
Человек его сословия, по законам своего народа, обязан был: заниматься торговлей, невзирая на степень выгодности оной (этим Алим как раз и занимался); иметь хотя бы двух жен, пару мулов и с полдюжины ребятишек (тут тоже, практически, порядок- красавица- жена, два осла, ребятишек же…Алим так точно и не знал, сколько же их, тем более у некоторых из них было по несколько ласковых имен). Обязан был купец уметь долго и красиво говорить, иметь гладкую, хной крашеную бороду и черного слугу. А вот этого всего у Алима не было, но понятие «комплекс» было ему чуждо (да и слова такого,
повторим, еще не выдумали, слава богам). Живя на чужбине, он считался на родине своей удачливым и уважаемым человеком, и сотоварищи его, приезжая, считали честью и долгом поселяться под его крышей. Они распродавали товары, долгими пьяными ночами рассказывали о жизни в городе его детства и уезжали. Только Алим поправлял свои дела и начинал расторговываться, наезжали очередные гости.…В один прекрасный день, не наевшись досыта за столом друга, гости съезжали на постоялый двор, а отторговавшись - уезжали не попрощавшись…
Ринс прищурился, будто задремав, и из под полуопущенных век уставился на хозяина. Крутые плечи под старым халатом, тонкая, жилистая шея, голова - небольшая, с залысиной спереди до самой, почти, макушки. Нос Алима горбинкой, но не хищный, не орлиный, а гордый, тонкий нос был снизу украшен усами. В общем, он походил…- Ринс вздрогнул - Нет, не может быть, и еще пристальней стал вглядываться в лицо друга. Губы, самый обычный рот, короткая бородка, почти всегда улыбается.…Когда довольно, а чаще печально как-то…- походил на изображение одного из богов, виденное Ринсом где-то в странствиях по свету.
-Почудится же такое - Ринс сглотнул комок и окончательно простился с надеждой поспать. Раздвигая плечами толпу, большой человек шел, будто корабль среди плывущих льдин. Высокий рост и голые руки, способные, кажется выжать воду из камня, весьма способствовали быстрому продвижению незнакомца, а незнакомец этот был, как вы видимо уже догадались Мал. И шел он по адресу, указанному уличными попрошайками, людьми вездесущими и все про всех знающими. За небольшое от Мала вознаграждение, оказавшееся, впрочем, раз в десять больше их дневного заработка, они немедленно рассказали гиганту кто есть, чем занимается и где обитает «бедный смешной коротышка». Не считая пары неадекватных пьяненьких троллей, спихнутых в канаву, сошедшего с ума быка, выпрягшегося от страха из повозки и умчавшегося невесть куда, и ведьмы, еле успевшей выдернуть полу плаща из-под ножищи гиганта, никто из горожан не пострадал за время Малова скитания по тесным улицам. Уже часа два спустя бывший воин стоял перед входом в Ринсово пристанище.. Сорванная дверь криво висела на одной петле, скрипя и покачиваясь от могучего дыхания Мала. Комната была мало того, что пуста, но перевернута и разграблена.
-П-Ф-фу-ф-р - Мал выпятил губы и фыркнул, изобразив при этом жест, при виде которого городские скромницы не остались бы равнодушными. Дверь не смогла вынести такого чудовищного возмущения атмосферы и с грохотом гробанулась наземь, едва не на носки возмутителя. Еще миг Мал постоял, вглядываясь внутрь, а потом резко шагнул в комнатку и быстро нагнувшись что-то выхватил из груды разбитых полок и табуретов.…Это нечто оказалось внушительного размера сундуком, украшенным сотней босых, не всегда чистых пяток. Выбрал же гигант сей предмет не из за странного его дизайна, а лишь потому, что тот был единственным целым предметом, достаточно крепким на вид и годным для сидения. Хотелось юноше подкрепиться и подумать. Оба этих дела лучше делались, почему-то, сидя. И причем оба вместе: чем сытнее обед, тем плодотворнее работа мысли. Быстрее, чем были прочитаны эти строки, Мал поставил сундук в буквальном смысле «на ноги» и уселся сверху на крышку. Сундук крякнул. Мал открыл рот и привстал. Сундук…облегченно вздохнул. Мал ошалело посмотрел вокруг - не скрывается ли кто в обломках утвари, не нужна ли кому помощь. Нигде никого не было, гигант рассеянно хмыкнул и снова брякнулся на крышку. На этот раз ему послышалось уже не безобидное кряхтенье, а высказывание, которое в краях, населенных Маловыми соотечественниками, не подобает слышать женщинам и детям. Мал проворно вскочил, схватился за крышку сундука и рывком попытался распахнуть ее. Сундук заревел от боли и обиды, открылся…но оказался пустым…
Следующие несколько минут описывать Мала смысла нет - он стоял, выпучив глаза и раскрыв рот, пока создание, коварно прикидывавшееся до этого сундуком, осыпало его ноги пинками, плевалось из замочной скважины, гнусно ругалось и шипело. Несколько отведя душу и, видно, придя в душевное равновесие, сундук начал жевать полу пыльного солдатского плаща, но, скривившись, плюнул и дотянулся до котомки, висевшей на плече солдата. Мал частично очнулся, схватил лямку котомки обоими руками и судорожно дернул к себе. Котомка скрылась внутри довольно заурчавшего сундука и Мал, державший лямки, опрокинулся навзничь от неожиданности. Он сидел на куче обломков с таким же выражением лица- глаза выпучены, рот открыт - и смотрел на обрывки лямок в руках. Сундук не торопясь, подошел, приоткрыл крышку и «прикусил» лямки. Сделал несколько жевательных движений и кисти Мала оказались прямо у «рта». Солдат быстро отпустил обрывки и спрятал руки за спину. Глотательное движение - и «рот» закрылся. Мал, наконец, свой рот тоже закрыл, и, казалось, в первый раз с интересом посмотрел на сундук.
-Кис- кис - позвал он и поманил предмет пальцем. Тот подошел и потерся боком о бедро юноши. Внутри сундука что-то шуршало и урчало. Мал, ладонью одной руки сделал поглаживающее движение, а другую завел сбоку и неожиданно схватил сундук…
Клаус Горбатый, зарабатывающий на жизнь, добывая старые вещи на свалках и пожарищах, ремонтируя и продавая за гроши, так, что очередь на него и его товары расписана на месяцы вперед, уже было прошел мимо, но остановился и присмотрелся. Комната Ринса, перед дверью которой он стоял, вернее, перед местом, где она, дверь, должна бы висеть, была разрушена, разбита, разбросана.
- Похоже, Ринс съехал, а комнату разорили грабители - подумал Клаус, и только собрался шагнуть внутрь, как стена рухнула, раздался вопль, потом еще один, но другим голосом, и на узкую улочку вывалился неправдоподобный, огромный человечище- тролль выглядел бы рядом подростком. Одной ручищей человек тащил за открытую крышку огромный же сундук, другой зажимал свои…другую держал где- то между ног. Голова Горбатого закружилась, он сел на мостовую: оба они, и сундук и человек, отчаянно орали и выли. Голоса их то накладывались один на другой, то расходились, словно сильно нетрезвые горцы пытаются спеть друзинскую песню.

Добавлено: Mon Jul 25, 2011 5:26 pm     Заголовок сообщения:

В своей лавке купец Алим сидел один. С утра, почитай, никого не было, к полудню накормил несколько человек, маленько заработав, а сейчас, когда уж и домой пора, вошли, нагибаясь в дверях, неведомого обличья старики. Высокие ростом, в белых, подпоясанных дорогими поясами рубахах, шапках, делавших их еще громаднее и дорогой кожи сапогах. Алим вскочил с подушек и поклонился вошедшим.
- Гость в моей лавке убогой - хозяин - выпрямился и, оказавшись по грудь ближайшему бородачу, снова склонился Алим. Сердце его затрепетало радостно, предвкушая щедрость посетителей.
- Слышали мы, хозяин, напиток твой заморский больно уж хорош - стоящий впереди бородач сказал несколько слов на своем языке спутникам, и те закивали согласно и заулыбались. Алим еще раз глянул на гостей и те перестали вдруг казаться страшными. Ну, ростом великоваты, ну, лица позарастали, нос да глаза на виду - а заместо остального – волосы. Ну, посохи в руках - у иного копья ратовище тоньше, а ведь улыбаются и радуются чему-то, чисто дети…
- Для гостей иноземных чайку настою, лепешки огненные, с пальцами съедите, обещаю, сласти-мласти - млеть от восторга будете - Алим уже стаскивал цветастый ковер с кованого сундука - Прикажут благородные купцы - пошлю за сыром, за мясцом…Алим не очень комплексовал, догадываясь, конечно, что иноземцы ни слова не понимают из его речей.
Передний бородач на своем странном языке снова говорил что-то землякам, и те снова соглашались, кивали и улыбались, но Алим не прислушивался, хлопоча. Да, день, похоже, удается! Сколько же можно заработать, накормив таких великанов - он подвесил над очагом котел, спешно раздул пламя и вытер слезящиеся от дыма глаза.
-Милости прошу отпокушать - наобум вытащил из памяти и стал ждать результата.
-От те раз, Путята,- один из бородачей стукнул посохом об пол. (Где то в подполье умерла от страха крыса и стукнулась вмиг поседевшей головой о землю еще одна). - Он по-нашему разумеет! Что началось тотчас! Алим был уже и не рад, что «угадал» с языком. Все гроссы, обступив его, что–то весело кричали, лезли обниматься, хлопали по плечу, и устоять на ногах купцу удавалось чудом, и то лишь потому, что куда бы он после этих шлепков не отлетал, всюду были они – «дети – великаны». Снова и снова похлопывания сменялись поцелуями, далее шли объятия, тормошение, прижимания к груди на грани удушения.…Поняв наконец, что хозяин так и будет молча пучить глаза и улыбаться (а может и просто истратив лимит нежности) гости унялись.
- Не, Садко, не знает он языка нашего – тот, кого называли Путятою, отвязал кошель, высыпал горсть монет в толстую глиняную миску и пододвинул Алиму.
- Давай нам, хозяин, вина сладкого хмельного, лепешек твоих огненных, да сластей заморских. И сам садись с нами «отпокушать», немного ты по-нашему разумеешь, а вот угодил честной компании, так угодил - гости захохотали, тряся бородами.
Попроси кто Алима рассказать, что же было дальше в тот вечер, он бы и не вспомнил сразу. В памяти сохранились только некоторые эпизоды пиршества. Он не помнил, сколько иноземцев пришло в его лавку, не знал, каким образом и откуда за остальными столами оказалось такое множество различного люда, в углу у огня застыл даже, раскрывши рот, любопытствующий тролль. (Гости же и вынесли его утром на улицу, чтобы не мешал убираться.) Нетрезвые, гроссы стали еще наивней, но все же удивлялись и не хотели верить, что он пришел сам. У них на границах, сказывали, таких троллей, правда поменьше ростом, называют каменными бабами, (тролль свирепо вращал зрачками и еще более тупел, каменея от злости) но они не живые (тролль гнусно выругался на нескольких языках, на всякий случай, грозно напряг мускулы и окончательно потерял сходство с человеком). Хорошо хозяин помнил только момент, когда по команде старшего - Садка - втащился дюжими парнищами сундук, едва ли не более его, Алимова сундука, и был открыт. В белых с черными крапинами сосудах (ТУЕС,кажется) из непонятного легкого материала- янтарный, ароматный мед . Слаще любых фруктов и шербетов. Долбленые емкости полны поблескивающей «ИКРОЙ» - рыбьими яйцами. Алим впервые узнал тогда, что и рыбы бывают разной расы- красные, черные и белые. Когда один из гроссов, крякнув, единым ударом высадил у бочонка днище остальные, загоготав одобрительно, потянулись невесть откуда взявшимися кубками весьма солидных размеров к разливальщику. - Ой, прости, хозяин - поклонился в пояс Садко - коли вера твоя или гостей твоих….- он обвел взором пестрое шумное сборище незнакомых, но держащихся, будто давно знают друг друга людей - не позволяет слушать такого. А только не моя это былина. Зодчий один именем Олег посвятил ее подруге своей Настене. После же него всяк ее на свой лад пересказывает. Чернобородый, похожий на Алимова соплеменника, высоченный гросс подал Садку ярко раскрашенный короб и тот пристроил его на коленях. За столами воцарилось молчание. Садко тронул струны рукой и зажурчал ручей, зашумели волны морские, набегая на берег, загудел ветер, шелестя в листве берез.… Ни один инструмент в Полисе, ни, даже, в Морпорке, такого голоса не имеет. - В нашей земле или за морем? В дальние года или наши времена? Было это или не было, но все об этом помнят и рассказывают так:- сказитель покрутил что-то в коробе и вновь тронул пальцем струны. Звук был совершенно другой. - В богатом торговом городе правил мудрый Челай. Честных купцов привечал, и порой за то получал. Довольны были и горожане, жившие в достатке и процветании, довольны и купцы, множившие состояние. Милостив был и князь к Челаю-пополнителю казны, радетелю блага страны. Но пришла беда, какой не ждали, напасть из чужедальней дали. Из степи грозный Кукуй, да брат его жадный Обалдуй. Сели на тракте, недалеко от города и не пускают караваны торговые. Думал Челай, думал, плешь чесал, да богатыря Гаврилу на разборки послал. Пришел Гаврила к разбойникам, стал грозить и просить, умолять молодцов, мол, пропустите вы, люди добрые, купцов. А те ему, богатырю, в ответ, де пришлет Челай серебра бадью, восвояси уйдем, а иначе - нет. На коня Гаврила вскочил и к Челаюшке поспешил. Бадью серебра отослал Челай Кукую да Обалдую, отослал одну, а вторую, - Садко озорно глянул на слушателей и погладил расписной музыкальный короб. Сидящие, гроссы на своем странном языке, а остальные - жестами, стали просить продолжить повествование, хотя большая часть посетителей и не понимала, о чем же шла речь… . - Вторую - Гавриле, за службу верную, за подвиги беспримерные,- сказитель еще раз подстроил инструмент и снова немудреная мелодия залила все вокруг. - Много ли, мало ли времени прошло, и опять напасти. И опять они, хищные и алчные Кукуй да брат его Обалдуй. И вновь на той же дороге, наглецы.- Садко произнес непонятное для негроссов выражение, и захохотали, заржали сперва гроссы, а затем, заразившись их веселостью, все присутствующие. Первые же слова Садка, однако, заставили слушателей замолчать и скоро все опять внимали рассказчику. - Решил Челай не поскупиться, снова шлет Гаврилу серебром откупиться. А братья-тати серебра не берут и торг с Гаврилой не ведут. Вот заместо богатыря Гаврилы шлет Челай витязя Вавилу. Приехал Вавила к разбойничкам, просит, пугает и тоже умоляет: ну пустите, детушки, купцов! А те ему в ответ, мол, нет!- Вези-ка нам, мил человек, бочку вин хмельных, да наряды мехов дорогих. Вернулся Вавила(.удила) к Челаю, рассказал, что братья желают. Тот бочку вин заморских, да наряды соболей загорских вымогателям отправил, и Вавилу милостью не оставил. Одарил за дипломатию винами да соболиным платьем… Садко перестал перебирать струны и поднял руки - сколько времени плывем! Отвыкли руки от гуселек – то, все больше весла в руках. Он встряхнул кистями и…
- Снова потекли товары на городские базары. Купцы богатели, вовсю восхваляя мудрого благодетеля Челая. Но скоро хорошие времена пролетели: опять разбойники на дороге сели. Поставил Челай Вавиле задачу. Дал мехов, вина, да двух коней впридачу. Прибыл Вавила к разбойникам, поклонился, дары поднес, стало быть, да начал разговоры говорить. – Пустите – говорит - купцов, пусть торгуют. А те уперлись и ни в какую! Вина насосались и от даров отказались. - Скажи – отвечают - Челаю своему, что шубы его нам весной ни к чему, коней и у ваших купцов табуны, да и деньги тоже в степи не нужны! Пусть шлет Челай к нам дочку- красавицу, и мы уйдем, если она нам понравится. Рассказал хозяину об этом Вавила, чуть умом не повредился мудрила. Три дня думал, и что, пес, придумал: кликнул клич - кто сможет дочку спасти, тот бери из казны, сколько можешь снести. И пошли к нему толпою мудрецы, потянулись отовсюду удальцы. Всяк свою мысль излагает, а время не стоит, убегает, купцы убытки несут, а выхода все не найдут. Сидел Челай, кручинился, но пришла дочка Машка, да не одна, привела холопа Ивашку.
-Смотри – говорит - Отец-родитель, вот мой друг и освободитель. Что делать, велел отец того одеть-обуть, подарил кобылу и отправил в путь….- Садко поперхнулся, несколько раз кашлянул, склонив хитро лицо вниз, и взглянул на виночерпия. Тот вскочил и вздыбил над головой ручищи - Смочим, смочим былину, други!- И опять потянулись грубые, словно резаные из камня и дерева, жилистые руки с кубками к бочонку. Алим старался подражать гостям - так по сердцу пришлись ему эти сильные, мужественные дети. А кто же еще? Галдят, орут, сказки, вот, слушают, задаром всю корчму кормят- поят. Кубок, всунутый ему в руки, Алим пил по гросски - залпом. Потом было тепло, весело, беззаботно. Даже окончание былины, кажется, понял, на гросском, причем, языке (вот что меда заморские с человеком творят! А если выпить больше?) - Приехал Ванюшка (какое странное варварское имя) к братьям и говорит - рассказчик и сам, видимо, принял больше положенного, а может, виноват долгий путь и коварная морская качка (…а потом я отравился ржаным сухариком). Слова как то вдруг перестали выговариваться, пальцы Садко начали цепляться за несколько струн одновременно и инструмент был отложен в сторону. Несколько гримас, однако, вернули губам сказочника подвижность, и сказитель снова взялся, было, за гусли. - Умерла так умерла - вынес он себе приговор как музыканту через несколько аккордов и вновь положил инструмент на лавку. Спутники его загоготали, попытались высказаться по поводу, но их языки отказались служить им еще раньше, и только что-то похожее больше на мычание наполнило лавку. Садко возмущенно выпятил губы - Да завсегда - сказка продолжилась… - Эт - та вы, говорит, дочку Челаеву хотите, стало быть, в эти нало…прислужницы? Ага – осклабились те. А ... в … не хотите? (Алим заучил эту фразу, мгновенно превратившую полусонную толпу иноземцев в хохочущих и бешено стучащих по столам и друг по другу обезьян)- прищурился Ванюшка. Пи… идите, пока здоровы, ради бога, пожалуйста, люди добрые!- кланяется им в пояс, а сам уже кастет из-за пазухи тянет. Толстые братья видят такое дело, чуть в штаны не наклали (зачем в штаны-то, какие эти варвары глупые) и наутек. Большие, страшные, а драться то им, почитай, по настоящему и не доводилось.- Садко сделал довольное лицо и продолжал - И потекла жизнь в городе как прежде.- Алим глянул на купцов - половина их только что неистово радовавшаяся смелым речам Ваньюшки снова погрузилась в пьяную дрему.
- И как же жирный, то есть мудрый Челай Ваньку наградил? Интересно, да? Выслушал и велел высечь на конюшне. Нам, говорит, такой «политес» не надобен. Что, молвит, про меня прогрессивное человечество думать будет. Вот и думай сам, есть ли справедливость на земле!.. - Хитро прищурив умные глаза, рассказчик обвел взглядом слушателей. Часть дремавших подняла головы - А есть! Есть правда божья!- Все открыли глаза - Не конец еще моей истории. Крепко парня запороли, слег Ванька и забрала его к себе кто? кто…правильно – Машка - Челаева же дочка. (Мариам – перевел Алим на свой лад) Уж лечила- перчила, заботилась- охотилась, да и озаботилась,- Руки садко изобразили огромный живот.- Теперь старик - Челай все свободное время проводит с внуком. И любит он Челайку младшего, Челай Иваныча, ни в сказке сказать, ни пером описать, больше самой жизни. Учит сам грамоте и государственным делам - «политесу». А зятя Ивана до дел так и не допускает, да тому и не корыстно, у него на конюшне и своих делов навалом. Да еще и Машка - у них же любовь уж сколько лет…
И скалились-«склабились» толстопузые губастые парнищи-джигиты, почесывая пухлые зады…И хитрые богатыри Вавила и Джебраил- Гаврила,отдалившись для порядка от городских стен, поворачивали с дарами для разбойников к своим поместьям.…И упоительнейшие ночи лечения чаровницей Мариам запоротого «Ваньюшки».…И еще много чего смешного, страшного и будоражащего воображение являлось хмельным очам Алима, а может нетрезвый мозг благодарил хозяина за прекрасно проведенный вечер, иллюстрируя, образ за образом, былину чужеземца.
А вскоре и сам мудрейший Челай, откуда ни возьмись, возник перед купцом и неуверенным, дрожащим голоском, страшно вращая при этом глазами, пропищал - Приветствую тебя, почтеннейший Алим, в твоей лавке.…
Алим хотел было вскочить перед таким важным гостем, руки его сами собой принялись подметать стол, опрокидывая посуду, он вскочил, открыл глаза и увидал Ринса, старого своего приятеля, съежившегося и казавшегося меньше чем обычно.

