Мужеское и женское письмо - а есть ли разница?

Вчерась аккурат попала на серию "Интернов", где Люба печатает под диктовку автора жжжжжженських романов, который оказался не изящной дамой, а 40-летним мужиком.

1. Свист стрелы Роман не услышал, а скорей предугадал. Стрела вонзилась в землю впритык к босой ноге. Роман наклонился, выдернул стрелу. Была она прямой и тяжелой, опушенной перьями красной утки. Гладкий наконечник из крапчатого кремня, которым славились перекаты Тапки. Металла эльфы не знали, в этом вопросе Профессор соврал. Оно и понятно, если бы эльфы умели выплавлять железо или медь, они бы мигом пожгли на дрова все свои знаменитые леса, а рудниковые отвалы загадили бы местность, как то не раз бывало у людей. Это только в фэнтезийном романе добренький Профессор мог осуществить подобное разделение труда: избранному народу подарить все плоды прогресса, а вредоносным оркам спихнуть все шишки. В реальной жизни приходится либо жить дикарем, либо объединять в одном лице орка и эльфа.

В кустах у опушки раздался смех.

– Очень весело, – заметил Роман, подходя и протягивая часовому его стрелу. – Когда-нибудь, один из вас промажет и всадит стрелу прямо в ступню. Это будет больно.

В ответ дозорный расхохотался. Смеялся он весело и беззлобно, просто оттого, что эльфов чрезвычайно смешило предположение, что можно промахнуться с такого расстояния и по такой цели.

2. "Так вот ты какая, Танькина заводь, — подумал Бец, сквозь неправдоподобно чистую зелень воды разглядывая мелкий песок, устилавший дно. Чистота эта и в самом деле была неправдоподобной, она ассоциировалась скорее не с тихой заводью, а с быстрым форельным перекатом. — Вот ты какая…"

Танькина заводь — эти два слова прорвались в сознание Беца сквозь кордон буднично-примелькавшихся названий; странным, дразнящим запахом позвали его и заставили неизвестно зачем выскочить на плавно замедляющий ход перрон.

3. Думаете, разыгрывать придурочного легко? Ляпнул что-нибудь невпопад, запел не ко времени, заплясал — и дело с концом? Как бы не так. Еще надо следить за выражением лица, чтобы оно было блаженно-дурацкое, как у Эстебана Тоски, и по возможности не попадаться на глаза Рафаэлю Пьятте. Глаза у него цепкие и умные, и порой в них загораются искорки смеха. Я бы с удовольствием подружился с Пьяттой, одна беда — он начальник охраны на губернаторской вилле и, следовательно, мой враг номер один. Дружить со Спиро Тоски я тоже не мог. Представляете: дружить с губернатором? Однако я второй день жил на его вилле, ел с ним за одним столом и изображал его полоумного сына.

4. Бугров открыл глаза и почувствовал страх. Где-то рядом была опасность, но где именно — сообразить мешали головокружение и тошнота. Он лежал в скафандре без шлема, уткнувшись носом в гравий, и боялся поднять голову. Пять лет в Космической академии не проходят зря. "Если вы попали в необычную обстановку, постарайтесь разобраться в ней, прежде чем сделать первое движение". Бугров пытался разобраться. Для того чтобы понять, где ты, не обязательно двигаться. Можно скосить глаза направо, налево и вверх, тогда окружающее тебя пространство немного расширится. Итак, впереди гряда валунов. Перед ней — каменистая почва с какими-то растениями, похожими на кактусы; слева - тот же гравий. Справа — лучемет со спущенным предохранителем. Больше ничего разглядеть не удается. Нестерпимо болит голова. Если бы не эта боль да мерзкий запах, которым пропитана почва, думать было бы легче. Ощущение неотвратимой опасности не проходило. Бугров старался вспомнить, как он сюда попал, но вспомнить не мог. Почему спущен предохранитель на лучемете? На этот вопрос тоже не находилось ответа.

5. Фельдъегерь спал, глядя на императора. Плечи развернуты, руки по швам, каблуки сдвинуты, глаза выкачены — и в них абсолютная, ослепительно прозрачная пустота. Император понял это за миг до гневной вспышки, а сумев понять, осознал и то, что темные лосины —
отнюдь не дань варшавской моде, а просто вычернены грязью по самый пояс. И обмяк.

— Подпоручик!

Ни звука в ответ.

— Подпоручик!

То же: преданно сияющие пустые глаза. И ведь даже не покачнется, стервец...

— Эскадрон, марш!

Сморгнул, мгновенно подобрался, став ростом ниже, схватился за пояс, за рукоять сабли; тут же опомнился, щелкнул каблуками.

— От Его Императорского Высочества Цесаревича Константина Павловича Его Императорскому Величеству в собственные руки!