Добавлено: Tue Jul 26, 2011 5:29 pm     Заголовок сообщения:

Каким – то восьмым-девятым чувством, Клаус понял, что в самом воздухе, окружающем странную парочку, попахивает выгодой, весьма, причем, немалой. Второй же аромат удерживал Клауса от скоропалительных неосторожных действий, и этот- второй запах был запахом неприятностей, тоже не самых мелких. Но Клаус перестал бы быть известным всем Клаусом Горбатым, если бы не рискнул.
- Господин, господин!- заорал он, бросившись к гиганту и пытаясь на ходу найти его слабое место - Этот сундук…(кажется, можно нажать на сентиментальность, некоторые варвары- чужестранцы - они как дети.) Это сундук - он закатил глаза и сложил молитвенно руки - это сундук моей покойной тетушки! Любимой моей тетушки - слеза послушно скатилась из глаза (одного почему-то) Последняя память…сундук…тетушка – Клаус бросил в карман гиганта несколько монет и попытался обнять сундук, ощупывая добротную древесину. – Целое состояние - он готов был прослезиться всерьез. От избытка чувств (или от сильной любви к выдуманной тетушке) Клаус еще раз поцеловал сундук, который уже считал своим, а затем впился в него зубами… Мал долго не мог понять, куда девался суетливый человечишка, только что лопотавший что-то на непонятном языке и бившийся головой о плененный им, Малом, сундук. Деревянное чудище, взмахнув крышкой, подбросило того в воздух, само подпрыгнуло и развернулось в полете. Приземлившись, захлопнулось и неторопливой рысью направилось прочь по улице, до неприличия мало внимания обращая на шарахающихся прохожих. Солдат пару раз подпрыгнул на пятках, потрогал…ну, место, прикушенное крышкой хищного злодея, и широким шагом последовал за беглецом.

Втиснувшись в знакомую лавку, неслышно, не скрипнув даже дверью, Ринс изумленно застыл. Товарищ его, купец Алим, посапывал, сидя за столом, уткнувшись горбатым носом, блестящим от пота, выступившего крохотными капельками, в блюдо с мясом. Тонкие жилистые руки с длинными узловатыми пальцами обнимали внушительных размеров полупустой бочонок. Ноги, босые и грязные, торча из коротких штанин, попирали красные сапоги тончайшей кожи. Сапоги были явно нездешнего пошива и стоили, наверно, целое состояние. На столе в беспорядке стояли и лежали разнокалиберные миски, тарелки и кубки, большей частью пустые, либо ополовиненные. Рядом со столом…Ринс замер, боясь пошевелиться…стоял до боли знакомый предмет. - Приветствую тебя, почтеннейший Алим, в твоей лавке - произнес несмело Ринс. Произнес и осекся. А может, это богатство, что Ринс видит наяву, на самом деле лишь Алимов сон, и разбуди его кто, сокровища немедленно исчезнут? Уж при Ринсовом – то везении и не такое еще может случиться. Алим вздрогнул, во сне заелозил руками по столу, отчего монеты (ну вот - Ринс сразу взмок) начали исчезать - попросту падали на пол. Наконец купецоткрыл глаза и радостно развел руки - Дружище, что я тебе сейчас расскажу - и замер, ошарашенно, обводя глазами стол, полы и всю свою лавку, будто не узнавая. Он не понимал, почему без присмотра оставлено столько добра, и куда исчезли гости.
– Что бы я тебе, драгоценный друг мой рассказал…но … - Алим снова обвел глазами лавку, пожевал губами - но сам ничего не понимаю и почему-то не совсем хорошо себя чувствую, да и так что-то плохо помню вчерашнее.… Да проходи же ты, проходи, долгожданный мой друг, и все-таки услышь из моих, желающих назваться честными уст путаный, но правдивый и искренний, надеюсь, рассказ. Услышь, Ринс, что я, недостойный, сохранил для тебя в памяти моей… - Подожди, друг мой - Ринс вытянул руку и раскрытой ладонью уперся Алиму в грудь. – Хочу кое что у тебя спросить. Заходил я к тебе домой, но несравненная Бутагоз сказала, что ты всю ночь потчевал в лавке гостей- чужестранцев, посылала она к тебе детей - они ей и рассказали. Рассказали они и что гости, сытые и довольные, расплатившись с тобой тем, что ты вокруг видишь, поставили сундуки на шесты, и на плечах унесли из лавки. Так?- маленький волшебник с надеждой во взоре смотрел на купца.
- Э-Э-Э, очевидно, о проницательный друг мой,- в голосе Алима не было и намека на уверенность, но он с готовностью утвердительно закивал головой,- Скорее всего так.
- А что же тогда за сундук стоит перед столом у тебя в лавке? – Ринс осторожно подошел к сундуку. – Явно он мне что-то напоминает.
-Да, о внимательнейший из друзей, это сундук чужеземцев,- встав, Алим тоже приблизился к оставленному сундуку.- Давай заглянем внутрь, о благоразумнейший Ринс,- и Алим потянулся к крышке.
Ринс свел глаза к переносице и стоял, шевеля губами, будто вспоминал что-то, или повторял про себя. Он склонился ниже и разглядывал сундук. Ног, шлепая и загребая которыми монстр исходил вместе с Ринсом не одну сотню миль, не было. Громадной щербины- следа одной из стычек – тоже не наблюдалось. Но каким-то он все-таки был похожим, хотя нечто в нем пугало и настораживало. С другой стороны, со своим сундуком Ринс как раз всегда держался настороженно, невзирая на долгое знакомство, или наоборот, благодаря ему. ( Не будем о съеденном пуде соли - на глазах Ринса тварь глотала предметы, в смысле особи и покрупнее)
- А знаешь, почтеннейший Алим, полагаю нам лучше не трогать, оставить в покое этот… А-А-А...дь! - Алим, не дослушавший друга, уже размахивал вмиг раздувшейся побелевшей кистью. Он бросился прочь от сундука, сбив замешкавшегося Ринса, и хлопнув дверью, выскочил из лавки. Опрокинутый волшебник лежал, уткнувшись носом в пол (на чистоту и не претендовавший), шмыгал разбитым носом и, на всякий случай, не шевелился. Прошла минута, прошкандыбала другая…Похоже, никто не нападет. И никаких подозрительных звуков, только какие-то негромкие частые шлепки. Заскрипела дверь. Возможно, заглянул Алим поглядеть, что же случилось с другом. Ринс нашел в себе смелость открыть глаза. Открыл и рывком вскочил с пола. Таким же рывком отворив дверь, в лавку ворвался Алим и схватил Ринса в охапку. Вытаращив зенки и раскрыв рты оба пялились на хлопающий крышкой и грозно скалящийся сундук, который семенил, отталкиваясь сотнями плавничков- ласт, оставляющих на полу слизь.

Добавлено: Wed Jul 27, 2011 6:01 pm     Заголовок сообщения:

Тихий залив, где стоял корабль гроссов - большая ладья со смеющейся конской головой на носу, был укрыт от ветра более чем надежно. С одной стороны белый скалистый берег высоко поднимался над водой, по другую - лес мохнатыми вершинами тянулся к облакам. Паруса подняты, весла сложены у бортов, щиты на местах - по бортам, словно колеса трамвая. Корабль дремал, и море тихонечко, не нарушая его покоя, покачивало и судно, и команду. Охранники тоже беззаботно дрыхли, не тревожась ни о чем во сне. Со стороны леса донесся вдруг птичий гвалт, и стая закружилась над деревьями. Один из лежащих на палубе пошарил рукой вокруг себя, нащупал громадных размеров арбалет и только после этого открыл глаза и сел. Поморщился, потряс головой и свободной рукой дотянулся до пучка стрел, немногим поменьше копья каждая. Птицы все кружили над лесом, суматошно оря со сна. Охранник встал, пнул ножищей спящего рядом и натянул арбалет. Потревоженный замычал, но не проснулся. Арбалетчик повторил пинок, уже сильнее.
-Ну, это, чего ты, Онцифрор - лежащий обиженно забасил, рывком принял сидячее положение и вытащил из под …ну, почти из под спины секиру, потрясающих воображение размеров. На ней он, видимо, и спал, побежденный очередной чаркой.
- Чего, чего. Идет кто-то по лесу. Иди, молодежь буди. Бегом!- Тот, кого назвали Онцифрором, был, видно, за старшего в компании и привык к послушанию подчиненных. Человека же с громадной секирой звали Эрик, как и всех мужчин в их роду. Как и всех, носящих оружие в их краю. Возможно, это было вовсе не имя, ведь их звали еще и по-другому: Эрик - две руки, Эрик- стрела в ж…, Эрик, почти умеющий читать, Эрик лысый….В суровых северных землях - он был варог - имя человеку давали по личным качествам. Быстрее, чем были прочитаны эти строки Эрик, (Эрик - большая секира - видите, как все просто!) не надевая даже сапог, сиганул через борт и пеня воду ринулся к берегу. За валунами на берегу, уже проснувшиеся, сидели младшие охранники - трое безусых парней с тонкими длинными саблями, и вглядывались в лес. Перед одним из них лежал лук, двое других имели: один - обитый стальными полосами тяжелый щит, другой - сулицу с хищно блестевшим широким наконечником. Наблюдение их длилось недолго, Онцифрор с ладьи заорал успокаивающе:- Это наши, наши идут! Парни встали и двинулись навстречу. Возвращались старшие, уходившие намедни в ближайший городок, были там, дескать, кое какие делишки. Они, старшие- то, особо много не скажут, а спрашивать их как-то по возрасту не положено. Весело галдя, шли беспечной толпой, мало заботясь об осторожности. Впрочем, это было излишне - об их безопасности позаботилась природа. (Но не о безопасности безумцев, рискнувших бы на них напасть) Как на подбор высокие, широкоплечие, заросшие дикими, страшными бородищами, аки тати какие. У кого то возникнет мысль напасть на таких! Вдобавок - на поясах у всех широченные мечи, либо топоры, неподъемные среднему человеку. Даже у стариков замшелых посохи не тоньше ратовища. Четверо несших на шестах огромный (и все-то у них огромное!) сундук, с готовностью передали свою ношу подоспевшим навстречу парням, и вскоре вся группа были на корабле. Ко всеобщей радости охранники за ночь не смогли допить бочонок меда. За считанные, (очень правда быстро) минуты оплошность охранников была исправлена. За несколько следующих минут, тоже быстро пролетевших, среди товаров была найдена и вытащена на палубу бочка другая. Отплытие тут же решено было отложить и трое безусых, как самые молодые, снова отправлены было на берег, к своим валунам, где не погасли еще угли их ночного костра. С корабля им вслед доносились хмельные голоса, смех и песни, исполнявшиеся всеми хором, причем не обязательно каждый пел ту же, что другие. Скоро ушедшие на берег перестали расстраиваться, что именно их снова отрядили охранять подходы к ладье. Они, как самые неопытные, останься на борту, скорее всего, повредились бы умом от подобной какофонии.
Птицы, поднявшиеся над деревьями, и усевшиеся снова досыпать на ветки, да и другие, имевшие несчастье ночевать близко к кораблю, поняли, что досидеть до рассвета спокойно вряд ли получится. Тысячи их взмыли в небо, запели, загорланили, захлопали крыльями, и началось на отдельно взятом побережье досрочное утро…
А в лавке, где мы оставили наихлебосольнейшего нашего Алима (на рынке все уже знали и пересказывали на все лады историю о том, как он всю ночь потчевал тысячу великанов- чужестранцев, каждый из которых съедал целиком овцу и запивал ведром вина.) и его быстроногого друга Ринса, чей балахон, дабы не мешать основному занятию хозяина - спасению своей шкуры, был оборван выше колен, шло настоящее побоище. Сам Алим, хлюпая разбитым носом, поднимался с пола и снова и снова, вытягивая в прыжке длинные руки, кидался на сундук. Коварная же тварь, в свою очередь, то взлетала, то отпрыгивала, избегая захвата упорного купца. Маленький волшебник, назовем его так в очередной раз, впервые в жизни сменил амплуа: чуть присев и растопырив руки, он семенил, смешно подпрыгивая на месте, и пытался ухватить деревянное чудище за плавники. Поверил ли бы кто, знавший Ринса, что в погоне тот может участвовать не в качестве убегающего? Не думаю.
Долго бы приятели мучили себя и калечили утварь Алимовой лавки, если бы не несравненнейшая Бутагоз. Запыхавшаяся, но сияющая она влетела с улицы, едва не сорвав дверь с петель.
- О, господин мой, супруг, говорят, чужеземцы, что съедают целиком теленка и выпивают вслед бочонок пива, оставили город без еды, а тебя сделали богатейшим…о, боги - она поднесла ладони ко рту и застыла в изумлении, уставившись на чудо, сердито скрипящее из угла и постукивающее крышкой. Но, уникальная женщина, недолго она находилась в неподвижности, ей даже не понадобилась популярная в определенных кругах команда «Вольно».
– Кис-кис - плавно изгибаясь, красавица боком двинулась к сундуку. Тот приоткрыл крышку и повернулся отполированным длинным ребром (чуть не написал - опасливо косясь) к вошедшей. Бутагоз правой рукой легонько погладила самый краешек монстра. Зверю…сундуку видно это понравилось, если он счел нужным снова приотворить крышку и через узенькую щель просунуть какую-то красочную безделушку. Как только штуковина оказалась у женщины, сундук отступил в угол, во все глаза (есть ли они у него?) глядя на нее. А Ринсу с Алимом ничего не оставалось делать, как ошалело пялиться на процесс приручения плавниконогого зверя. Бутагоз, между тем, внимательно осмотрела «штуковину», рассмеялась чему-то и дунула в нее. Помещение заполнил, вмиг выдавив прочь гнетущую тишину, задорный, переливчатый свист. Сундук перестал смотреть (значит, есть!) исподлобья. Алим протянул руку, и свистулька перекочевала к нему. Купец тоже хотел, было свистнуть, поднес штуковину - глиняную, ярко раскрашенную лошадку - к губам, но передумал, хмыкнул и передал Ринсу. Тот тоже почему-то не засвистел, и игрушка опять оказалась у Мариам. Она озорно глянула на друзей, свистнула еще разок и игрушка скрылась в складках ее одежды - расписная лошадка с дырочкой для дутья в … со стороны хвоста.

Добавлено: Thu Jul 28, 2011 4:22 pm     Заголовок сообщения:

Уважаемый читатель может подумать, что ему намеренно не рассказали о том, как же сундук оказался в лавке. Нет, нет и еще раз нет! Просто случилось все так буднично и незаметно, что мы и представить себе не могли, будто событие это будет в будущем иметь та-акие последствия. Поверьте, рассказчик сам порой, увы,не знает, как поведет себя дальше рожденное его фантазией повествование. А дело было так…
Наскоро подкрепившись Мал, пригнув голову, шагнул через небольшую дверцу на улицу. Вышел и застыл на месте: утро изменило город до неузнаваемости. Хотя и с чем было бы сравнивать! Уже поздним- поздним вечером уставший от поисков коротышки и сбежавшей твари великан, посулив пару монет первому попавшемуся на темной улочке (единственному в такой час) прохожему, приложил ладони к щеке и изобразил сладкий сон. Прохожий сперва вжался испуганно в стену, потом, сообразив, что это ему дают деньги, обрадовался и поманил за собой. Через минуту дошли до нужного места, через две Мал себя уже не ощущал. Как бы то ни было, вместо темных провалов переулков, стаек подозрительного вида типов, не проявлявших, впрочем, агрессии, по крайней мере к Малу, и стражников, изредка шлепающих стоптанными казенными башмаками (иногда они гнусно ругались и начинали яростно топать ножищами, либо шаркать подошвами о мостовую, фукать и, опять таки - ругаться), которые для любого нормального горожанина тоже были ночью весьма подозрительными, теперь повсюду сновало множество мирного народа. Они, эти утренние прохожие различного вида, пола и национальности брели, сновали и шествовали среди разноцветных шатров и лавок. Мальчишки, не считавшие за грех на бегу стащить банан или пару орехов, гоготали и трещали над фокусниками с обезьяной; гномы с засаленными бородищами бранились и скрипели зубами, дико при этом вращая глазами, пробиваясь сквозь толпу женщин, порой путавших их с детьми и хватавших за руки. Гномов даже порой забавляло, когда такая мать, таща «чадо» за собой оглядывалась и, видя вместо чумазых ребячьих мордашек свирепые глаза и бороду до колен, визжала и беззлобно выругивалась, хотя иногда гномы при этом густо краснели. Перед работающим горшечником тролль, довольно долго стоящий, настолько увлекся созерцанием вращающегося круга, что его представьте, перестали считать участником движения, и кое-кто умудрился даже изрисовать ему всю спину рисунками не самого нравственного содержания. Редкий прохожий не останавливался позубоскалить перед живой (живой ли тролль организм?) галереей.
Мал глянул в одну сторону, в другую и, вздохнув, вернулся в лавку. Худой горбоносый хозяин, только что накормивший варвара-солдата удивился столь скорому его возвращению, но позволил оставить у себя громадный сундучище Мала, согласившись, что даже налегке человеку его размеров непросто ходить среди толпы не повредив кого- нибудь. Вместо же платы за хранение Алим, так купец назвался, взял с гиганта слово, что тот пообедает в лавке еще раз. Кормить Мала было крайне выгодно, ибо съесть он мог предостаточно. Не оставался внакладе и Мал, давая обещание, за еду горбоносый брал очень недорого. Недовольным мог оказаться только сундук, но он, перевязанный крепкой веревкой, был перенесен в темный угол, и его мнение никого не интересовало.
Мал сжимался, подпрыгивал, наклонялся и поворачивался плечом вперед, когда борцы пытались провести бросок. Каждый раз в невольном напряжении могучих мышц он ненароком задевал двух-трех зрителей, но те, казалось, не замечали, ведь они точно так же реагировали на схватку…
Солнце успело осветить уже весь рынок. Не находя ничего примечательного оно карабкалось выше и выше и сейчас находилось почти в зените. Светило казалось, замерло и подумывало, прошвырнуться еще разок по торжищу, или скатиться вниз.
Борьба тем временем продолжалась. Вернее – заканчивалась. Амбал с ожерельем из молочных зубов дикой курдючной коровы обильно потел и сопел. ( Корова эта, по его уверениям, растерзала и сожрала несколько воинов и с дюжину старушек, от которых ее страшно пучило. Но он бросил ей вызов, начал честный бой, и страшная животина пала на пятые сутки от голода и усталости.) Так вот, амбал прыгал, пыхтя, по кругу на одной ноге, равно боясь упасть и выйти за границу очерченной зоны. Вторую его ногу прижимал к огромному брюху исполин с бритым наголо черепом. На голову его будто дождь пролился, она сочилась влагой, заливающей глаза, капающей с носа, ушей и подбородка. Лысый так же, как и его соперник сопел, точно так же пыхтел и изредка мычал, подобно замученной амбалом корове, пытаясь поднять ногу противника еще выше. Иногда его одолевало желание протянуть эту ногу мимо туловища в сторону, что было более проблематично, ибо толстый живот категорически не допускал подобного маневра. На исходе очередного часа лысый решил сменить тактику. Он чуть присел, переложил захваченную ногу на плечо и только хотел выпрямиться, но…Зрители долго будут обсуждать прием, переломивший ход поединка! Гигант с ожерельем, неистовый истребитель коров - старушкоедов, весящий, наверное, не менее средних размеров тролля, взлетел вверх. Он шумно и резко вздохнул, закусил губу и оттолкнулся ногой от площадки. После ручищами оперся на скользкие плечи лысого и вдруг оказался сидящим на его шее верхом. Колени лысого затряслись, ноги, каждая толщиной с взрослого человека, подогнулись, и исполин под чудовищным весом коровоборца рухнул на песок. Сам подняться он уже не смог, и победитель его, приняв положенные почести, помог бывшему сопернику покинуть ристалище. Толпа рукоплескала, восхищаясь великодушием силача.

Добавлено: Fri Jul 29, 2011 5:52 pm     Заголовок сообщения:

Мал вдруг отметил, что толпа находится от него справа, слева, сзади и еще с …с…и с…, в общем где угодно, но не спереди. Юноше понадобилось некоторое время, чтобы понять: зрители расступились перед ним, давая дорогу к помосту. Еще пару минут он вспоминал, просил ли кого об этом. Не вспомнил, но на всякий случай двинулся вперед. Так ничего не соображая, Мал дошел до площадки и встал там, ожидая дальнейшего развития событий. Организатор поединков, он же судья, менеджер, тренер, импресарио, администратор,… в конце концов - много умных обозначений можно было дать предприимчивому прохиндею – уже потерявший интерес к схваткам и подсчитывающий в уме прибыль от поединков, увидел на песке перед собой носки огромных сандалий военного образца. На лице вновь появилась заинтересованность, и глаза начали подниматься выше и выше. Сандалии, пыльные штаны, пояс, грудь и плечи, заслонившие от судьи весь город, бесхитростное детское лицо и суровые, наинаивнейшие глаза. Судья жестом заставил молодого великана нагнуться и что-то прошептал ему в ухо. Мал согласно кивнул. Сердце организатора поединков забилось чаще и радостней, в мозгу будто защелкал крохотный арифмометр. Наяву начали грезиться золотые, сыплющиеся, сыплющиеся и сыплющиеся в звенящую, блистающую огромную кучу. И главное, солдат согласился на такую цену, что исход поединков не имел значения.
Когда Мал снял с себя все лишнее и ступил в круг, подняв в приветствии обе руки, перед ним уже стоял соперник. Победитель в предшествующей встрече, гроза борцов и коров, страдающих от старушконесварения, стоял с абсолютно равнодушным, прямо таки, коровьим (вот же, привязалось) выражением лица и явно не считал молодого выскочку себе ровней. Судья осмотрел обоих, свел обе руки перед собой, давая знак сойтись. Помощник его пронзительно прогудел в тонкую костяную трубку и перевернул песочные часы. Схватка началась, песок тонюсенькой струйкой сыпался из единственной половинки колбы часов в грязную жестянку, - …-ола - проступало на ее мятом боку. Искусный соперник Мала попытался обхватить его и сцепить толстенные ручищи сзади на поясе. Да, пожалуй, такому вполне по силам удерживать корову, подавившуюся бедной бабушкой, так, чтобы за четыре-пять дней та издохла от голода и усталости! Отведя назад левое плечо, Мал легко выскользнул из опасного «объятия». Противник поднял руки и вновь, желая взять прежний захват, бросился на молодого силача. Юноша придержал вытянутые навстречу лапы на уровне плеч, развернулся боком к нападающему и потянул того еще вперед не позволяя тому руки согнуть или опустить. Нога при этом внутренней частью стопы коснулась голени передней ноги исполина…
- Мамой кланус, да - смуглый кучерявый тип в алой рубахе с пояском бросил шляпу в пыль - Ба-алшой такой, а как кон скакнул, дажэ вышэ. Вэришь? Рядом артист рассказывал по-другому - Вот я колесо делаю - на руках качусь, а он – без рук и в воздухе. Его руки тот другой держал… - Толстый побежал, руки выставил, - чумазый оборванец, гарцующий на заборе, просвещал не то отца, не то деда, - Побежал, а ногу переставить не может – тот ему по ноге, И в летние короткие ночи, когда воздух прозрачен и пахнет травами, нагретыми за жаркий день и пылью, и лютой зимой, когда несколько дней подряд засыпает землю искрящимся, пушистым снегом, либо от стужи трещат вековые сосны.…А чаще - беспокойной весной и печально- рассудительной осенью, случаются вдруг та-акие ветра по ночам, что, того и гляди, посносит крыши с домов (и чердаки у тех, кто на голову послабей). В такую пору так и тянет укрыться потеплей, да потесней прижаться к …, ну, кто к чему. А над городскими башнями, задувая сторожевые огни, над храмами и теремами, поверх мастерских и дремлющих изб в небе кружат драконы. Один или несколько, большие или поменьше, разных цветов и видов, с разных концов света явившиеся, злые и добрые, но одинаково мудрые и величавые взмывают они ввысь. Могучими крыльями разрывают тучи, клочьями разлетающиеся в стороны, гонимые ураганом, ими же и поднятым. Опускаются к самым крышам и в последний миг, когда, кажется, вот-вот коснутся ее узловатыми лапами, снова поднимаются в небеса. Человеку, хоть всю ночь броди, задрав голову, по темным улицам, не покажется диковинный образ, разумом, интуицией и осторожностью он наделен нечеловеческими. Из окна дракона чаще можно увидеть в небе, когда луна льет свет сквозь рваную пелену туч. Огромный до неправдоподобности силуэт пронесется в вышине, и не поймешь, явь или наваждение. Можно и умом повредиться. Да и ни к чему, вроде бы ночью в окно смотреть, не людское это время- ночь. Уж коли вышла нужда брести в темноте, то с божьей помощью и доберешься до нужного места, или до утра благополучно переждешь где, пристроившись. Темные ночные сущности уважают равновесие в мире и не являют себя зря человеку на улице. Подглядывающий же из окна рискует однажды узреть такое…сказать боязно. Своя ночью жизнь (или - не жизнь) под призрачным светом далеких звезд. А драконы? Драконы не за добычей прилетают в город людей, не пугать их и не предупреждать, не разрушать и не любопытствовать. Они вестники судьбы. И эту летнюю ночь, о которой идет речь, налетел теплый юго-восточный ветер. Попереворачивал лодки на берегу, сорвал для порядка несколько соломенных крыш с бедных лачуг и принялся буйствовать на центральной площади. Горожане счастливо улыбались во сне, радуясь, что они дома, в тепле и уюте. Некоторые спешно закрывали окошки, шлепая босыми ногами. Город спал. Одинокая неподвижная фигурка в башенке над одной из базарных лавок следила за неспокойным небом. Закутанной в пыльный солдатский плащ фигуркой этой, затерянной в необъятной ночи, был Мал. Не прятался юноша от непонятного, не страшился неведомого. Сын дикой страны, он с детства привык к появлению драконов. Гроссы не считали посещение драконами их деревянных городов чем-то сверхъестественным, и драконы казались им таким же обычным делом, как, например, ходячие деревья, говорящие псы, русалки или волшебники.
Мал сидел, не шевелясь, и глядел, вдыхая ветер полной грудью. В его печальных глазах стыли скупые слезы (две-три, не больше, воины не плачут). Ни разу за два последних года не тосковал он по родине так сильно.
Высоко поднявшись, дракон расправил крылья и медленно парил над городом, выбирая, казалось, места, где сквозь разрывы облаков был лучше виден с земли. Круг, другой - побольше, третий - еще шире и он начал удаляться, набирая высоту. Ветер стихал. Мал по прежнему сидел неподвижно. Если смотреть вверх, то мнилось, что находишься в родных лесах; те же звезды, луна, небо в рванине облаков.…А не прилетал ли сказочный зверь именно к нему - Малу? Не хотел ли сказать - Пора! Не думал ли намекнуть, что судьбе не угодно боле водить его безвестным солдатом на службе чужим государям?

На длинных, плохо оструганных слегах рядами висели шубы, рядом горами навалена была прочая одежда. Клаус поднял повыше ногу, перешагивая очередную груду странной плетеной обуви, пахнувшей деревом и застыл - оттопыренные уши его уловили звук, напоминавший шарканье ног. Горбатый повернулся, было, чтобы лучше слышать, но потерял равновесие в полутьме, зацепился за что-то и упал. Когда через некоторое время он встал, отряхнув с себя перья, давленые ягоды и нечто, на ощупь напоминавшее муку, то, сколько ни прислушивался, не услышал более ничегошеньки. Погрустив немного, Клаус побрел дальше обследовать помещение. Шел он теперь куда медленнее, выбирая куда ступить, да и мало что уже не болело после неисчислимых падений.

Добавлено: Sun Jul 31, 2011 5:21 pm     Заголовок сообщения:

Алим и Ринс понуро сидели не лавке у стены. Все несмелые их попытки приблизиться сундуком пресекались немедленно. Монстр на любое перемещение друзей отвечал то нервным подпрыгиванием на месте, то клацаньем зу…крышкой, то просто рычанием. Бутагоз эта демонстрация силы словно бы не касалась. Она сидела, прислонившись к сундуку, изредка поглаживая рукой его резные бока. Зверь смешно пофыркивал. Другая ее рука ласкала груды мехов, которые чудище исторгало из себя, приоткрывшись. Перекладывая связки сверкающих шкурок разных цветов и размеров, она пальцем приминала искрящийся мех, дула на него, забавно морща нос и надувая щеки. Когда робеющие приятели после очередного щелчка зу…крышкой замирали, проказница торжествующе показывала им язык и демонстративно поворачивалась к сундуку. Тому, похоже, нравилась такая игра, Ринс же с Алимом раз за разом покрывались липким потом, отскакивая от злодея и довольствовались наблюдением содержимого монстра издали. Чего только не было в деревянном брюхе чудовища! Основной объем, скорее всего, занимали груды мехов, кроме которых имели место быть туеса с медом и клюквой - кислой темно-красной ягодой, обычно растущей на болотах в северных варварских землях. Да, именно мед и кльюква - Алим неплохо запоминал незнакомые слова. Были икра, рыбы, различные окорока, стояли бочонки с грибами – Ринс со времен университета еще помнил и твердо был уверен в том, что грибы собирают лишь ведьмы для своих тайных целей. Алим же- на глазах трезвеющий друг его- убеждал экс-волшебника, что, дескать, прошлой ночью бородачи уничтожили преогромаднейшее, наинеисчислимейшее множество (вот выразился) соленых грибов и ничего, живы. Более того, и он, Алим, решился попробовать, не ожидая, правда, ничего хорошего для себя от «деликатеса» (где же он услышал это слово? как голова то болит!) и был приятно удивлен. Был даже почти уверен, что без грибочков он скончался бы от неимоверного количества хмельных напитков.
Виднелись в глубине связки битой птицы и опять ягоды, ягоды, ягоды…Подкравшийся незаметно купец с видом знатока тыкал пальцем в туески и перечислял:- черника, голубика, синика…, желтика, красника…кажется,…
Сундук фыркнул и затрясся в беззвучном смехе, Алим замолчав, спешно отдернул руки.
…Связки клинков без рукоятей и с рукоятями, усыпанными каменьями, тюки кожи, штуки мягкого полотна, пучки душистых трав, часть которых монстр «выплюнул» в друзей, засыпав по колено…чего только не было в темной, пахнущей живым лесом глубине. - Нет, не мой, не мой это сундук, сказал же. Не надо его разбирать!- коротышка вскочил и поднял руки, – Тапочки, посох, табурет и носовой платок, в котором щепотка чая - все, что было в моем.- Ринс вздохнул. - Мягкие такие старые тапочки!- откуда-то вынырнула пара ярких войлочных тапок с загнутыми носами и шмякнулась под ноги волшебника. Ринс вежливо поклонился сундуку, смущенно отвернулся и незаметно понюхал крашеный войлок, блаженно зажмурившись. Бутагоз глянула на сундук и развела руками. Сундук ответил тем же – пошевелил уголками, будто вздохнул, и, жевнув крышкой, начал «заглатывать» свое добро обратно. Ненароком заглянув в деревянные недра, Бутагоз увидела длиннющий коридор и снующих туда - сюда крохотных человечков. Она отшатнулась, нервно потерла глаза и, заглянув вторично, прямо перед собой узрела противоположную стенку сундука. При этом сундук довольно гоготнул и выбросил ей в руки янтарные изящные бусики. Буквально через минуту на полу было пусто, не считая того, чем чудище, пожелало «поделиться» с хозяевами. В окна светило солнце, за столом с идиотскими улыбками сидели Ринс с другом- купцом, на полу «улыбался» сундук, крайне довольный прекращением охоты на себя…, на его блестящей крышке восседала и свистела в лошадку улыбающаяся Бутагоз. Даже бестолковые надоедливые мухи не нарушали иддилии. Внезапно Бутагоз подобралась, посерьезнела и превратилась в заботливую мать. Она встала и прислушалась. Миг спустя даже Алим услыхал снаружи, на рынке, топот босых ног и звонкие голоса. В лавку рассыпанными виноградинами вкатилась ватага разнокалиберных ребятишек и, моментально сориентировавшись, кинулись одни к отцу, другие к матери. При появлении сорванцов ужасный деревянный монстр задрожал и постарался убраться в дальний темный угол. Вот этого-то как раз делать и не следовало - родители были моментально забыты до лучших времен, а орда, не сговариваясь, бросилась на движущийся сундук. Тот поскользнулся на скользких плавниках и громыхнул днищем о пол. В следующий момент одни ковырялись пальчиками в замочной скважине, другие дергали за плавники, третьи - просто забрались на крышку. Чудовище дрожало и стучало крышкой от ужаса, Ринс готов был поклясться, что заметил даже капельки пота на деревянных боках монстра. Разрядила обстановку, как всегда, находчивая жена хозяина. Бутагоз, первой очнувшись, дунула в свистульку и протянула ее самой младшей, двухлетке Бибигуль. Кроха, радостно вереща, (сундук скривился и заскрипел) на пузе сползла с крышки и, вытянув ручонки, пошла к матери. Другие тоже пожелали оценить игрушку. Умный сундук моментально все взвесил, сопоставил и сделал для себя выводы. Крышка несколько приоткрылась и вскоре все дети были заняты важным делом. Кто-то дул в свистульки, кто-то играл деревянными солдатиками, две соломенные румянощекие куклы вмиг нашли себе любящих «мам» всего лишь чуть повыше их ростом.…Все были заняты и сундук, все же схоронившийся в углу, обессиленно опустил брюхо на пол. Что-то не давало ему успокоиться, что-то он все-таки сделал не так. Чудовище почти задремало,расслабившись, но вдруг вздрогнуло, явно увидев и поняв, что именно «не так».Все дети играли в нормальные безобидные игрушки, в руках же одного была… была…связка дротиков с иглами для метания в мишень…Медленно поднимая руку, чуть прищурив глаз чумазое довольное чудовище (кто еще страшнее) целилось в полированный бок. Сонную одурь как рукой сняло. Сундук подпрыгнул , замычал, как бык, раненый тореадором и поддев крышкой, подбросил неудавшегося «Телля» в воздух. Пока ребенок, вопя, кувыркался в полете, ходячий «Детский мир» успел проглотить дротики и выплюнуть новую игрушку, после чего воздушный акробат был пойман и весьма осторожно поставлен на землю. Еще более обессилевший, сундук, ни на кого не глядя, снова лег в темном углу. Но деревянные боги от него в этот день отвернулись. Лишенный дротиков ребенок заканчивал изучение новой игрушки: рукоятки с отходящей от нее трубкой. Над большим пальцем крючочек, который им, пальцем, так удобно отводить до щелчка назад, что пацан немедленно и сделал. Внизу, в скобке, еще крючочек, куда прямо-таки просится палец другой - указательный. Сорванец положил нетерпеливо подрагивающий пальчик на курок и нажал. «Крючок» подался – щелк - тоненькая стрелка с оранжевой шляпкой вылетела из трубки и – чпок - шлепнула в бок постанывающего сундука. Да, не задался день, однозначно - страдалец заметил в детских ручках еще несколько присосок…

Мал и сам долго не мог понять, как же угораздило его на потеху толпе податься в борцы. Таких «потех» в Гроссии он никогда и не видел. Случались, конечно, поединки богатырей, которые посвящались богам, другими – потешными- тешили души предков, еще были…ну когда девица жутко хороша, женихов пруд пруди и все на подбор, а выбирать значит обидеть кого. Ясно дело, детишки с малолетства мало какие игры, кроме борьбы, и знали. Тут же за один золотой за схватку почитай месяц, подобно прирученному мишке на цепи, водили его по городам и весям. И сам уж не рад силе своей да уменью, да куда деться, коли не только от Алимовой лавки, но и от города того (да и как он звался-то?) увели, опьянив лестью. А «судья», он же и хозяин, на все вопросы в ответ лишь хлопает по плечу, радостно скаля зубы- Все, золотой мой, вот-вот назад!
Так бы тому и продолжаться невесть сколько еще времени, но не было бы счастья, да несчастье помогло. И не упомнит Мал, как и кого он в тот раз одолел, но будто чары упали с очей и увидел он перед собой с арены и базарную площадь, вроде знакомую, и фонтан на ней признал. Недалече от фонтана так же стоял низкий толстый столб с регулярно обновляемыми каракулями на нем, все точь в точь как в том, первом своем городе. Малость отдышался после борьбы, запрятал в пояс очередной заработанный золотой и под вечер молча исчез из шатра распорядителя. Пошел богатырь прочь мимо фонтана, мимо столба, у палатки с пряностями повернул, едва не затоптав толпу нищих, некстати расположившихся на земле, дошел до торговых рядов, где в ожидании новых хозяев дремали кони, верблюды, несколько осликов и упряжка лохматых собак, непонятно кем и для чего продаваемых.… Посреди этих «скотьих» рядов Мал раздвинул плечами так толком и не проснувшихся верблюдов и нырнул в маленькую калиточку, поскрипывающую в глиняной стене.
Вошел внутрь и понял, что ошибся. Прямо перед ним, где полагалось быть среди дюжины подобных и Алимовой лавчонке, был разбит за новой стеной густой зеленый сад. Деревья с плодами и цветущие кусты, жужжащие повсюду пчелы, пара усатых истуканов - сторожа с насмерть перепуганными лицами, да с десяток фонарей, где на ночь зажигают свечи. Вот и все, что предстало взгляду гиганта, когда он, подойдя к глухой глинобитной ограде, положил на нее ручищи и заглянул сверху, протирая глаза - не мерещится ли. Сад не мерещился и был самым, что ни на есть настоящим. Настоящими оказались и пчелы, несколько из которых, оставив прежние занятия до лучших времен, отважно напали на Мала, показав, насколько все здесь реально. Сторожа же напротив, когда он догадался поманить их пальцем, попытались представиться не более живыми, чем фонари…или деревья в саду. Один даже «заблагоухал», невесть чего испугавшись, но пчелы на аромат не польстились. Зато мухи начали проявлять живой интерес, зароившись над замершим охранником. Мал плюнул в сад, так ничего и не добившись, покачал головой и, чуть отойдя, обернулся кругом. Сейчас улица уже не казалась такой знакомой. И с чего он взял, что хозяин таки привел его в нужный город…

Добавлено: Tue Aug 02, 2011 5:38 pm     Заголовок сообщения:

Бездумно дрейфовавший по улочке великан вдруг остановился, покрутил головой по сторонам и застыл на месте. Никому-то он в толпе и не мешал! Всего – то делов, что два тролля разбились на куски, столкнувшись, да десятка два воров застряли руками друг у друга в карманах. И еще крепко попал полуслепой от безумной любви поэт, пристроившийся с букетом перед носом Мала ждать возлюбленную, шевеля медоточивыми губами. Ну и, конечно, не в восторге была сама его возлюбленная, которая в итоге прождала до глубокой ночи у столба в конце улочки, и навек зарекшаяся связываться с поэтами. Остальных 56 человек (и не человек тоже) назвать пострадавшими язык не поворачивается. Большинство выходили, или выходили бы из трактира, перед дверью которого имел несчастье встать наш герой. Они - все 55, так и не смогли в тот вечер выйти наружу. Даже когда Мал и ушел ни у кого из них, точнее у 25, не хватило на это сил. У остальных, а всего наполняли брюхо, заливая зенки, порядка сотни клиентов, не было, в первую очередь, желания.