Выхватил из ташки засургученный пакет. Протянул. Замер, теперь уже пошатываясь.

6. Вот что такое вселенская пустота. Когда всматриваешься до боли в глазах, и не можешь заметить даже самого слабого проблеска света, потому что его тут нет, никогда не было и не будет. Темнота, в которую можно провалиться в любом направлении — вниз, вверх, — и падать годами, до бесконечности, не находя опоры, в ужасе думая о том, что пути обратно уже не найти. Отсутствие пространства, где сделал шаг — и заблудился навеки. Область забвения, страна безмолвия, источник мрака. Единственное, что не дает сойти с ума, — холодный камень, на котором сидишь, вцепившись изо всех сил, потому что если потеряешь и его, то можно сразу ставить на себе крест.

А еще тут было промозгло и пахло сточными водами.

— Мне это место снилось, — раздался в темноте голос Ники. — Давно, еще осенью. Вода, а под водой — могила. Или наоборот — могила, а под ней вода… Или снизу могила, а потом поднимаешь голову вверх — блин, а там вместо неба вода! Лешка, ты как там?

Ники пошарила в темноте рядом с собой, нащупала Лешкину руку и ободряюще сжала. Лешка на пожатие не ответил.

7. Это даже не засада была.

Просто вышли из-за деревьев человек десять — лениво, не спеша. И встали поперек дороги. Кто опершись на рогатину, кто с дубиной на плече; а у которых были мечи, даже не подумали взяться за рукояти.

И правда, чего суетиться. Все равно лучники, засевшие в подлеске, держат на прицеле редкую для здешней глухомани добычу — одинокого всадника.

Пусть теперь она, добыча, себя объяснит.

Всадник остановил коня и плавным, неопасным движением поднял руку с растопыренной пятерней. Из-под рукава показался широкий пластинчатый браслет. Те разбойники, что с мечами, увидев браслет, мигом посерьезнели. Кое-кто даже подался назад, за спины товарищей.

8. В Питере — жара. Время 14.45. Антон Смирнов висит в "пробке" в раскаленном троллейбусе, в двух остановках от дома.

Антон — корреспондент телегазеты "Горячие новости", называемой ее собственными сотрудниками в курилке под лестницей не иначе как "Жареные факты". Он едет на работу. Вернее, уже не едет, а проклинает тот момент, когда связался с общественным транспортом. "Маршрутку" надо было хватать. Правда, "маршрутки" при всей своей верткости и беспардонности все равно пасуют перед предстоящим им всем мостом через Неву и покорно вливаются в общий поток, чтобы застыть, как муравьи в смоле. А в них еще и к тому же частенько бензином воняет, так что троллейбус в данной ситуации ничем не хуже. Но и не лучше.

Да еще и пива не догадался купить прежде, чем влезть в эту душегубку. Правда, пить пиво в общественном транспорте запрещено законом, но хотел бы он, Антон, посмотреть на того, кто попытается его остановить при подобных обстоятельствах!

Тем не менее, до метро еще пять остановок, а на улицах отчетливо попахивает плавящимся асфальтом. Антон чувствует себя в ловушке. Пробка едва движется, последние сто метров они преодолели за десять минут — Антон засекал время. Нет, лучше бы он сегодня вообще не выходил из дома!

9. Джарвис отчаянно бросился вперед, рассчитывая в безумной атаке дотянуться до врага, однако Элори отскочил в сторону, предоставляя потерявшему равновесие принцу возможность проскользить по полу до самой зеркальной стены. Затормозить не получилось, и Джарвис со всего маху влетел в зеркало, которое взорвалось градом осколков. Жайма заверещала от восторга и попыталась подпрыгнуть на своих подушках, уронив на пол покрывало и окончательно обнажившись. Элори рассмеялся и присел рядом с ней, легонько провел кончиками пальцев по затылку ниже линии волос...

Джарвис стряхнул с себя осколки. Ничего острого за шиворот не провалилось, спасибо и на том... Элори с тонкой улыбкой следил за перемещениями принца, одной рукой придерживая клинок, а другой поглаживая Жайму. Ему ничего не стоило подпустить противника почти вплотную, чтобы в последний момент снова грациозно ускользнуть. Но Джарвис направлялся совсем не к демону, а самую малость правее — к яшмовому столику, на котором среди брошенных в беспорядке украшений, коробочек и флакончиков лежала вожделенная бронзовая ветка с прозрачным дымчатым камнем.

10. Кротко, по-больничному звякнул сигнал вызова — словно котенок задел лапкой по звонку. Дан усмехнулся, хрустнул суставами, подымаясь, потом схватился за никелированную спинку своей кровати и выжал на ней великолепную стойку. Только после этого он оторвал левую руку от холодной металлической дуги и ткнул пальцем в кнопку приема, не потеряв при этом равновесия.