И уж явно не тянет на пострадавшего хозяин заведения, закрывший утром таверну « за выпитастью тавара». Все утро он, кряхтя и обливаясь потом, таскал и таскал в трактир бочонки, бутылки, корчаги и бурдюки, втайне надеясь, что гигант этот, раз уж появился в городе, встанет еще разок у дверей заведения. - Предложу - ка я ему, чтоб нынче же встал, скажем, пять, себя режу - три золотых,- трактирщик, не выпуская бочонка, остановился и мечтательно поднял глаза.

А Мала в тот вечер интересовало другое. Как же назывался тот, нужный ему город? Ну, тот, где горбоносый Алим, потерявшийся коротышка и ужасный, сожравший столько нужных вещей монстр- сундук. Хоть ты тресни, гигант был в отчаянии, но, сколько ни пытался, вспомнить так и не смог. Да и трудно, в общем - то, вспоминать, чего никогда не знал. Не помнил Мал, по какой дороге и в какую сторону шли они с этим борцовским «зверинцем», не считал, сколько сел и городов прошагали, и понятия не имел, где же находится сейчас. Всего то и примет ему выходило, что купец Алим, да, пожалуй, коротышка, которого, скорей-то всего, никто и не знает.

- Да, негусто - подумал юноша и сладко зевнул. На ногу, почти голую в солдатском шлепанце, потекло что-то теплое. Встрепенувшись, Мал рявкнул на кобеля, деловито задравшего ногу. Того как ветром.…Так же сдуло несколько лошадей, когда «столб», мимо которого их проводили, подпрыгнул и взмахнул рукой. Лишь недоумевающий погонщик с обрывками поводьев крутился на месте и пытался разгадать, в какую сторону подаваться на поиски.

Стемнело. Толпа на улице заметно поредела. (Мал да погонщик) Исчез вскоре и погонщик, вдруг осознав себя перед дверью трактира, не зайти в который было бы страшным грехом, и легло бы проклятьем, верно, поколений на десять. Уличный уборщик, громыхая по булыжной мостовой, прикатил громадную тачку на одном колесе и незнамо на кого ругаясь, очень, кстати, замечательно владея родным языком, собрал россыпь камней (разбившиеся тролли) и увез, покряхтывая.

Еще можно было что-то разглядеть, когда вернулись кони. Вернулись все - они же связаны между собой. Потоптались, поозирались, но в трактир заглянуть не догадались, либо не решились (почему говорят «пьет как лошадь, может она запойная?) Покивав головами, печальные животные побрели по улице, чуть не раздавив пса, смешно трусившего и подпускающего под себя, уже не задирая при этом ногу. Из нижней части стены выпал кусок глины. Показались кончики усов, блестящий под луной нос, толстые щеки, пренаглючие глазки и, наконец, целиком вся крыса. На довольной серой мордочке подобие улыбки - Вот, какая я умная и осторожная! Грызунья осмотрела улицу, решила, что опасно и опять скрылась в дыре. Где-то в соседнем переулке послышались крики о помощи грабителей, купившихся во тьме на легкие шаги нашего героя…

Хлопнула дверь трактира. Надо же, чтоб так не везло во всем. В один день два та-аких облома: и кони пропали, и в трактире все уже выжрано. Погонщик смачно выразился в адрес одного из дежурных (случайно вспомненных) богов и мощно плюнул во мрак. Нельзя сказать, чтоб на душе так уж полегчало. Он поднял глаза к звездам, вселенная сочувственно улыбнулась ему и он, обретя вдруг душевное равновесие, шагнул вперед. Нога скользнула по чему-то и пятка уехала вперед. Несчастный погонщик потерял опору и сел задом в свежую кучу конского (связанные вместе!) … Не все потеряно! Он встал, прислушался и потрогал кучу рукой. Ладонь наткнулась на горячее. Прислушался внимательнее, даже дышать перестал. Где-то в начале улицы послышалось цоканье копыт. Или нечто, очень на цоканье похожее, и оно несомненно, приближалось к трактиру. Если некстати обруганный бог в эту ночь, придумывая достойную кару своему хулителю, хоть изредка поглядывал на грешную землю, то, надеюсь, при виде счастливо смеющегося человека, перепачканного по пояс конским дерьмом, смягчился бы, расхохотался и простил обидчика. Что касаемо писающегося пса, то дня два-три задумчивости и погружения в себя, и он вспомнит, где и что именно задирать. Если конечно не переусердствует (в смысле думать) и не начнет на балалайке играть, или, там, в домком на службу.…

В ночной тиши снова погромыхивает опустевшая тачка - привычно нетрезвый уборщик Швондер, во все горло поет о следах любимой на песке, о нерастраченной нежности, верности и чистоте. Швондер закончил работу, возвращается домой, но колесо тачки въезжает во что-то мягкое. Запахло конюшней.
– Эх, а ведь тоже полезное животное, и вот, поди ж ты……..мать. Тачка снова заполняется чуть не доверху и уборщик, сгорбившись, молча везет груз на свалку.

Добавлено: Fri Aug 05, 2011 4:15 pm     Заголовок сообщения:

День уже сменил звонкое утро, которое в свой срок прогнало дарящую покой ночь. И давно бы пора странникам пообедать, да только пока вот и завтрак добыть не получается. Сколько ни пытался Садко достать снедь из сундука, тот упорно не желал открываться. Даже дюжий Онцифрор, пришедший, было, старшому на помощь, не исправил положения. Он отлетел прочь, отброшенный мощным тычком под зад. Приземлившись на четвереньки, верзила, не поднимаясь, развернулся лицом к обидчику, челюсть у него отвисла. - Он…этот…у него ноги!- Онцифрор удивленно тыкал пальцем в сторону сундука. Тот фыркнул: - Эка, мол, невидаль, у меня, чай, всю жизнь ноги. Сколько я, деревянный, себя помню. Вся команда сбежалась и обступила чужака. Все пытались отыскать на крышке и боках одним им ведомые приметы, но ни одному не удалось найти знакомых щербин и царапин, ни трещин ни сколов памятных гроссам не было. Безусловно, сундук был другой.…Но есть все равно хотелось. Гроссы жадно поглядывали на сундук и сходились все теснее. Сундук с опаской поглядывал на голодную команду и нервно потопывал бесчисленными ногами. В следующий момент отважная толпа кинулась на деревянное чудище. Монстр бешено закрутился на месте, распихивая могучих бородачей в разные стороны. Несколько гроссов вылетели за борт и, ухая и отплевываясь, пытались взобраться на ладью.
Позади возбужденной толпы высокий седой старик молча дубасил посохом по головам и спинам передних. Успокоив дружину, старик шагнул вперед. Расступившаяся толпа дала ему дорогу к сундуку. Старик встал перед чужаком и несколько минут что то шептал, прищурив глаза. Крышка начала несмело приоткрываться. Палец старика указал на одного из младших дружинников, тот подошел, встал рядом и приготовился к самому страшному. Сундук распахнул крышку настежь. Старик кивнул на утробу деревянного зверя - Поди, принеси на обед, чего найдешь. Он по-нашему не понимает.
Очевидно, спорить было бесполезно, и юноша не без опаски шагнул через борт. Сундук подскочил и в прыжке захлопнулся. Толпа ахнула, и лишь у старика не вырвался вопль ужаса.


Чиновник таможенной канцелярии, важный тип, крайне недовольный поручением, ежеминутно промакивая потеющие виски, почти бежал к дальней бухте. Четверо пожилых стражников пытались не отстать от длинноногого, косопузого «должностного лица», безобразно ругаясь и шепча проклятья. «Лицо» торопилось. Получив известие, что корабль гроссов не отплыл в положенное время, канцелярия надеялась получить плату за просрочку. Плату, разумеется, не в казну патриция – иначе, стоит ли так мучить себя. Помимо медного канцелярского знака на шее чиновник имел за поясом перо, на поясе - короткий меч и впереди - сумку, которая при каждом шаге шлепала его по животу и, что самое неудобное, чуть пониже. Но перевешивать сумку, где звенели, лаская слух, монеты, у таможенников было не принято.
Ладью чиновник увидел издалека. Люди на ней стояли, тесно сбившись в кучу, и испуганно молчали. «Лицо» истолковало их состояние по-своему и приступило к активным действиям еще издалека.
-Что ж вы, хлопцы, приумолкли?- голоском тоненьким, осипшим от изнурительной пробежки пропищал он.
-Заплати налоги и спи спокойно! – афоризмы из него так и сыпались.
Навстречу «лицу» из за широких спин соратников выбрался статный, сановитый бородач. Быстро сошел на берег.…Положив чиновнику лапищу на плечо, он прогудел, склонясь к уху,
- Ты, мил человек, шел бы отседова, а? Я вот …на тебе, и иди! Скажи там своим, уплыли, мол! - в потную ладошку «лица» лег приятно оттягивающий руку мешочек. «Лицо» судорожно сглотнуло, изобразило понимающий кивок головой, повернулось и затрусило прочь от корабля. Четверо грозных стражников ожидали его чуть поодаль, у громадных валунов. Узнать своих сопровождающих в этих раздетых людях чиновнику оказалось трудновато. Без оружия они лежали на песке, заложив руки за спину. Один с хищно поблескивающей саблей, другой с большим луком - два парнищи стояли над ними, охраняя плененных. Одной стрелы этого лука, казалось, хватит, чтобы пронзить насквозь всех четверых. Старший с ладьи махнул рукой, парни, убрав оружие, подняли стражников с земли. Смущенно отряхнули их одежду, пробормотали что-то и скрылись за валунами.
«Лицо», гордо выпятив живот, стояло перед стражами, снова облачающимися и вооружающимися и всем своим видом говорящее - Ну, охраннички, и где бы вы были, кабы не я? Через несколько минут все были одеты и готовы идти.
- Все в порядке. Дозволено им было задержаться до утра. Бумаги есть. Вот-вот отплывают. Завтрак, то-се и, мама, не горюй! – «лицо» было весьма довольно собой, умницей, так быстро и выгодно выполнившим поручение. Вот только…сколько?.. Маленький отряд неспешно двинулся в сторону города. Лица солдат были спокойны и неподвижны, только хитрая физиономия, «лица» выражала крайнюю степень озабоченности.
- Сколько же там, в мешочке? Сколько там? Сколько? Сдать ли часть в канцелярию?- От этой невесть как пришедшей в казенную голову мысли он даже споткнулся, чуть не упал, и решил больше не расстраивать себя думами о канцелярии.
- Уплыли - скажу - И все тут!

Клаус вздрогнул и проснулся. Показалось ему, или в самом деле крик раздался в темноте подсундучья, вернее, внутрисундучья. Несчастный сел, опустил руки, закрыл глаза и прислушался. Если и есть кто еще здесь, то в таком расслабленно- настороженном состоянии Клаус его услышит. Не может не услышать! Новый звук - тяжелая поступь где-то недалеко. Клаус вскочил, было, но тут же заставил себя вновь затаиться. Мало ли, кто может шастать в темноте! Вон шаги то, какие, знать, кто-то очень уж большой. Пошарив вокруг, Клаус нащупал несколько мешков. Вытряхнув из одного содержимое, он забрался внутрь и присел на корточки…

В дверь канцелярии таможенной службы вошли два посетителя. Нос дежурного чиновника, чуткий на запахи, уловил тяжелый дух вчерашней попойки. Он поднял глаза и равнодушным, вроде бы, взглядом окинул вошедших. В, наверное, лучшей своей одежде перед ним стоял высокий горбоносый господин с серебряными нитями в черной бороде. Рядом топтался коротышка в потерявшей цвет шляпе волшебника и таком же балахоне с подрезанными полами.
- Да, да. Чего изволите желать?- дежурный решил-таки одарить посетителей своим драгоценным вниманием. Высокий покашлял (ага, вот кто вчера перегулял) и сцепил руки перед собой.
- Нам, уважаемый господин секретарь, необходимо узнать, где в настоящий момент находится корабль гросских купцов.
Глазки чиновника алчно вспыхнули.
– Ну, как вам сказать, это информация государственной важности и так просто каждому встречному не разглашается. Опять-таки, шпионаж имеет место быть, нелегальный выезд из страны, а еще, не дай бог, контрабанда!- глазки заблестели снова. - А мы, добрый господин, не каждые!- коротышка пошевелил руками под балахоном. Опытные чиновничьи уши ожили и сами по себе медленно развернулись в сторону гостей. Такой звон узнавался всегда и чуялся за милю, не менее.
- Ну, право, я бы может, и взял на себя труд узнать из секретных документов состояние дел, ежели вы…- договорить он не успел - коротышка, кивнув, подскочил к чиновничьему столу, выдвинув ящичек, ссыпал в него горсть монет и задвинул вновь. После бегом вернулся и встал за спиной длинного.
Чиновник по отечески улыбался посетителям. Он поднял палец- Момент!- и скрылся в соседней комнате. Довольно, надо сказать, долго томились наши друзья - Ринс с мучающимся головной болью купцом Алимом в кабинете дежурного. Тот же, выждав положенное время за дверью, вернулся и развел сокрушенно руками
– Корабль, господа, отплыл на рассвете, сколь это ни прискорбно. Посетители молча стояли перед столом. Чиновник, решив видимо, быть совсем уж добряком и рубахой- парнем, поманил пальцем горбоносого. Алим шагнул вперед. Дежурный распахнул дверцу стола, достал невысокий граненый сосуд и ополовиненную бутылку зеленого стекла. Вынув из горлышка бумажную затычку, налил в сосуд и протянул купцу.
– Пей, подлечись чуток. Лекарство заморское - гросское! – Алим мучительно застонал, лицо его перекосилось от воспоминаний. Длинные дрожащие пальцы обхватили стакан, кадык резко дернулся вверх-вниз. Налитое Алим уничтожил одним глотком.
- Одна-ако!- протянул чиновник. Купец крякнул, занюхал рукавом и обвел помещение повеселевшим взглядом.
- Одна-ако!- еще раз проблеял чиновник.

Добавлено: Sat Aug 06, 2011 12:44 pm     Заголовок сообщения:

Бутагоз с детьми убирались в лавке. Плавниконогий сундук счел уместным, даже, скорее, разумным укрыться в темной кладовке и, по-стариковски поскрипывая под накинутыми сверху хозяйскими халатами, медленно приходил в себя.
Работа кипела: на огне грелась вода, сорванцы с вениками поднимали тучи пыли…. Когда лавка была почти приведена в порядок, заскрипела дверь кладовки, и нежданным помощником появился сундук. Шлепая ластами, он, как-то по-кошачьи, мягко и медленно, приблизился к Бутагоз, готовящейся мыть посуду в снятом с огня казане. Подтолкнув ее уголком, монстр приоткрыл крышку. Бутагоз отмахнулась - некогда! Сундук закрылся и покачался из стороны в сторону. Внутри него послышалось бульканье. Хозяйка оторвалась от посуды и с интересом глянула на сундук. Крышка распахнулась вновь. Бутагоз выбрала несколько менее грязных блюд и опустила внутрь. Захлопнувшись, деревянное чудо загудело и мелко затряслось. Минуту спустя родственник Пинокио распахнулся и явил присутствующим - дети тоже уже собрались вокруг - сияющие чистотой, совершенно сухие блюда. Бутагоз изумленно всплеснула руками. И тут сундук понял, что в очередной раз попал по - крупному. Завопившие и загоготавшие дети бросились собирать в лавке и совать в его деревянное нутро все подряд - полотенца, посуду, старые отцовские башмаки.… Столько барахла вмиг было напихано, что один из мальцов, взобравшись наверх, принялся эту гору утаптывать. Бдительная Бутагоз едва успела выхватить сына до закрытия сундука. Зверь подпрыгнул, повернулся кругом, зашипел, загудел, нервно, с перебоями затрясся и затих. Бутагоз встревоженно подошла к нему, но, видимо, все было нормально - сундук снова загудел и вскоре выдал первую партию чистых вещей. И началось: вначале была посуда, затем пошли отглаженные полотенца и салфетки, следом – халат, который хозяева давно пустили на тряпки. Что интересно, халат оказался аккуратно зашитым и со всеми застежками. После были еще чищеные башмаки, сияющие подсвечники и взъерошенная одноглазая кошка с розовым бантиком на шее. Кошка, впрочем, моментально испарилась – с воем схоронилась где-то и замерла, дрожа от пережитого ужаса. Лишь через неделю страдалица решилась выйти из укрытия, да и то, убедившись сперва в отсутствии рядом деревянного монстра.
- Уф-ф - расслабился сундук, выдав последнюю партию отмытого и вычищенного, и вздрогнул. Дверь открылась и дети, тащившие за собой других – очевидно соседских детей, гурьбой втянулись в лавку с улицы. Все они прижимали к себе вороха грязной одежды и испорченных, когда-то любимых игрушек. Бутагоз прыснула в кулачок. Сундук, подвывая, вновь принялся за работу.

Гроссы молча стояли на палубе. Высоко вскарабкавшееся по небосклону солнце припекало, но народ не расходился. И вот… ...Крышка…заскрипела…и…начала…подниматься. Толпа напряглась. Сундук открылся и явил божьему миру юношу с мешком. Того самого младшего дружинника, посланного за едой для команды. Он стоял в сундуке, жмурил глаза от яркого света и улыбался. Словно по команде, гроссы все разом бросились к смельчаку. Моментально сдернут был мешок с почти детских плеч, а сам посланник вытащен наружу и на руках дружины унесен на берег к горящему костру. Садко открыл мешок и отшатнулся – оттуда показалась нечесаная голова, широкие плечи и горб. Хищно блеснув, острия нескольких копий замерли, едва не касаясь мешковины. Появившийся человечек, несмотря на ширину плеч, до великана явно не дотягивал. Глаза его испуганно шарили по толпе бородачей в надежде найти лазейку и поскорей улизнуть. Старик в белом заговорил на непонятном языке, глухо и медленно. Нервно похихикивая, человек из мешка лопотал в ответ, растирая кулаком слезы радости по чумазому лицу…
Уже к обеду вернулся в лавку повеселевший Алим. Ринс, суетливый его спутник, отстал где-то по дороге. Зная его не первый день, купец и не думал беспокоиться за друга. Непостоянный коротышка хоть и попадал на каждом шагу в переделки, но приобретенный инстинкт и умение пробегать стометровку за неполных восемь секунд, позволяли ему избегать неприятностей. И никто, даже скороходы патриция, оберегающие себя от любой работы ради своего «таланта», не могли взять в толк, как невысокий (мягко сказано) щуплый недоучка обходит их уже к середине дистанции. Притом Ринса никогда не видели в иной обуви, нежели старые стоптанные башмаки, слетающие на каждом шагу. Но, так или иначе, судьбе опять угодно было повести маленького волшебника по опасному пути, предначертанному ему небом, и в дверь Алим входил один.
В лавке оказалось пусто и тихо. Заботливая жена и обожаемые дети (да сколько же их, в конце концов?) преобразили место буйной ночной пирушки, превратив ее снова в уютную лавчонку средней руки торговца. Алим сел на скамейку и вытянул ноги, скинув под столом новые, не размятые еще по ноге башмаки. Задумчиво оглядел он сиявшую чистотой посуду, стопку кипельно-белых салфеток, столы, из каждой щербинки которых вымыты и выскоблены жир и соус, и заметил, как-то, между прочим, что, будто чего-то не хватает.
Натруженные ноги вновь мигом втиснуты в неудобную обувь, купец вскочил, больно ударившись коленом о край стола, и вспомнил - сундук. Рядом со столом (с какой же стороны? да неважно!) стоял сундук. Сундучара гросских мореплавателей! Вещь, которую нужно поскорей обменять на точно такой же предмет солдата – постояльца! Алим забегал по лавке. Под столами нет, заглянул за печь – пусто, и только отворив кладовку облегченно выдохнул: монстр, вздрогнувший при открывании двери, лежал, себе, на брюхе. На деревянном его боку табличка на нескольких языках возвещала –« Закрыто по техническим причинам».
- Однако!- невольно повторил купец про себя высказывание таможенного чиновника.
- А то!- хмыкнул про себя сундук, - Не пальцем делан!

- Благодарю тебя, Всеслав, за поступок добрый, за спасение, то есть, гостя нашего Клауса!- старик указал рукой на горбатого.
– Но придется тебе еще раз в сундук окунуться. Есть то нам по-прежнему нечего. Кого другого посылать – время терять, ты же бывал уже внутри. Уговаривать парня не пришлось, и минуту спустя Всеслав снова готов был скрыться в разверстой пасти деревянной твари. Выпучив глаза от ужаса, Клаус окинул обезумевшим взглядом смельчака и стал прощаться со спасителями. И, уже будучи готовым отправиться домой, он будто вспомнив что-то, быстро заговорил. Белый старик расспрашивал его долго, подробно, и озабоченно кивал головой, соглашаясь, видимо с рассказчиком. Сундук, тем временем, скривился сперва, как от кислого, потом встряхнулся и, причмокнув, раскрылся. Гроссы не сдержали вскрика восхищения. Клаус вздрогнул и заторопился. Несколько дружинников проводили его до леса и бегом вернулись обратно. И было на что посмотреть! Решив, видно, наладить отношения, а может, просто не желая вновь пускать кого бы то ни было в сокровенные кладовые, разверстое чудище наполнено было разной снедью.
Пока съестное переносилось к костру, гроссы не занятые этим процессом приплясывали в нетерпении, глотая слюни. Еда была точь-в-точь такой, какая поглощалась купцами в лавке горбоносого. Даже количество бочонков и кувшинов совпадало, если бы кому пришло в голову посчитать, но команде, измученной борьбой с многоногим монстром, было не до этого.… И был пир, как в последний раз...

Добавлено: Mon Aug 08, 2011 1:39 pm     Заголовок сообщения:

- Ну, други, что делать будем? – насытившийся Садко перешел к делу.
- Пора нам и честь знать, уж приходили торопить. А как уплывешь с чужой вещью, да и наголодаешься - поди, знай, даст он пожрать в следующий раз, либо не в духе будет!
Глухо и медленно зарокотал старик:- Думаю, надо оставить сундук, и при нем кого, кто языки разумеет, и сам не промах. Пойдет он в город, в лавку, да обмен произведет. А после пусть домой добираются вместе.
- Да что ж, делов - то, пускай меняет, а мы тут подождем, - бородачи не видели повода отправляться в путь без сундука. Старик покачал белой головой.
- Не все быстро деется, рассказал мне горбатый из сундука, что человек, который зверя этого тащил на поводу, по-нашему говорил, вроде,- гроссы замолчали. Садко недоверчиво прищурился. - Тащил, говоришь? Это какую ж силищу имел человек, чтоб такую колоду переть, коли мы вместе с ней не сдюжили! - Емеля, вот, останется, пожалуй!- кривой палец старика ткнул в льнокудрого плотного мужика – и ума сума, и не перетрудится. Тот, кого выбрали, важно утер нос и кивнул соглашаясь.
Остальное время до самого отплытия и здоровенные бородачи и безусые юноши посвятили забаве истинно богатырской – каждый считал долгом хоть попытаться оторвать сундук от земли. Справедливости ради отметим, многим удалось, крепко обхватив дрожащие бока, распрямиться и поднять сундучище, но довольными остались все, вне зависимости от результата. Ну, может, и был один недовольный, но его, как всегда, никто не спросил. Да никто никогда и не слыхал о говорящих сундуках. Впрочем, о сундуках с сотнями ног тоже в летописях не сказано. ( Хотя был, говорят, один британский сочинитель, у него что ни книга, то сундук, а в иной, так и шмыгают стадами…).

Фитиль зашипел и погас. Кто-то невидимый неловко зашарил в темноте по столу. Забулькало из опрокинутой бутылки, нечто круглое свалилось на пол и покатилось, само собой,… естественно и непроизвольно родилось из мрака замысловатое ругательство.…Только после него, словно после заклинания, ищущая рука наткнулась, таки, на кремень. – Щелк-щелк - искра послушно упала в глиняную жаровню, сухой мох, раздуваемый мощными щечищами – воздуха в них помещалось не меньше, чем в иных легких - загорелся и осветил часть неубранного стола. Внушительных размеров рука выдернула из тьмы неосвещенной его области короткую, грубо вылепленную свечу, зажгла и поставила на место сгоревшей. Мрак таял, словно снег под солнцем. Возможно стало разглядеть, что руки не сами по себе, различимы стали широкие плечи и крепко посаженная на них голова. Недобрые глаза печально отражали огонек свечи.
- Их вайс нихт, вас золл ес бедойтен, дас их зо траурих бин…мать вашу. Эй, урки, подъем. – Где-то у стены зашевелились люди, заворчали недовольно со сна.
- Я вас поднимать должен? Может, кому еще горшок поднести, баре гребаные! А ну встать, стемнело уже!- тяжелая глиняная кружка полетела в темноту и разлетелась, ударившись о стену. Послышался скрип досок, и множество ног опустилось на пол.

Посреди неосвещенной улицы, стоял, раскинув руки, в кругу тусклого мерцающего света, тщедушный человечек. Хотя, надо сказать, по сравнению с Малом, с его габаритами, каждый прохожий выглядел недомерком. Юноше показалось вдруг, что эту нелепую фигуру он уже встречал. Покрепче прижав к бокам мощными руками парочку полузадушенных горе-налетчиков, Мал ускорил шаг. Что-то там, впереди, на темной улице случилось - подсказывало бывшему солдату воображение, взбудораженное только что пережитым нападением. Нападение, правда, было очень опрометчивым для злодеев и, само собой, неудачным, о чем свидетельствовали два бесчувственных тела под мышками героя, несомых к доктору. Так или иначе, успел наш герой вовремя. Типы существовавшие (и неплохо) за счет одиноких припозднившихся прохожих, (не в смысле проводить до дома, а просто грабители) не приступили еще к реализации своих не слишком гениально разработанных и безупречно продуманных криминальных планов. Мал не понимал, что же их сдерживало, да и не пытался. Он с ходу принялся было «мягко увещевать» гопников, но само появление среди нападавших подобного громилы, видимо, не обрадовало потенциального терпилы. Тот неуверенно взмахнул руками и, прикрыв глаза, забормотал какую-то бессмыслицу. В неверном свете, замерцавшем вдруг ярче, наш спаситель разглядел лицо человечка, узнав в нем коротышку, которого и искал. Из за которого, собственно говоря, все и началось. Но не успел Мал даже окликнуть коротышку, как раздался грохот, человечек растаял в воздухе, а всех находившихся вокруг распластало по скользкой булыжной мостовой.
- Он же ….мать, волшебник! – только и всплыло в контуженном мозгу поверженного великана. С болезненным стоном он выдохнул густой маслянистый воздух, и его голова глухо стукнулась о камни. Искрящийся, потрескивающий магическим светом шар, казалось, только и ждал, когда будет обезврежен последний грабитель. Издав звук, сходный с хлопком вылетающей из бутылки пробки, он лопнул, не оставив иного следа, кроме стоптанного башмака с загнутым носом. Башмак выпал из исчезнувшего шара и обретался теперь на груди посапывающего юноши в пыльной солдатской одежде, крайне нелепо выглядящего среди личностей, род занятий которых угадать труда не составляло. Все лежали одинаково неподвижно. Из-под неприподъемного тела гиганта-солдата выглядывали конечности, по крайней мере, троих « джентельменов удачи».

Насвистывающий что-то под нос уличный уборщик, беззаботно возвращающийся с работы, едва не наехал погромыхивающей тачкой на неподвижную компанию. Свист прекратился. Уборщик огляделся и, поняв, что вокруг никого нет, объехал лежащих. Секунду спустя тачка, не скрипнув ни разу – чудеса, да и только – была уже где-то за поворотом. И снова загромыхали старые колеса по булыжникам, и недовольное ворчание сменило свист:- Напьются и колобродят. А я вам что, такси? Проспитесь себе и идите, куда надо, а я вам не такси…кины дети… ать…ять …уй…. Затем послышалось бульканье, довольное кряхтенье, и снова незатейливый мотив заструил себя в ночь негромким посвистыванием.

Емеля вытер нос рукавом и ощупал холщовую торбу. Так, на всякий случай, провел рукой по туго натянутой ткани. Ощущать под рукой богатство Емеле не особо пришлось по вкусу. К тому же его, богатство это самое, придется беречь и охранять. От кого? Да, почитай, от всех. Золота ему оставлено старшими такое количество, какое в старой суме скромного простолюдина-иноземца и представить то невозможно. Но пьянила мужика возможность пожить в свое удовольствие, пожить без оглядки на соседей и приятелей…
- …мелюшка, постарайся! …емляка сыщи, а с ним и …ундук…- ладья удалялась и слова долетали потрепанными свежим морским ветерком. Емеля взобрался на валун, имеющий форму огромного панциря невероятно большой черепахи, и помахал уплывавшим товарищам. Никогда бы не подумал, что сердце сожмет печаль, а поди ж ты… Долго стоял Емеля на камне, провожая взглядом уплывающих товарищей. И только когда изрядно удалившаяся уже ладья стала неразличима среди сердито пляшущих волн, вздохнул обреченно и спрыгнул на песок. Сундука рядом не наблюдалось, неровная цепочка следов тянулась к лесу.
- Вот тебе, бабушка, и юрьев день! - к горлу подступил противный комок и ноги сами понесли хозяина по следам.… Весь путь до города он проделал молча, и это, в общем-то, неудивительно, если принять во внимание, что шел он один. Необычна была Емелина серьезность, сосредоточенность и нацеленность на результат. Шел себе мужик, шевелил беззвучно губами и смотрел под ноги невидящим взглядом. Ступив на каменистую мостовую гросс тронул за плечо встречного горожанина, обратился к нему с вопросом на его родном языке, и через минуту в сторону лавки купца Алима ловко маневрируя в уличной толпе, шел неотличимый от других обычный житель полиса. И никто не знает, каких трудов стоило Емеле не глазеть, раскрыв рот, по сторонам, не выдать себя, удивляясь и восхищаясь ранее невиданными диковинками.

Стемнело. Посетителей не было, и хозяин собирался уже закрывать заведение, когда дверь неуверенно заскрипев, несмело отворилась. Соломенная копна умащенных ароматным маслом волос шагнула в лавку, поворачиваясь направо-налево. Голубые наивные глаза, наскоро осмотрев пустые столы, остановились на лавочнике. - Господин Алин, смею почтенно надеяться?- вошедший выучил видно фразу заранее, и естественно все перепутал. - Господин Алим, правильно надеетесь, почтеннейший…не имею чести знать вас по имени. Рад услужить безмерно, другу моих друзей! Кстати, кто вас направил в скромную лавку недостойного купца?- вопрос застал кудрявого врасплох. Направляясь в лавку за сундуком, Емеля по-другому представлял свое появление у хлебосольного купца. Он надеялся явиться голодным горожанином, обычным гражданином, прослышавшим о заведении с вкусной, недорогой едой. Не тут- то было! Простым путником, надеющимся поскорее сесть за стол, прикидываться было, очевидно, уже поздно и Емеля решил сказать все, как есть. К тому же- решил он- лавочник тоже должен быть более заинтересован в многоногом деревянном чудище, чем в выдаче какого-то нелегального чужеземца таможенным органам.
- Господин купец- с достоинством склонив льняную голову произнес гость - Мои спутники, отобедавшие у вас намедни, так остались довольны, так довольны, что уходя оставили нечто из товаров, вместо же прихватили вашу вещь, чрезмерно схожую со своей. Моя скромная миссия в том и заключается, чтобы при вашем участии, надеюсь на ваше понимание, восстановить положение дела.
Емеля, довольный собственным красноречием, выжидающе смотрел на горбоносого высоченного купца. Тот, против ожидания, не торопился кричать от радости и кидаться гостю на шею. Виновато потупившись, он провел гросса в темную клетушку - подсобное помещение. (Емеля, естественно, обозвал ее про себя чуланом) Являло собой помещение, как его ни называй, мамаев погром. Емеля присвистнул и промурлыкал под нос невесть откуда взявшееся - Был на квартиру налет? К нам заходил бегемот?.. - Нет, дражайший мой единомышленник, никакого налета не было, да и быть не могло. В этом городе я не нажил, как хотел, большого богатства, но хожу у всех, по крайней мере, в приятелях,- Алим снова обвел печально блестевшими глазами комнатку.
– Посмотри, чужеземец, - Емеле после этих слов стало вдруг неуютно и хозяин, поняв, поправился - Видишь, путник, дверь - она никогда не открывалась, а я владею лавкой скоро десять лет. Дверь выбита изнутри. Он просто ушел. Я рыдаю, мой собрат по несчастью, еще и потому, что тот сундук, который ты хочешь мне вернуть, принадлежит не мне.
- Знай же и ты, честный купец,- гость заломил в отчаянье руки - у меня нет твоего…вашего сундука...

Добавлено: Fri Aug 12, 2011 5:29 pm     Заголовок сообщения:

Если бы бесстрастная странница – Луна заглянула в освещенное окно лавки, картина ее взгляду представилась бы премиленькая: высокий худощавый лавочник-брюнет и льняной, плотного сложения гость его едва успевали наполнять друг другу бокалы. Купец то и дело принимался рыдать, колотя себя в грудь крепкими кулаками, Емеля успокаивал нового друга и исступленно клялся костьми лечь, но найти оба, нет – все сундуки в мире. И звон сшибающихся бокалов заглушал слова клятв.
Потом они пели. Пели дуэтом и по очереди, пели романтические баллады, воровские романсы и сомнительного нравственного содержания куплеты. А временами тишину ночного рынка нарушал страшный топот. Наши герои нетипично скорбели о своей утрате и пускались иногда в пляс, чаще - до упаду, именно буквально, непосредственно на пол, натурально морду в кровь. Так, или иначе, Бутагоз этой ночью мужа домой не дождалась, а первые лучи солнца, пробившиеся через окно лавки, упали на два, не то, что нетрезвых, почти неживых тела. Сидели тела в обнимку на скамье, устроив опухшие лица на блюдах с зеленью, один – на луке, другой выбрал для косметической процедуры петрушку, и сладко похрапывали. Как мы видим, резидент старика в белом приступил к мероприятиям по поиску сундука. Такие уж у него, видимо, методы работы. Вот – вот проснется Емеля и будет ему ох, как нелегко, но не щадит он здоровья, да и самой жизни, для дела.

Где-то в чаще леса в предрассветный час то ли стадо взбесившихся кабанов решило выяснить отношения с зарвавшимися медведями, то ли лесорубы-пролетарии проявляли классовую сознательность, собираясь перевыполнить недельную норму выработки в отдельно взятый день. Лес трещал и стонал, деревья раскачивались, мелкая и крупная дичь ломилась в панике прочь, птицы, тревожимые в этот час вторую ночь подряд, поднялись с криками, намереваясь навсегда покинуть еще недавно тихую часть нетронутого леса. Но ни бацилла бешенства, ни призрак, которому еще несколько сотен лет не дано бродить по Европе, неповинны в происшествии, и «зеленые», если бы их движение в те времена уже имело бы место быть, (хотя, скорее всего, их ждал бы костер за ересь) смогли бы обвинить в едва не начавшемся исходе животных разве что огромных размеров сундук, продирающийся «сквозь лесной валежник».
Монстр щербатыми боками раздвигал молодую поросль, множество разного размера пяток и пяточек вытаптывали траву, оставляя позади свежую тропинку, а крышка, приоткрываясь время от времени, легко перекусывала толстенные ветви, преграждающие путь. Иногда тварь останавливалась и будто принюхивалась, после чего какое то время снова уверенно продолжала путь.

Мал открыл глаза. Небо над ним празднично чисто и по-утреннему прозрачно. Ни единого облачка, будто кто окатил небесный купол водой из ведра, смыв разом все вчерашнее. Вчерашнее…вчерашнее – вспомнились события ночи, несчастные налетчики и худощавая фигурка в нелепом балахоне, странно знакомом, с неровно подрезанными полами. Гулом в ушах отозвался хлопок, после которого.… А собственно, почему пробуждение происходит в таком месте? Внизу кто то замычал и попытался выбраться из под Маловой туши, кто то заговорил, другой голос ответил…
Солдат поднялся - Мама родная! Насколько личностей в разных позах спрессованы были его широкой спиной и мощным за…пятой точкой, и все теперь старались расправить онемевшие члены и встать. Удалось подняться одному, встал другой, еще двое – минуты три спустя вся сконфуженная шайка «ночных романтиков» была на ногах. Еще мгновение погодя все бодро драпали с «поля боя».
Богатырь огляделся вокруг, но кроме старого башмака других следов происшествия видно не было. Где-то раздался громкий верблюжий крик, и, казалось, заполнил собой весь еще не проснувшийся город. Мал сделал вывод, что рядом находится базар, определил примерное местонахождение орущего животного и потопал по середине пустой улицы к харчевне, которой на рынке ну никак не могло не быть. Город оживал, и шаркающие шаги пока еще редких прохожих заглушали голодное урчание богатырского брюха.

Здоровенный черный паук с круглой блестящей задницей резко повернулся и, привстав на тоненьких ножках, помчался к центру своей предусмотрительно сплетенной в окне сети, которую только что потревожил закружившийся до потери ориентации (в пространстве, хотя…) шмель. Лапка членистоногого соскочила с нити и чрезмерно отяжелевшая тушка – исчезновение прочих пауков в лавке и толстое брюшко наводили на мысль, что это была самка – спикировала вниз. Паутина задрожала, хозяйка ее прекратила падение, зависнув вдруг вниз головой, перевернулась и быстро-быстро начала подниматься. Пересекла снизу вверх свою сеть и замерла, усевшись на верхней окраине терпеливо поджидать добычу.

Дверь протяжно заскрипела, медленно, словно нехотя, открываясь. Алим замычал и сжал ладонями голову. Друг его отреагировал на терзающий уши, а особенно похмельные души, скрип аналогичным же образом, только вместо мычания вой, надрывный, протяжный и леденящий, родился и креп в лавке. - Кончай кота за яй.. тянуть, заходи, кто там еще!- Емеля раздраженно обернулся к двери,- Ба, ба, ба, кто к нам пришел, Клаус проглоченный, если не ошибаюсь? Клаус, стоя уже в лавке, потянулся к дверной ручке. Две глотки хором выдохнули сивушное «Стоп», и рука замерла на полпути.
- Покорнейше простить просим, достопочтеннейший, - сложил ладони лодочкой Алим - Мы с товарищем нездоровы и эта…этот звук нас несколько выбивает из колеи. Не угодно ли вам будет сесть и сделать заказ.- Всем видом своим хозяин старался являть собой гостеприимство, но получалось как-то не очень натурально. Горбатый не последовал с радостью совету купца, а смутился и глядя в сторону промямлил: - А я, вот, понимаете, наслышан, что у вас здесь…гроссы…Я из сундука когда… у гроссов ...Когда меня вытащили…
Емеля, до этого молчавший, понял вдруг Клаусово смущение и пришел ему на помощь - Верно! Когда его достали, он от страха аж трясся, ну мы его медами да наливками попотчевали. Изрядно употребили. Вот он и хворает с утра. Давай, ка, хозяин, коли есть что, будем лечиться.
И положив тяжелые свои лапищи на плечи собратьев по похмелью, проговорил нараспев - И тебя вылечат, и тебя вылечат, и меня вылечат….
Едва не вылечились, как ни странно, такое облегчение почувствовали, но помешала полному «выздоровлению» конечно же, Бутагоз, которая решила проведать-таки супруга, горящего на работе. Все трое последователей альтернативной медицины были ей взяты за шиворот, оттащены в кладовку и уложены в рядок на полу. Лежали смирно, только то один, то другой порой петь принимались, а третий своим долгом почитал подпевать обоим, причем слов совершенно не знал и выводил - Ля-ля-ля да тра-та-та, - не особо комплексуя. Под аккомпанемент неадекватного трио безропотная купцова жена в очередной раз навела порядок в лавке и вышла, прикрыв за собой дверь. Пошарила в складках одежды, поколдовала над табличкой перед входом и, « покой дорогой», отправилась домой. А постоянные Алимовы посетители, сколько раз ни подходили, видели на стене перед дверью лишь приколотую бумагу- Закрыто по техническим причинам. И лишь особо грамотные могли прочесть чуть пониже …то же самое еще на нескольких языках. Да-а, знание, как говорят, воистину, сила!