Флегматичный лик доктора Сиднея Дж. Уэды воссиял на оливковом экране. Некоторая экстравагантность позы пациента отнюдь не удивила врача. Он слегка наклонил голову и стал ждать, кому надоест первому.

Диаметр спинки был предательски мал — на одной руке долго не продержишься. Дан спрыгнул на пол.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно констатировал Сидней Дж. Уэда. — А теперь можешь зайти ко мне в кабинет.

1. Святослав Логинов "Долина Лориэн".

2. Андрей Балабуха "Танькина заводь".

3. Елена Ворон "Генерал Макнамарра".

4. Илья Варшавский "Всё по правилам".

5. Лев Вершинин "Первый год республики".

6. Анна Гурова. "Мой друг бессмертный".

7. Олег Дивов "Рыцарь и разбойник".

8. Елена Первушина.

9. Наталья Мазова "Ведьмин Рыцарь".

10. Ольга Ларионова "Выбор".

Я выясняла у мужа, как он читает книги. Муж упорно не понимал вопроса.

- Глазами!

Но что для тебя главное в книге? За чем именно ты следишь по ходу произведения? Интересен ли тебе конец? О чем ты думаешь, когда читаешь?

- Что значит «о чем я думаю»? Я читаю!

Черт, должно же быть хоть что-нибудь, что его зацепит. О, знаю, он с детства любит Шекспира.

- А «Отелло» тебе было страшно читать?

- Нет, я же заранее знал сюжет. Лет с семи.

- А что тебя особенно интересовало в «Исторических хрониках»?

- Хроники. Меня, как правило, интересует то, что я читаю.

- Ну… ладно. А кем ты хотел быть в «Трех мушкетерах»?

Скажет «Констанцией» – разведусь.

- Не помню. Слушай, ну как я могу помнить такие вещи, я «Мушкетеров» в школе читал! Вот спроси, что меня особенно интересует в «Тенденциях развития фотопечати» – сразу отвечу.

Эх.

- Послушай, но мальчики же как-то читают книги?

- Безусловно. В больших количествах.

- Так неужели никто из них не может описать своих ощущений?

- Может. Девочки.

* * *

- Я в детстве читала «Маленькую хозяйку большого дома», – вспоминает Марина. – И очень плакала. Ужасно – так бешено влюбиться, не суметь выбрать одного из двух мужчин и покончить с собой от отчаяния. Прекрасная трагическая книга.

- Маленькая хозяйка большого дома… – вздыхает Катя. – Я ее обожала. У героини такая интересная судьба! Ее любят одновременно двое, и она влюблена в них обоих. Настоящее счастье.

- Паола Форрест, маленькая хозяйка большого дома! – хихикает Лина. – Богатая женщина живет в поместье мужа-миллионера и ни в чем себе не отказывает. Прелесть. Правда, потом у нее начинаются какие-то непонятности то ли с мужем, то ли с любовником, я точно не помню. Но помню, что у нее был собственный флигель. Она жила даже не в отдельной спальне, а в отдельном доме! И муж приходил к ней туда. Господи, да я бы все отдала, чтобы у меня не то что «отдельный дом», чтобы у меня место было на кухне, поставить себе компьютер, хотя бы на угол стола…

- Маленькая хозяйка большого дома? Джек Лондон? – Марк хмурит лоб. – Да, в юности читал. Неплохая книга. Что запомнилось? Как этот миллионер, Дик Форрест, вел хозяйство. У него там была целая система, огромное количество всякой деятельности – и животных он разводил, и зерно выращивал, и лошадей выставлял. Отлично у него это всё получалось. Я бы хотел так, да.

Наиболее впечатляющую оценку, на мой взгляд, «Маленькая хозяйка большого дома» получила от автора предисловия, написанного в СССР (так и хочется добавить «в очень средние века»). «Советского читателя, – писал забытый мной автор, – конечно, не может заинтересовать история мелких буржуазных конфликтов между героями. Лучшие страницы книги – те, где описываются годы, которые Дик Форрест провел среди рабочих».

Среди рабочих Дик Форрест провел пять с половиной страниц из двухсот девяноста шести. Мелкие буржуазные конфликты между героями, наверное, и впрямь не могли заинтересовать советского читателя, но вот советских читательниц они вполне интересовали. А советские читатели интересовались образом жизни героя-миллионера, а также маркой ружья, с которым Форрест охотился на белок. Каждому своё.