Добавлено: Sat Aug 13, 2011 6:04 pm     Заголовок сообщения:

Так уж случилось, что о настоящем виновнике событий, произошедших как до сего времени, так и тех, что случатся впоследствии (причинно следственная связь вещь, сами понимаете, тонкая и деликатная), в это утро никто не вспоминал. Попробуем нарушить тенденцию и не дать герою кануть в небытие.
– Ау, господин Ринсвинд, вы где? Куда опять подевались? Боюсь, наше повествование без вас станет скоро безличным и неинтересным, а то и вовсе потеряет смысл. Какой, в самом деле, интерес слушать о пусть не третьестепенных, но не самых главных вершителях истории? О людях, являющихся лишь свидетелями и участниками, и событиях, которые стали лишь следствием поступков робкого и нелепого чудака в пыльном балахоне. Возьму на себя смелость утверждать, и до хрипоты буду отстаивать свою точку зрения, что, по крайней мере, полдюжины книг свет не увидал бы, кабы имя Ринсвинда не было произнесено в свое время, словно заклинание бородатым творцом фантазий на одном из островов. И, уж не знаю, в чем этот автор (к счастью) сплоховал, но имя, да и сам неброский сей персонаж, мгновенно вышел из повиновения создателя.
Нет, конечно, волшебник по первой указке творца своего перемещался с континента на континент, но, кажется мне, похождения маленького человечка порой удивляли и придумавшего его, и богов, чьи интересы тоже присутствовали в каждом Ринсовом деянии.
Вот и ко мне ночью ввалился без стука и вынудил предоставить ему роль в истории моего отечества суетливый худенький странно одетый человек, и прогнать его прочь я не смог. И пусть неблагодарное, исторически неверное и небезопасное дело, внедрять в прошлое нового героя, но, уверен, маленький человечек способен на большие дела. Без сомнения, он приложит все свои недюжинные силы и не только удачно впишется в новую для себя среду, но и немало поможет друзьям, которые во множестве появляются у доброжелательного, деликатного волшебника в любом уголке мира. Странного и все еще плоского мира, полного блуждающей магии и фантазий.

Небо над головой было темным и беззвездным. Оно будто давило на Ринса, низкое, какое-то безвоздушное и тяжелое. Волшебника мутило. Он попытался встать и сориентироваться, читай - настроить нос по ветру - но едва выпрямился, как земля под ногами качнулась. Ринс инстинктивно отшатнулся в противоположном направлении. Земля наклонилась в обратную сторону, что- то бухнуло рядом, будто … волна о борт. Худощавая фигурка остолбенела и прислушалась. Еще один удар совпал с наклоном земли и среагировать вовремя не получилось, фигурка кубарем покатилась, запнувшись обо что то мягкое.
Докувыркавшись до борта – несомненно это было судно – Ринс снова поднялся и встал, держась обоими руками. За бортом бушевало море, светящимися гребнями волн баюкающее корабль, над головой, закрывал небо, громадный полог, натянутый над палубой. А на палубе, под ногами перепуганного волшебника ….
Душераздирающий вой (и через многие сотни лет Тарзану не удастся, таки, его повторить, несмотря на актерский талант исполнителей роли) заполнил вселенную на миллиарды световых лет во все стороны. Несколько сверхновых звезд вспыхнули в чертзнаетгдешних галактиках, ничем не примечательную рыбу камбалу в глубине океана сплющило звуковой волной, в гросской деревне под Черниговом (говорят Ева, первая женщина, была оттуда родом) перепуганный петух, обложившись, снес яйцо, а дождевой червь совершил половой акт…сам с собой. Нехотя на судне, невзирая на дикое количество принятого вечером алко…снотворного, начали просыпаться гроссы, зловонные и мучительно постанывающие.

Юноша-великан в пыльном солдатском плаще неторопливо переставлял ноги, несомый полупроснувшейся толпой и рассеянно поглядывал по сторонам. Есть хотелось нестерпимо, но все встреченные лавки еще не открылись и Мал, а это был именно он, продвигался дальше и дальше вглубь рынка. Еще одна лавка, и на сей раз открытая, явилась взору нашего героя. Он прибавил шагу и начал выбираться из сомнамбулически движущегося людского потока, не выпуская из виду полуоткрытой двери лавки. Нога, мягко ступающая на пыльную мостовую, зацепила носком что-то легкое, приподняла это «нечто» и снова опустила, сделав шаг. Нечто не упало с ноги, не укатилось, скорее наоборот, вцепилось еще крепче. Мал остановился, опустил глаза вниз, и неожиданная улыбка растянула его обветренное лицо, мгновенно изменив его выражение.
Крохотный взъерошенный комочек сидел на башмаке гиганта, обняв ногу лапками с микроскопическими коготками. Зверек мигнул голубыми глазенками и пожаловался - Мяу. Ну как отказать нуждающемуся в помощи, Мал наклонился, осторожно подобрал котенка и в несколько шагов пересекши улицу, опустил спасенного от неминуемого растаптывания звереныша на обочину. Котенок пропищал еще одно «Мяу» и исчез. Спаситель направился к предполагаемому месту долгожданной трапезы, но подойдя ближе, нашел дверь закрытой, а на ней листок, на котором… на нем ... ну, в общем, герой наш дернул дверь и сделал вывод, что надпись говорила о том, что лавка не работает. Через несколько сотен лет один скрипач- садист на Бейкер-Стрит назовет подобные умозаключения дедукцией, наш же персонаж, назвал это дикой непрухой и, повернувшись кругом зашагал прочь.

Добавлено: Thu Aug 25, 2011 6:30 pm     Заголовок сообщения:

Веселое настроение друзей покинуло быстро. Песни перестали вспоминаться, язык упорно не желал повиноваться, взаимопонимание между нетрезвыми собратьями по искусству оказалось под угрозой нарушения. Очень скоро приятели погрузились в размышления, а затем сон распростер над ними свои крылья. Время от времени у входа в заведение раздавались голоса, периодически стук и толчки сотрясали дверь, но троица беззаботно посапывала в кладовке.

Умей Ринс плавать, грозные валы, вздымающие и опускающие в пенистую бездну ладью, не испугали бы его. Он отважно прыгнул бы за борт и, скорее всего, благополучно избегнул бы общества неадекватных от принятого на грудь варваров. Но вода сама по себе означала для волшебника опасность куда большую, нежели возможные побои. Ринс заверещал, завертелся волчком, вырываясь из крепких лап моряков, и раскинул руки в стороны.
- Одной фразой я, великий и непредсказуемый Ринс, могу отправить вас на дно морское, или избавить от крушения ваш корабль. Ради этого, собственно, я и оказался здесь, прочитав в магической книге о вашей неминуемой гибели в пучине – нужные мысли возникали в голове непроизвольно и уста произносили то, что мозг еще не осмыслил. Но это было спасением. Высокий старик взмахнул костлявой ручищей и рев толпы стих. Даже вой ветра, ломающего мачты, казалось, стал тише. Ринс съежился, но рук не опустил. Он прищурил глаза и зашевелил губами…
Дни сменялись новыми днями, облака появлялись и улетали прочь, гонимые свежим морским ветром, а Ринс все плыл и плыл с новыми товарищами.
- Что же это за волшебник?- возможно спросит иной, но твердая рука провидения порой, видимо, сильней волшебства. Ринс и попытался бы, может, покинуть корабль, если бы не благоговейное прямо таки отношение к нему гроссов, с первой минуты польстившее нашему хитрецу. От острова к острову, с одного архипелага на другой, минуя проливы и пересекая морские течения, судно двигалось к земле гроссов - Гроссии, или Кифии, как называли в древности эту огромную внутреннюю область. Среди высоких суровых мужчин с наивными детскими глазами Ринс чувствовал себя в безопасности. Возможно в первый раз в жизни ему не нужно было быть начеку все 24 часа в сутки. Он порозовел, подобрел, начал даже приобретать некоторую солидность. Все свободное время волшебник проводил на носу судна, стоял, шевеля губами, и возможно взаправду оберегал корабль он невзгод. По крайней мере, серьезная опасность путешественникам не грозила с момента появления Ринса на борту ни разу.

Толстая дверь прогнулась и затрещала. Горбоносый хозяин не открывая глаз пророкотал привычную скороговорку - Добро пожаловать в мою скромную лавку, гость! Отдохнувшие товарищи его протирали глаза, разбуженные треском, когда доски не выдержали. Нечто ужасное ворвалось в лавку, круша все на своем пути, шлепая множеством разнокалиберных босых пяток. Отчаянно заверещал вмиг протрезвевший Клаус, с ужасом опознав своего «пожирателя», и с места скакнул на стол.
Алим тоже узнал нового посетителя, но, в отличие от приятеля, обрадовался возвращению собственности постояльца, оставленной на хранение. Не успел купец вздохнуть с облегчением, как в помещение влетела вторая дверь, выбитая другим монстром, не уступающим первому размером и свирепостью. С хлюпаньем вкатился, скользя ластами и плавниками, точно такой же сундучара и застыл напротив обескураженного собрата. Этого «зверя» опознал Емеля, бросившийся к нему с распростертыми объятиями. Хозяин стоял посреди комнаты молча, чесал затылок и переводил взгляд с сундука на …сундук.

Высоко над морем стоит крепость Чемболо. Уж никто и не помнит, какие народы начинали строить неприступные стены, какие племена владели ей, какие властители посылали свои отряды на гибельный штурм, и сколько вождей сгинуло без следа, разбившись о камень твердыни. О каких только кровожадных обитателях этих мест не рассказывают путешественники, каким немыслимым количеством разноголосых пиратов не населяют близлежащие заливы и бухты. Беспечные же гроссы, входя в узкую глубокую бухту, даже латы не надели, надеясь, видимо на грозную славу мага, посланного небесами на их корабль. Так, по крайней мере, думал сам « великий и непредсказуемый Ринс» с равнодушным видом стоящий на носу судна.
Полуголые личности поблескивая плутоватыми глазами из под черных кудрей, споро подтягивали ладью к причалу. Вальяжный чиновник нетерпеливо сучил ножонками, торопился ступить на борт, видно. Честность давно стекла с его лица, растопленная ярким южным солнцем и щедростью, чаще вынужденной, торговых гостей. Потом уже, после отплытия, узнал волшебник от Садка, что были, дескать, в былые времена и пираты, и дикие соседи, но так обирали путешественников городские служители, что пиратам и взять с тех после было нечего. А после, было дело, и вовсе перестали мореплаватели посещать удобную бухту, благо богатый Ерсонес не так уж далече находился.
Во времена более поздние властителей колонии назначали временно и на один только срок, чиновников стало модно за причинение ущерба казне казнить, но мздоимство совершенно не исчезло. С тех, кто давал, по-прежнему принято было брать, и не только в казну, а уж кто пытался поиметь, с кого не положено… палачей тоже присылали из за моря и никаких комплексов у людей сей гуманной профессии не наблюдалось…
Борт глухо ударился о разбухшее мягкое дерево причала и «нетерпеливый» шагнул на палубу. Навстречу чиновнику поднялся высокий старик с простым кожаным обручем на белоснежных волосах и предъявил свиток. Развернув его с погрустневшим лицом, проверяющий скучным взглядом скользнул по буквам и кивнул головой. Печаль его развеял малюсенький кожаный мешочек, тяжело скользнувший в ладонь из руки рядом со стариком стоящего великана. Чиновник довольно заулыбался, заверяя старейшину гроссов в своем, а значит и коменданта Чемболо тоже, удовлетворении бумагами гостей и выход на берег гостям был разрешен незамедлительно. Сановитый Садко, Белозер, бесстрастный и знающий, казалось, все на свете, четверо плечистых дружинников - отроки - Ринс запомнил, как называли их старшие и сам волшебник – вот и все, кто отправился за провизией. Маленький отряд двигался вдоль узкой бухты в направлении единственного рынка.
Горожане и полудикие окрестные жители, пестро одетые иноземцы и блестящие солдаты комендантской гвардии, все устремляли взоры на Ринса и его рослых спутников. Иные, будто узнав кого-то, махали рукой и выкрикивали на своем языке приветствие, некоторые удостаивались ответных возгласов. Отставать от группы суровый Белозер не позволял никому. Без происшествий гроссы дошагали до торжища – это необычное слово Ринс также счел необходимым заучить, посчитав его очень точным и образным. Торговать – торг – торжище, а слово рынок как-то ничего и не значит. Отроки нагрузились как вьючные животные, тороватый Садко отсчитал торговцам указанную белым стариком сумму в местных динариях и снова караван отправился на корабль.

Добавлено: Sun Sep 11, 2011 4:28 pm     Заголовок сообщения:

Наш маленький герой готов был поклясться чем угодно, что на борт поднялись все, кроме Белозера. Он даже сказал об этом Садку, но тот зашикал, яростно завращал глазами и лапищей зажал волшебнику рот. Вот и попытайся поколдовать впредь, не то, что заклинание обратно в глотку забить, такой ручищей и волшебника покрепче Ринса можно наизнанку вывернуть. Зато понял Ринс, что гроссы не испытывают страха и почтения к его «таланту». Но стало ему еще более непонятно их отношение к нему, доброе, душевное, уважительное и снисходительное одновременно. И еще задумался волшебник, зачем же он этим людям нужен и чего от него хотят. И начал понемногу понимать, что особой необходимости в его «великом и непредсказуемом» умении спутники не испытывали, страха перед магией не ведали и в услугах волшебника, скорее всего, не нуждались. Признавать же, что заботились о нем и оберегали из чувства жалости, Ринсу вовсе не хотелось, и почел он за благо решить для себя этот вопрос следующим образом: впоследствии всем заявляя, что, мол, гросская душа – потемки.

Оставленный же нами Мал, по-прежнему пребывающий в состоянии уныния и неописуемого голода, купил, не торгуясь, у уличного торговца несколько пирожков и принялся быстро их уничтожать. Вкус пищи был, прямо скажем, так себе. Единственное достоинство состояло в том, что пирожки оказались огненными – Мал обжигаясь глотал не жуя, не чувствуя вкуса, наслаждаясь количеством еды. Вытер руки изнанкой плаща и понял, что жить легче не стало. Ну, разве, чуть-чуть, самую малость. Великан вздохнул, окинул равнодушно уже гудящие многоголосо улицы, повернулся… наобум и зашагал, как всегда, стараясь не потревожить кого ненароком. Мал и сам потом не помнил, какие думы гостили в его голове в то время, какое чувство владело им тогда, кто из богов смилостивился над ним, списав с бесхитростной солдатской души некий невольный грех. Но случилось то, что случилось – Вы правильно поняли, читатель, - герой наш как бы очнулся, потряс головой, отгоняя наваждение, потер кулачищем глаза. Сомнений не было, он стоял перед заведением гостеприимного Алима. Лавка скалилась ему вызывающе и маняще выбитой дверью. Мал расплылся в широченной улыбке, наклонил голову и решительно шагнул через порог.

Гребцы оттолкнулись длинными веслами от ветхих брусьев причала. Ладья легко заскользила по спокойной воде узкой бухты. И только когда суденышки, стоявшие рядом, остались позади, весла дружно вспенили воду. Нескольких минут нашим путешественникам хватило, чтобы выйти в открытое море. Надувшийся пузырем парус повлек ладью на восток, дав отдых гребцам. Дыбящийся скалами близкий берег навевал на смелого Ринса не самые приятные мысли, разбивая могучие волны о серый камень, но Садко, суровый и сосредоточенный, не спешил отплывать подальше. Более того, через некоторое время корабль повернул налево и нацелился носом на узкий проход в прибрежных камнях. Дальнейшего волшебник предпочел не видеть и юркнул, дрожа, под настил. Ладья заплясала в прибое, поднялась и шурша вползла на берег.
- Струхнул трошки, фокусник? – огромная ручища мягко тронула его плечо – Пристали, до завтра на берегу можешь отдохнуть.
- Не фокусник, между прочим, а волшебник – Ринс поймал себя на мысли, что сам верит в то, что сказал. Без сомнения, пребывание рядом с этими непонятными сильными людьми вселяет в любое самое тщедушное тельце уверенность в себе. Он поднялся и поправил балахон. Нос судна едва держался на прибрежной гальке и волны, облизывая берег, отрезали путешественников от суши. Что ж, наглость – второе счастье, страшась собственной смелости, Ринс поднял голову и поманил пальцем дюжего дружинника. Тот послушно приблизился и повинуясь жесту маленького волшебника подставил спину. Ринс, поддернув балахон, забрался на закорки и указал на берег. Судьба отсалютовала Ринсовой решительности брызгами морской воды из-под дружинниковых сапог.

Внутри разоренной лавки сидел на полу смуглый Алим и причитал, раскачиваясь и хватаясь ежесекундно за бритую блестящую голову. Увлеченный собственным воем не вдруг разглядел он Мала, казавшегося ему, верно, не таким громадным, как его горе. А горе было, впрочем, и не маленьким: в лавке не было больше никого. Оба сундука, быстро сориентировались и покинули помещение, а приятели хозяина лавки просто исчезли в мгновение ока, кинувшись к опознанным ими деревянным монстрам. Нет, не показалось Алиму, видимо и в самом деле ошиблись Емеля и Клаус и кинулись обнимать не своих чудищ, и не послышалось купцу, а и в самом деле уши его расслышали два щелчка крышками. Даже заметив, таки, великана не успокоился рыдающий лавочник, хватал Мала за руки и всхлипывал. Вытирал руками мокрое лицо и снова лил слезы, завывая…
Юноша даже рассердиться успел, было, на Алима за то время, что пытался вызнать причину расстройства того, но перерывы в стенаниях становились все длиннее, и связные фразы все понятнее. Не прошло и получаса, как гигант уже представил себе всю картину маслом.
- Да уж! – не в первый и не в последний раз в истории человечества великая фраза сотрясла воздух.
- Да уж, - невесело повторил купец.

Добавлено: Fri Oct 07, 2011 3:27 pm     Заголовок сообщения:

Юношески стройные кипарисы, во все стороны тянущие ветви можжевельники и приземистые мелколистые дубки неумолчно и жизнерадостно шелестели на ветру. Бесчисленные цикады охотно вещали местные новости всем встречным – поперечным, а непуганые птахи разве что на головы людям не усаживались. Разбежавшиеся по прибрежным зарослям дружинники в мгновение ока натащили гору сушняка и сложили костер между двумя валунами у самой воды.
Ринс поднял голову и огляделся - местность ему нравилась. Растительность бодро и легко взбегала по каменистому склону до скал, широченной, поросшей редкими зелеными волосами грудью встающих метрах в четырехстах от корабля. Солнце щедро расплескивалось по белесой груди и стекало теплом меж деревьями вниз, к морю.
Чуть восточней поднималась к небу еще одна громадина. Подол ее зеленой юбки окаймлялся белой пеной прибоя, розово-серое туловище венчала голова в заостренном шлеме. Изредка неосторожные облака, засмотревшись, видимо, на редких здесь отдыхающих, (лет через тысячу по берегу и шагу не ступишь, не наступив на кого) теряли бдительность и цеплялись за острые камни вершины. Дымок от разгоравшегося уже костра свивался в спираль, поднимался над невысокими деревцами и разрывался в клочья крепким порывистым ветром, летящим с моря в лобовую атаку на скалы. Прогретые солнцем склоны смело подставлялись под удар этого южного камикадзе, и отбивали прохладные потоки вверх, навстречу облакам, ползущим с севера. Те вынуждены были снова отступить вглубь, и не смели скрывать от любопытного светила южное побережье.
В общем, гроссам выпало счастье попасть в место с максимально возможным количеством ясных дней в году. Пожалуй, впервые в жизни повезло и нашему маленькому герою. А вдруг это только начало! Хотя сам волшебник в это боялся даже верить. Если ему повезет в чем-то, это будет уже нечто противоестественное в лучшем случае, а то и вообще, чреватое хрен знает чем для человечества.

Чем угодно мог поклясться Емеля, что Клауса на его глазах проглотил в мгновение ока гросский ластоногий сундук. Кого угодно готов он был убеждать в этом, но, встретив в душной бесконечной темноте среди мехов, бочонков и связок дичи неожиданно невредимого, как и он сам, горбача, перестал Емеля верить даже своим глазам. Клаус же, испуганный и вконец протрезвевший, казалось, знал все-таки заранее, что будет снова спасен из чрева деревянного чудища, причем либо Алимом, либо Емелей. По крайней мере, выглядел более уверенным, нежели товарищ его по несчастью, в благоприятном исходе страшного приключения. Опыт, понимаете ли! Ну, который сын ошибок трудных.
И после краткого отдыха побрели они по узким извилистым коридорам, заваленным всякой всячиной, ощупывая один правую, второй левую стену. Если же замирали на месте, прислушиваясь, то едва смолкало вдали эхо неуверенных шагов, чудился им шорох, хруст и чуть ли не жадное чавканье внутри стен. И только тихого всхлипывания да молитв с обещаниями праведной жизни не распознали уши проглоченных страдальцев в пыльных лабиринтах внутрисундучья…

Не раз и не два выспрашивал Мал у растрепанного купца, что же говорили странники, угощавшие хозяина яствами из принесенного сундука. Вновь и вновь повторял немногие заученные фразы Алим, поправляемый великаном. Душа гиганта ликовала – в гостях, пировавших в лавке, узнавал он соотечественников и с еще большим нетерпением желал поскорее начать их поиски. Уверенность в том, что гроссы не уплыли, утеряв столь важную для себя вещь, не покидала юношу. Алим же, в свою очередь, был уверен, что не имеет права покинуть разгромленную лавку и все силы следует бросить на восстановление заведения. Судили они, рядили и решили все же лавку подлатать. Мал по такому случаю готов был потратиться, увесистый звенящий мешочек лег на стол, но купец отодвинул его.
- Я, недостойный, не уберег твоего имущества, мне и отвечать. И состоянием и самой жизнью своей отвечу, и пока не сыщем сундуков, не вернусь к делам.- Алим гордо вскинул голову.
– Лавкой будет жена моя заниматься, разумна она, справедлива и дело знает. Даже меня порой учить берется.
- Вот, добрый купец, и отремонтируй ей лавку!- лапища Мала вложила монеты в Алимову ладонь, - Деньги эти, считай, дармовые. Мне достались просто. За то дадены, что тешил сам себя, все на свете позабыв, что боролся, как ребенок, себе и всем в забаву.
И не успело еще солнце вскарабкаться на небесную верхотуру, а с полдюжины работников уже доделывали щедро оплаченную громадным юношей-иноземцем (сказать по-правде, так среди «мастеров» тоже не наблюдалось лиц коренной национальности, но слова «гастарбайтер» тогда, скорее всего, еще не придумали) в солдатском пыльном плаще работу. Новенькие двери открывались беззвучно, починенные скамейки перестали качаться и стонать под жо …телами посетителей, а стены желтели свежими досками. А уж запах стоял, словно лавка заново отстроена. Алим глубоко вдохнул, жадно раздувая ноздри, и блаженно зажмурился. Малу тоже нравилась обновленная лавка, смолистый дух навеял воспоминания о далекой лесной Родине. Гигант положил ручищи на стол, скрестил вытянутые ноги и сидел, улыбаясь чему-то неведомому окружающим. Купец поднял, было, руку, хотел положить на плечо юноши, но хмыкнул, и рука его повисла в воздухе.

Добавлено: Sun Oct 09, 2011 2:51 pm     Заголовок сообщения:

Ветра нет – кусты трясутся, а медведя, который, как в детском стишке, ищет малину, и в помине нет. Как и вообще никого поблизости не наблюдалось, лес пустел на глазах. Птицы с диким (не то что нечеловеческим, а и по животному понятию диким) криком разлетались в разные стороны, звери сломя голову неслись, куда выпученные глаза глядели. По лесу шествовало невесть что. Хотя, почему «что», если оно шло? Если само передвигалось, значит живое, следовательно (О людях и животных спрашиваем «кто»…) оно, вернее они, все же невесть кто. Впрочем, думаю, вы догадались, кто перепугал лесных обитателей и проторил новые просеки, прямые, как стрела. Не можете понять лишь одного, как деревянные (не на голову, ввиду ее отсутствия, не в плохом, конечно, смысле) братья выбрались незамеченными из города? А они и не выносились бешеным галопом, опрокидывая все на пути, как представляли мы с вами, замирая сердцем, не выползали подобно бронированной повозке Чингиз хана, необратимо и напористо, не крались, аки тать в нощи…. Просто…

-Просто стоят перед лавкой!- вертлявый юнец приплясывал, потирая от возбуждения руки – Мы типа прогуливаемся, потом резко «опаньки!» и ноги в руки, только нас и видели!- приплясывание вертлявого стало похоже на медленный танец (читай: вертлявый застыл). Небритый громила задумчиво цыкнул зубом и попытался разглядеть собственный лоб. Очевидно главарю лучше думалось с таким выражением лица.
- Айзо. Вундершоне! Вперед, мулаты – левая рука за отворотом нечистой жилетки, указательный палец правой картинно указывает вперед. И где же я видел такой жест, убей, не припомню, хоть и не один раз, не два, не три даже. Ну да активные занятия спортом редко способствуют тренировке памяти.
Довольные соратники, гикнув, помчались « попрогуливаться» у сундуков и спустя мгновенье следа их, не соратников, конечно, не осталось перед разбитой дверью. А отпечатки как босых, так и обутых ног похитителей как раз и запечатлела базарная пыль. Тяжело и коротко шагая неизвестные личности прошествовали мимо Алимова заведения и всего то. И только необщительное солнце, вот уж, вправду, меньше говоришь - дольше живешь, видело, что случилось дальше. А ничего выдающегося! Ничего удивительного в зарослях ивняка над соловьино щелкающим ручейком не происходило. Более того, оба сундука полностью утратили воображение и не нашли ничего лучшего, как клацнув крышками проглотить своих носильщиков-похитителей. Грубо, неоригинально, но быстро избавились чудовища от свидетелей и двинулись вниз по течению никем в этот утренний час больше не увиденные.
Несколько минут ходьбы мимо садиков и мостков, и деревянные братья выбрались за черту города.

Несколько шагов вправо, несколько шагов влево… поворот назад… и вверх по склону.
Несколько раз произносить эту фразу просто лень, но именно так можно описать передвижение маленького волшебника по окрестностям. От одного узловато слепленного дуба до другого, после чего от низкой и толстенной акации до неподалеку стоящего можжевельника с торчащими из ствола несколькими мордами Ринс перебегал бодрой трусцой. Боясь затеряться в лесу, он оглядывался и взглядом быстро находил на берегу суетящихся как муравьи попутчиков. Душа, уставшая всего бояться, но давно привыкшая к постоянному страху успокаивалась и давала телу разрешение двигаться дальше.
Любознательный волшебник поднимался все выше и выше, не переставая удивляться многообразию природы. Иногда ноги исследователя замирали, порой даже поднятая стопа не смела опуститься вниз - бойкие желтоватые ящерки сновали по камням нимало не опасаясь человека. Случалось, сразу две-три отважные твари пялились на Ринса, застыв чуть ли не на его башмаке.
В кронах невысоких деревьев громко выясняли отношения суетливые пернатые; на нижних ветках покачивались грозно вовсе не смиренного вида богомолы - зеленые, желтовато-коричневые и серенькие; пауки, недовольно фыркая, восстанавливали за спиной путника разорванные им сети…. Лес жил своей обычной жизнью, невзирая на человека. Обитатели зеленого мира ничего от Ринса не хотели и коварных планов относительно него не вынашивали. Волшебник впервые почувствовал себя не орудием, в чьих - то руках, а странником, путь коего недолог и который мало что может изменить в мире. Все это – высокое небо с бегущими облаками, самодостаточные зверушки, деревца, судорожно вцепившиеся корнями в камень, и конечно, древнее море, тысячелетиями бухающее волнами в берег и точащее камень было до него и будет после. Кончина простого человека, или же могучего властелина, не повлияет на неторопливое течение жизни земли, каким бы громким и судьбоносным именем не звался он при жизни.
Ринс примостил тощую задницу на прогретый солнцем плоский камень и закрыл глаза. Ему понравилось блаженное состояние покоя, спина его медленно опустилась на теплую поверхность. Шляпа перекочевала на глаза, длинные руки нырнули под голову. Губы растянула невесть откуда забредшая улыбка, и… волшебник уснул самым естественным, совершенно немагическим образом. Раздвинув осторожненько облака боги, еле слышно цыкая друг на друга, смотрели на жертвенно покоящегося на камне маленького человечка. В душах беспристрастных небожителей, возможно, зародилось некое подобие жалости, но ведь должен же был кто то выполнить их божественный план по раздвиганию границ цивилизованного мира. И выбор их, естественно, пал на…Правильно, кто, если не…он?

Добавлено: Tue Oct 11, 2011 5:30 pm     Заголовок сообщения:

Глянув в другую сторону, боги удовлетворенно закивали венценосными челами: снизу доносился страшный треск и еле видимый вдалеке лес прочерчивался просекой. Деревянные на всю голову (и не только) монстры продирались сквозь чащу, не ведая усталости.
- А может, кого другого? – густой женский голос задумчиво поинтересовался сам у себя,- У этого и сил то, поди, не осталось. Горемыка.
- А с другой стороны, чего его жалеть,- раскатистый бас пророкотал, словно приговорил. - Пока он есть и нас устраивает, пусть именно он будет нашим орудием. Новый голос вздохнул и подытожил:- К тому же он ничего больше не может. Он бесполезен. Он, если хотите, бесперспективен, ваш Ринс.
Облака медленно сомкнулись, будто шторкой отгородив от суетного мира благородных обитателей небес. И никто на земле не обратил внимания на то, что ветер, повернув вдруг в противоположную сторону, рассеял крохотное облачко. В образовавшуюся брешь с высоты глянули печальные темные глаза, и грустный голос произнес: «Бедный, бедный Ринс». Затем последовали несколько пассов и новая фраза,- Что они понимают, эти мужланы. Дам тебе, пожалуй, шанс…
Облако, материализовавшись из ничего, закрыло небесное окошко. Ничего, ровным счетом, на земле не изменилось, только на ветке, прямо над спящим волшебником, появилась невзрачная маленькая птичка. И сколько времени находился Ринс в стране снов, столько птаха просидела неподвижно.

Девочки дружно ревели, мальчики бежали рядом, воинственно размахивая палками, будто саблями. Бутагоз стояла с мокрыми глазами, закусив край платка, и молча смотрела вслед. Приятели бодрым шагом направлялись прочь с рынка. Алим приседал под весом огромного мешка, попутчик его, обвешанный несколькими сумками, сильно смахивал на нехилых размеров верблюда, вставшего на задние ноги. Третий же шагал привычно и неторопливо, равнодушно двигая челюстями. Третий этот был осел, взятый по одной лишь причине - кроме горбоносого хозяина своего никого на свете не считал он вправе повелевать им, и Бутагоз просто не стала его удерживать. Третий шел легче всех, на костлявой спине его висели всего два ярких хурджуна и толстый тюк. Дойдя до конца квартала, маленький караван остановился. Купец расцеловал детей, чмокнув заодно и парочку соседских, махнул жене, уже еле видимой, оставшейся неподвижно стоять перед лавкой, и, всхлипнув, решительно зашагал вперед, решив больше не оглядываться. Следом двинулся «третий», который на четырех ногах, а замыкал шествие Мал, затаптывая следы, оставленные попутчиками в теплой пыли подошвами громадных сандалий. Разглядев размеры этих последних отпечатков редкий, пожалуй, только безнадежно больной на голову разбойник, решился бы преследовать путников.

Дождавшись, когда караван исчезнет, дети развернулись и побрели домой. Девочки хлюпали носами, а чумазые, бойкие еще пару минут назад, сорванцы понуро чертили по земле прутиками. Бутагоз обняла сразу всю стаю, сказала что-то доброе, тоже сразу всем и, растворившись в них моментально, повела в лавку. Через час отремонтированная лавка сияла чистотой и была готова к приему жаждущих традиционно хорошей еды посетителей. Вот только на месте по мальчишески худощавого Алима стояла величаво невозмутимая хозяйка, словно богиня, недоступная и всегда готовая помочь. И никто не разочаровался, и ни один не ушел голодным, и не было недовольных ценами. А через пару дней женщины в городе заговорили, было, о том, что значение мужчины, как кормильца семьи, можно, пожалуй, оспаривать. Но последовательниц у несравненной Бутагоз не нашлось и разговоры утихли, чего нельзя сказать о ее торговле. Дела у честной и оборотистой женщины шли в гору, да и как иначе, больших денег Алим не нажил, а сопливую ораву надо было кормить. Неверующие с другого конца города приходили поглядеть на чудо, на лавочника в юбке, даже пари заключали, сколько продержится заведение, неделю, две, месяц.… А оборот возрастал, те же « неверующие» приходили вновь и вновь проверить состояние дел и несли деньги, не в силах отказаться от вкусной недорогой трапезы.

А по лесным дорогам, по каменистым тропинкам и пыльным большакам вышагивали похудевший богатырь, горбоносый купец, в бороде которого заметно прибавилось серебра и меланхоличный осел, механически шагающий и постоянно жующий. Для последнего счастьем было находиться возле хозяина и он часто оглядывался на своего господина. Мешки становились все легче, расстояние до дома все дальше, ноги все тяжелее, а цель, казалось, все недостижимее….

Добавлено: Mon Oct 17, 2011 4:51 pm     Заголовок сообщения:

- О, майн готт! Матка боска! Боже ж таки мой!- на каких только языках и к каким только богам не обращались романтики с большой дороги, бухая опухшими от раскаяния черепушками о невидимый в темноте пол. И молитвы, заученные, либо просто слышанные в глубоком детстве сами собой всплывали из глубин памяти и произнесенные грубыми голосами парили под сводами бесконечной кладовой, делая мрак теплей и дружелюбней. А когда невесть как и когда попавший внутрь голубь, захлопал во тьме крыльями, напуганный шумом и стуком, джентльмены удачи ощутили поистине религиозный экстаз. Лбы застучали об пол громче и чаще, угодливо размноженные местным, неумелым, но старательным эхо.

Топот и шлепанье внезапно стихли. Братья-монстры прекратили движение, дорога впереди зияла провалом. Слева нагретая каменная стена уходит в бесконечность синего неба, справа такая же стена смело ныряет куда то в клокочущий внизу поток. Один из озадаченных сундуков правой самой задней ластой задумчиво почесал …зад, другой по- собачьи уселся на теплую дорогу. Отдохнув несколько минут подобным образом, путники начали осматривать место обвала. Поняв наконец, что обойти препятствие не удастся, перепрыгнуть возможным не представляется, а вверх и вниз и горному козлу не пробраться, чудовища с жалким видом побрели назад. Долго еще идти им, поскрипывая, знакомой уже дорогой, а где и свежей просекой, ими же и проторенной, до ближайшей развилки, откуда, уж не сомневайтесь, пойдут они, как сказывал великий «другим путем». И куда то приведет странников-сундуков новый путь? Да и в какие края стремятся они, неведомо как прокладывая маршрут, продвигаясь к востоку, знать мы не можем. Помним мы только, что, побродив немало по городам и странам, навстречу им еле бредут, шатаясь от голода и усталости, влекомые долгом долговязый, заметно постройневший молодой мужчина в истертых солдатских сандалиях, худощавый его попутчик с серебряной бородой, да третий, неспешно трусящий с парой тощих тюков на впалых боках.
Время от времени серебрянобородого приятелю его приходится поддерживать, но от отдыха, даже краткого, Алим, а это именно его волосы перекрасило путешествие, упорно отказывался.
Приходилось доброму Малу притворяться смертельно уставшим, дабы не почувствовал себя попутчик обузой, и чуть ли не умолять купца малость передохнуть. И не сильно кривил душой простодушный гросс, только останавливались они, едва не вперед купца засыпал утомленный гигант. Порой обнаруживал себя, проснувшись, на голой земле рядом с недопостеленной кошмой, которую хватило сил снять с ослиного хребта. Даже третий – осел - застывал на отдыхе, иногда лежа, а когда и стоя, будто отключали его. Только челюсти неугомонные продолжали жевать и жевать, да кончик хвоста жил своей жизнью, отсчитывая секунды и минуты часов и дней, оставшихся до желанной встречи – Тик- так, шлеп – шлеп - по бокам, по ногам, будто волосатый гламурный маятник.

Добавлено: Thu Nov 03, 2011 4:21 pm     Заголовок сообщения:

Высокий старик в белом неторопливо ступал по змейкой вьющейся тропке. Длинный посох без стука опускался на камни, ветви разлапистых сосен и растрепанных можжевельников, раздвигаемых путником, смыкались за его спиной и замирали, будто не шевелились вовсе. И не первый уже час шел он без отдыха, все выше и дальше забираясь в горы.
Солнце сначала с интересом наблюдало за стариком, вкатываясь на самый верх небесной сферы, затем успело вздремнуть за мягким облачком, утомившись считать мерные шаги, а сейчас, видимо, подрастеряло былой интерес и спускалось к морю. На ветке, нависавшей над тропкой, застыла здоровенная желтопузая змея, явно не ожидавшая на безлюдном склоне повстречать путника. Старик пригнулся и прошел под ней. Змея не дышала и не шевелилась, надеясь, что ее не заметили - мало ли что на уме у этих людей! Человек сделал еще два-три шага и остановился, не в силах не оглянуться.
Змея была великолепная, едва не в руку толщиной, длинная и будто маслом облитая, черные глазки ее испуганно и растерянно поблескивали, кончик хвоста безвольно свисал вниз. Улыбнувшись, старик продолжил путь. Бесконечная тропинка, казалось, сама расстилалась под неслышно ступающие ноги, так легко поднимался путник, а ведь лет то ему, поди, дай бог сколько. До самых сумерек так и уходил Белозер в горы, и достиг наконец, голой вершины, с которой куда ни глянь, то лениво перекатывающиеся волны, то лесистые долины, то другие вершины, несколько, правда, ниже. Над морем, багрово- золотым на западе, повисла уже огромная луна, сияющая дорожка от которой тянулась к берегу прямо под скалой. Присмотревшись можно было у берега заметить крошечный кораблик со спущенными парусами, а невдалеке за валунами и костер, невидимый с моря.
Старик одобрительно кивнул головой и положил посох на камни. Некоторое время ушло на поиски хвороста, которого оказалось уйма метрах в ста от южного края вершины.
Два раза пришлось сходить за сушняком, после чего был сложен костерок. Из полотняной сумы узловатые пальцы извлекли нечто маленькое, красное и блестящее и поднесли к дровам.
– Щелк, щелк- старик потряс штуковину – Ну ничего доброго не придумали, опять не работает – и опять руку в суму. На этот раз «штуковин» оказалась целая пригоршня, красные и синие, желтые и зеленые, даже с картинками, вроде, были. Пощелкал одной, щелкнул еще несколькими - безрезультатно. Белозер высыпал «штуковины» на камень и опустил ногу. Под подошвой захрустело. Разноцветные осколки, металлические скобки и невесть какие мелочи, оказавшись испорченными, исчезали, словно таяли в воздухе.
« Мэйд ин Чайна» - недовольно пробурчал старик неожиданно густым сильным голосом и смачно плюнул на остатки «штуковин». А костер был зажжен обычным магическим способом: из направленного на хворост посоха скакнул на сухую древесину малюсенький огонек и заплясал, закривлялся, раздуваемый нагнувшимся человеком. Одна щепочка занялась, еще одна, пучок травинок разгорелся, и вот уже весело потрескивает, разгоняя опускающуюся тьму, огонь. Старикова рука вновь опускается в пустую суму и возвращается с подсохшей краюхой хлеба. Губы раздвигает грустная улыбка. Что ж, есть хлеб - будет и песня.

Что-то было не так. Мысль эта не пришла извне, она словно родилась в мозгу и пропитала сознание. Ринс сел, открыл глаза и проснулся (именно в такой последовательности). Окинув взглядом потемневший лес, сообразил вдруг, что же не так, о чем предупреждал внутренний голос. Он ушел от дружины, поднялся высоко в горы, проспал до сумерек и, похоже, заблудился. Растрепанные волосы, не придавленные шляпой, встали дыбом от ужаса. Волшебник бросился вниз, в сторону моря. Каменная россыпь под ногами быстрому спуску не способствовала, а пятая точка Ринса, попытавшаяся, было, испробовать альтернативный способ передвижения, быстро против этого самого способа запротестовала. Ринс поднялся, отряхнул балахон и огляделся. Моря видно не было, деревья будто сошлись со всего леса, чтобы скрыть все ориентиры. Голова в широкополой шляпе закрутилась, пытаясь зацепиться взглядом хоть за что нибудь. Напрасный труд. Так непохожие друг на друга днем, в сумерках дубы, можжевельники и земляничники выглядели совершенно одинаково. Волшебник судорожно принялся вытаскивать из закоулков памяти знания, полученные в университете. Знания, вернее, обрывки оных, отчаянно сопротивлялись. Удалось вспомнить только, что мох растет с северной стороны дерева, а ветви гуще на южной. Но ни север, ни юг ситуации не проясняли, здесь был низ, но спускаться туда не получалось, и был верх, куда продвигаться было вроде, незачем. Внезапно Ринсу показалось, будто лес наполняется пением. Он встряхнул головой, придерживая шляпу, и прислушался. Может местные растения по ночам выделяют вещество, вызывающее галлюцинации? Может у него нервное потрясение и он сходит с ума? И, представьте, ему удалось даже разобрать отдельные слова. Сильный мужской голос, тосковал и надеялся, любил и помнил, и далекие звезды, кажется, опустились пониже и подрагивали, еле сдерживая слезы.

Добавлено: Sun Nov 13, 2011 4:13 pm     Заголовок сообщения:

Волшебник сделал шаг вверх по тропинке, за ним второй, а дальше ноги сами понесли хозяина. Уж такой жизнью они жили – Ринс и его ноги - что действовали порой независимо друг от друга. Возможно лишь поэтому и не удалось до сих пор терпеливому смерти забрать волшебника с собой.
Руки хватались за колючие ветки, по скулам текли соленые потоки, истертые башмаки нащупывали дорогу. Песня зацепила Ринса и вела за собой, словно маяк. И не замечал волшебник маленькой невзрачной птички, что почти беззвучно перепархивала с одного дерева на другое, следуя за ним, будто на привязи.

Много-много лет назад призвали все же старейшины на княжение иноземцев. Не в одном городе, сразу в нескольких местах сели суровые северные ярлы править сильной рукой и трезвым разумом, но прошли годы, многое изменилось в гросских землях. Другими стали и заморские правители. Уже не казались они народу мудрыми, не были, оказывается, чисты помыслами и справедливы, не всегда блюли общественные интересы.
И меж собой перестали ярлы ладить, поднимали гроссов против их же братьев и заливали кровью владения, свои и чужие до тех пор, пока один из варогов, родич ярла, не забрал владения двух других, убив их при этом. И сел княжить на их престоле, взращивая при себе наследника своего предшественника. Огнем и мечом хранил он порядок в своих землях и неустанно расширял владения. Именно во время его правления и стало имя «Гросс» звучать гордо и грозно, а самих представителей этого народа начали зазывать на службу вожди и государи больших и малых держав.
А в свой срок передал старый князь бразды юному Ингвару – князю по рождению, а сам исчез. Одни говорили - умер он, ужаленный змеею, другие утверждали, будто много раз еще видели его в стольном городе. Иные готовы были указать даже могилу его, но большинство верило, что старый пестун жив и всегда готов прийти на помощь, коли будет нужда, своему воспитаннику. Жив исчезнувший князь или нет, знал, утверждали, высокий белоголовый волхв, появившийся неведомо откуда в местных лесах. Сам же белый великан этот небом поклялся, когда спросили его, что нет больше на земле человека с таким именем. Лицо старика при этом выражало неимоверное страдание, умные глаза увлажнялись, и невозможно было не поверить ему.
Жил волхв в чаще, ходил с тощей сумой на плече и толстым длинным посохом, больше похожим на копье. Слухи о нем распускались всякие: он, де и не волхв вовсе, а один из богов, добровольно спустившийся к людям; он, будто, может беспрепятственно попадать из седого прошлого в неимоверное будущее; и он не кто иной, как дух-хранитель гросских земель, и пока будет встречаться гроссам высокий, седой до белизны старик, перед которым не устоять лжи, подлости и малодушию, будет стоять их земля назло врагам.

Мало-помалу начал Мал понимать, что раз путь их лежит на восток, то неизбежно приближаются они к лесной его родине. Воспрял солдат духом и будто даже усталость его одолевать куда меньше стала. А коли такое дело, лишний кусок старался он подсунуть исхудавшему другу своему, и тот тоже зашагал легче. В общем, как сейчас говорят, обрели они второе дыхание. Вот только осел трусил по-прежнему, ему ни второе, ни третье ни к чему. Пару раз встречали Алимовых земляков, те их на скорую руку потчевали и напихивали припасов с собой, торопливо, будто боясь, что купец помощи попросит. Придется тогда по мере возможности помочь, а помощь – она времени стоит, времени, которое в их торговом деле, как известно, деньги. Алим же ни разу и не заикнулся по этому поводу, неловко людей от дел отрывать, сами, чай, с усами. Появилась у путников и новая поклажа, необременительная, правда, для крепких Маловых плеч. Встреченный мелкий торговец, едва до этого знакомый с нашим купцом, подарил странникам легкий свой шатер. Ну ничем более не мог он поделиться в дороге…
И не заметили ни наши герои, ни сам даритель, как в заоблачной выси огромное перо чиркнуло на глянцевой бумаге галочку напротив никому не известного имени мелочника – коробейника. Что ж, добрые дела не исчезают в пространстве бесследно, они привносят в мировое облако разума капельку позитива и мир становится немного лучше. Так все наши мысли, слова и поступки способны перекраивать вселенную, делать ее уютней для проживания. А для самого торговца, как знать, не будет ли случайная встреча в пути «повышением уровня»- как сейчас выражаются? Пока же трое усталых людей сидели в тени утеса возле узенькой горной тропинки, кипятили помятый котелок и с аппетитным хрустом ломали пересушенные лепешки. И с таким же хрустом серый их попутчик лакомился в кустах молодой порослью, довольно помахивая тощим хвостишкой.
Разноголосо свистели, чирикали и заливались птахи в кронах деревьев, ветерок шелестел нежной листвой, а далеко внизу звенел прозрачный поток. Ни о чем не хотелось думать, только одна мысль, что жизнь прекрасна, присутствовала на полянке, только она и вселяла в путников уверенность и дарила покой. Счастливые отдыхающие и не слышали, как в десятке метров от них протопотали и прошлепали по тропе два многопудовых скрипящих исполина. Они неторопливо вышагивали в направлении, противоположном тому, каким двигалась утомленная троица. Сундук с ногами остановился, будто прислушиваясь, втянул в себя воздух, выдохнул шумно, и по каменной спине дороги мягко покатилась пыльная солдатская котомка. Монстр ехидно хохотнул и вприпрыжку помчался догонять ластоногого собрата.
Минуту спустя окрестности огласил дикий крик. Отправившийся пополнить запасы хвороста Мал, выйдя на тропинку, опознал котомку, едва заметив издалека. Подбежал, схватил, помял, покрутил в могучих руках и заорал во всю мощь солдатской глотки, заплясав от радости. Он ни на миг не переставал верить, что они на верном пути и вот оно, очередное доказательство. Думаю, недолго осталось наслаждаться отдыхом попутчикам великана, окрыленный находкой, рванется он вперед… И почему не остается следов на каменном горбу горной тропки!

Добавлено: Sun Dec 11, 2011 4:34 pm     Заголовок сообщения:

Стук приближался, и Клаус с Емелей все решительней опускали ноги на невидимый в темноте пол. Чем уверенней становилась их походка, тем громче звучали шаги.
Религиозные разбойнички жадно вслушивались в темноту, а уж звук шагов они узнали бы среди множества других, практика, понимаешь…. Посиневшие лбы перестали отбивать дробь, в кровь искусанные губы хищно напряглись по привычке, и несколько пар рук сунулись за пояс, желая ощутить в ладони рукоятку верного ножика.
- Вер ист там идет? – вопрос был задан в лоб и Клаус испуганно схватился за руку Емели. Тот не стушевался, ответив с хода – Не пугайтесь, мы Клаус и Емеля. Все будет хорошо, мы спасемся! Религиозный экстаз снова обуял грабителей и во мраке забухало вновь - один за другим падали они на колени, неистово крестясь.
– Клаус, он сказал - Клаус! Святой Клаус явился нам недостойным. Санта Клаус и Санта Эмильен спасут нас! – полы затрещали, словно десятки гигантских дятлов с лету долбились об дерево.
- А я и не знал, что ты святой - шепнул Емеля ехидно на ухо горбатому.
- Ну, разве чуть-чуть, но не больше тебя. Хотя…- если бы можно было что нибудь разглядеть, мы увидели бы чудо – Клаус приосанился и стал выше ростом. Даже горб, казалось, разгладился.
- Скажи же нам, святой Николаус, доколе мы будем блуждать во мраке? – вопросы сыпались один за другим – Где мы сейчас находимся? Не умерли ли мы и не на пути ли в чистилище?
Но большинство новоиспеченных богомольцев интересовались другим:
- А кормить будут?- следом не менее животрепещущий вопрос - А можно ли монахам пить вино? Можно ли водить женщин в монастырь? Допустимо оставить жену, если принимаешь сан? И всех ли бросить, или только одну? Один тихий голосок смиренно спросил, большим ли грехом будет, если перед крещением зарезать несколько «ну очень плохих людей», и простится ли это при крещении…
Разумеется, ни Емеля, ни Клаус понятия не имели о таких тонкостях, и, следовательно, не могли ответить ни на один вопрос. Отвечать, однако, было нужно поскорей, молчание «святых» не может длиться вечно. Емеля набрал в грудь воздуха
– Только от каждого из вас зависит время нахождения здесь, и только вместе спасетесь вы. Случится же это тогда…, когда…очистит каждый душу свою, смирит гордыню и победит пороки в себе,- речь понравилась в первую очередь говорившему.
- Что касается замаливанию грехов, - Емеля задумался на мгновение - Этим можете себя не утруждать, достаточно бросить разбойное ремесло.
Сомнительное приобретение для богов - адепты, служащие по обету, данному под страхом вечного заточения в ходячей кладовке.

Несколько минут подъема вслепую, и маленький волшебник разглядел небольшой костерок. Тот не разгонял даже мглу, только подобно оранжевому цветку раскачивался над камнями, постреливая искрами в небо. А песня…Ринс не поверил глазам, песня рождалась из уст бесстрастного Белозера. Звуки несмело протискивались сквозь сухие губы, разворачивались, потрепетывали на ветерке, крепли. Сбиваясь в строчки и фразы, слова кружили над костром, словно прощаясь с певцом, и подобно птичьей стае поднимались к звездам. Одни стаи неслись что было мочи, со свистом рассекая теплый воздух тяжелыми сильными крыльями, другие, казалось, были легче пушинки, едва взмахивая, словно несомые дымом, взлетали ввысь. Иные слова и вовсе не хотели покидать старика и долго носились, не стихая, кругами, повторяемые сентиментальным горным эхо.
Кто такой был наш маленький герой, чтобы прервать это чудо, представив себя пред очи седого чудодея! Забыв о времени, стоял Ринс, вслушиваясь и заслушиваясь песней, древней как мир и всегда разной, простой и поражающей обилием сюжетов. Ноги гудели, руки безвольно опущенные отяжелели, а рот раскрылся, как у удивленного ребенка.
Вот последнее слово сделало прощальный круг, опустилось, покачавшись, и рвануло догонять прекрасную стаю. Волшебник подался вперед, треснул веткой и смущенно кашлянул. Белозер казалось, не удивился, встретив ночью на горной вершине живую душу. Но, быть может, он давно уже увидел выбирающегося из леса Ринса? Длинная рука волхва указала на камень, жестом приглашая сесть. Стало быть, старик предвидел его появление? Волшебник не мог по-другому объяснить наличие второго камня перед огнем. Зачем бы Белозер в его - то годы перекатывал валуны зазря. Ринс сел к костру, и усталость накрыла его тяжелой пеленой.

Фитиль едва слышно потрескивал, но огонек горел ровно и ярко. Тени на стене жили своей жизнью, да они и были сами по себе. Ни одна из них нисколечко не походила на свой прообраз. Тень, что должна была представлять Бутагоз, например, выглядела лет на сорок старше, во-первых; во-вторых, была неизлечимо больна нервным тиком, не переставая подергиваться ни на минуту; и наконец, ни ростом, ни очертаниями не напоминала стройную и неторопливую женщину. Бутагоз погладила ближайшую к себе русую головку, безвольно опустившуюся на подушку. Черный силуэт на стене заколыхался и корявая растопыренная лапища его несколько раз шлепнула волосатый колобок, тоже подпрыгивающий, будто страдающий икотой.
Все, ребятишки улеглись, пора и самой отдохнуть. Усталая мать задула лампу. Кривляки-тени сразу пропали. Отошли и дневные заботы, отодвинутые легкой рукой сна. Луна заглянула, было, в маленькое окошко, но обнаружив внутри сонное царство решила не беспокоить Алимову семью и сосредоточила неверный свет на узких улочках городка. Неимоверных размеров крыса с удивительно хитрой, смышленой мордочкой, вынырнув из под глинобитного забора, прихорашивалась неподалеку от купеческого дома и прилизанная шерстка ее поблескивала в лунном сиянии…

Добавлено: Tue Jan 03, 2012 1:13 pm     Заголовок сообщения:

Запустив лапищу в котомку, юный великан наугад вытащил …, ну, чего он только не вытащил. И, представьте себе, моментально опознал все вынутое. Сомнений относительно принадлежности найденного предмета не осталось ни у него, ни у двух ужинающих купцов, ни у ослика. Хотя, насчет хвостатого сомневаюсь, уж больно мало интереса проявляет он ко всему, что не предвещает отдыха или кормежки.
Алим и единоверец его сочли невозможным прервать трапезу досрочно, Мал же так больше и не присел к костру. Он бегал туда-сюда, увязывал вещи и кучей складывал тут же на поляне; торопил вкусно кусающих несвежий хлеб купцов; последним его поступком был жест в высшей степени странный - солдат поднял глаза к предзакатному небу, развел руки и заревел. Вот, мол, и с такими попутчиками попробуйте кого нибудь догнать!
Спустя три четверти часа Алим простился со старым знакомцем-мелочником, упаковал котелки, чашки и остатки скудного ужина, для чего увязанные Малом тюки, конечно же, пришлось развязать, и, навьючив серого приятеля, похлопал по плечу обессиленного нервотрепкой великана.
- Ну пойдем-пойдем, чего кипятиться то зря,- примирительно произнес купец, и ослик, не дожидаясь товарищей, двинулся …в противоположном направлении. Немалых усилий стоило солдату развернуть глупое существо в нужную сторону. Хвостатый упрямец упорно не понимал, куда эти двое хотят его вести.

- Полагаю, когда-нибудь для налаживания контактов с соседними племенами богам не придется вылавливать посланников, будто охотникам дичь.
- Да-да, - кивнул важно второй из наблюдающих – представьте только, нажал, например, на кнопку, и «р-раз»- появился человечек. «Два»- пошкандыбал, куда указано стрелочкой.
- А «три»- и исчез с глаз, пока опять не понадобится, - третье божество, облик которого человеческими словами и описать невозможно, щелкнул пальцами.
Закутанная в вуаль высокая фигура насмешливо протянула – А где, господа мудрецы, эти ваши кнопки будут находиться? На каждом облаке, на каждой высокой горе?
- Надеюсь, Госпожа, со временем мы измельчаем, изленимся, и станем, словно голь, «на выдумки хитры». Кнопки, думаю, изыщем возможность иметь всегда под рукой, может, будем и с собой носить.
- Абрр, а смотреть в зеркало будем, абрр, и облака разгонять не надо, абрр, лежи себе, абрр, и в кнопки тычь – бесформенное существо совершенно скотского вида со складками на всевозможных частях тела довольно фыркало, разбрызгивая слюни.
Госпожа незаметно сделала шаг назад от бегемотоподобного оптимиста, улыбнулась печально, покачала головой.
- Попадется такой вот Ринс, за ним и с небес то не углядишь, не то, что в зеркало ловить.
Смуглый юный божок в блестящих стеклянных бусах, (единственное, что на нем надето) ехидно глянул на богиню и хитренько нараспев произнес - А пти-ичку, там, какую отправля-аем за нужным объе-ктом, и как бы ее глазами следи-им за ним, - и замолчал выжидательно. Госпожа подозрительно покосилась на говоруна,- Заметил что, хитрюга голо.опая, или так, ляпнул первое, что на ум пришло?- и ни слова больше не говоря, раздвинула грудью божественную толпу, удалившись от просвета в облаках. Клубящиеся клочья, будто только и ожидавшие ее ухода, скрыли от наблюдателей далекую землю. Да и что разглядишь в быстро густеющих сумерках, разве что маленький одинокий костерок на скале, круто обрывающейся к морю. И даже кораблик, чернеющий на серебряной лунной дорожке уткнувшись носом в берег, ускользнул от взора небожителей.

Конечно Ринс знал, что бывают книги о природе. В университете он читал и такие тоже. Сейчас природа была вокруг него, настоящая, живая, так сказать, природа, а книги о ней - наш удел, читатель. Поскольку волшебник счастливо избежал опасности потеряться в незнакомых горах, он чувствовал себя весьма уверенно. Сидел у греющего ласково огня и ничего не боялся, не думал ни о чем ужасном. То есть, практически забыл о своей непростой жизни, переполненной опасностями.
Костерок потрескивал, звезды помаргивали в близком-близком небе, рядом мерно дышал улыбающийся чему-то старик. В чаще, за спиной, изредка вопила скандальная птица, Ринс не помнил, хоть убей, как зовущаяся. А может, это я не знаю, а Ринс - он все таки едва не закончил университет, много чего может помнить.
Незримые лапки, когти и присоски непрерывно шуршали в листве, неисчислимое множество ножек топтались в редкой траве, скользили по остывающим камешкам. Рука в широченном рукаве потянулась вниз, подняла плоский камень. Половинка серенького тельца цикады еще шевелилась, лапки беспомощно цеплялись за землю. Волшебник опустил камень на место. Секунду спустя мозг заинтересовался только что виденным и дал мышцам команду повторить действие. Ринс безбоязненно (что вовсе ему не свойственно) сунул руку в темноту. Костер вдруг вздохнул, пламя поднялось высоко вверх, колеблющийся свет озарил землю перед нашим героем. Пальцы его, уже коснувшиеся, было, несчастной цикады, как он думал, резко отдернулись. Вместо полусъеденной серой тушки на старых листьях раскорячился громадный паук. Позже Ринс признал, что тот был по-своему красивым и изящным, сейчас же кроме страха ничего не было в его душе. Одна мысль кружной овцой уходила и вновь возвращалась - Не укусил ли он меня? А что бы я почувствовал, если бы он все же укусил? Или он укусил? Что бы я почувствовал…
Неторопливый Белозер сунул в огонь ветку, дождался, пока та загорится и осветил мохнатое членистоногое.
- Не бойся, они ядовиты только весной и то не смертельно. Эта цикада, думаю, его добыча, он ночной охотник. Не пойму только, как он здесь оказался, они, вообще то степные жители, - и потерял интерес к происшествию.
Дальше были вопросы о том, кто где охотится, какой шанс обнаружить ядовитого паука в жилище, и всякая ерунда. Старый волхв, оказывается, хорошо знал повадки всех живых существ и очень скоро успокоил не шибко смелого Ринса, заверив, что тот не представляет интереса практически ни для одного местного зверя.