* * *

Читателей и читательниц часто характеризует непохожий подход к читаемому тексту. Я даже не говорю о монументальных произведениях Толстого или Дюма – в них война и мир, аккуратно разложенные по страницам, столь же аккуратно фильтровались: половина – девичьей, а другая половина – мужской частью аудитории. Но и менее многоплановые книги вызывают удивительно разные отклики у героев и героинь.

«Хроники капитана Блада» читаются мальчиками как история морских сражений, в которых умные и находчивые побеждают с помощью хитроумной тактики (прекрасная школа жизни). Для девочек «Капитан Блад» – это история несчастной любви героя к Арабелле. Спросите выросших мальчиков, помнят ли они, что там вообще была какая-то Арабелла.

Печальная судьба Сирано де Бержерака девочками воспринимается как чисто любовная трагедия. Для мальчика же Сирано – поэт-нонконформист, умерший в бедности и безвестности, потому что говорил правду сильным мира сего, ни под кого не подстраивался и был независимо мыслящим человеком. А это жесткого карается закоснелым и несентиментальным внешним миром – в особенности если у мыслящего человека не окажется собственных денег.

Романтическая линия сюжета большинством мальчиков воспринимается как побочная (тех книг, где только она одна и есть, мальчики, как правило, не читают). Их интересует сюжет как логическая цепочка, как игра, в которой надо выиграть. Они сочувствуют герою на пути достижения целей. Если цель – женщина, мальчики ждут развязки в виде завоевания этой женщины, но не во имя торжества любви, а для победы.

Девочки в массе читают книжки, чтобы почитать про отношения. И чтобы все поженились в конце – а если не поженятся, конец у книги плохой. Одна из выросших девочек мне рассказала, что даже Конан Дойла читала в детстве исключительно как историю отношений между Холмсом и Ватсоном. Причем несправедливых, тяжеловатых отношений – ведь Ватсон так любил Холмса, а бесчувственный сыщик мучил его отстраненностью. Читательница, как и бедный Ватсон, искала доказательства, что Холмс тоже неравнодушен к другу. Её любимым рассказом был тот, в котором в Ватсона стреляют и попадают в ногу, и Холмс бросается к нему с возгласом: «Вы ранены, дружище!». Неизбалованный доктор увидел в этом практически объяснение в любви. Читательница, с большим облегчением, тоже.

Холмс и Ватсон (и хорошо, если не Холмс и Мориарти), Малыш и Карлсон, Катерина и Кабаниха, Таккер и Питерс, джин и лампа, огонь и тесная печурка, призрак коммунизма и пролетариат – для женской половины читающего мира вся литература состоит из любовных пар. И воспринимается как справочное пособие по психологии мальчиков. Хотя на самом деле является исключительно справочным пособием по психологии авторов. А еще – проективным тестом, который помогает определить свои собственные проблемы, но дает до обидного мало информации о чужих.

* * *

Читают мальчики и девочки порознь, а живут часто вместе. И обнаруживают, что «общие любимые книги» – весьма расплывчатое понятие. К примеру, девочка с детства мечтает выйти замуж за Атоса и находит мальчика, чьим любимым героем в детстве был Атос. Но двое Атосов имеют мало общего между собой. Женский Атос надежен, успешен и страстен под маской невозмутимости, резво сбрасываемой в супружеской спальне. Мужской Атос холодноват, отстранен, эмоционально независим и «скажи спасибо, что я тебя до сих пор не повесил и не утопил».

Отличаются друг от друга женские и мужские варианты Д’Артаньяна, графа Монте-Кристо, Питера Пена и Оливера Твиста. Да вообще всех. И наше разочарование (а часто и раздражение) безграничны: мы ведь любим одни и те же книжки! Как же ты можешь быть настолько не таким, как я?

Некоторые от отчаяния даже начинают искать партнеров «от противного» – среди тех, с кем прочитанное заведомо не совпадает. Это само по себе не панацея, но хотя бы позволяет более объективно выстроить ожидания. Нет влияния обманчиво-яркой лакмусовой бумажки, которая показывает совсем не то, что мы пытаемся по ней определить.

Гарантированного лакмуса, конечно, не существует. Но любимые книги все-таки могут дать информацию о партнере, только искать ее придется контр-интуитивным путем. Не стараясь сделать выводы на основании того, что партнер читает книги «как я», а попытавшись вместо этого почитать их «как он».

Если партнер – мужчина, значит, в книгах его интересуют НЕ отношения (с теми редкими мужчинами, которых интересуют все-таки отношения, есть другие проблемы, но вот общий язык с ними женщины легко найдут без всякого справочного материала). И может быть интересно перечитать что-нибудь его глазами. Он смотрит на карьеру героя, на подвиги и на цели. Он восхищается теми, кто действует и побеждает. Что ему нравится в них? Что привлекает? На кого он считает себя похожим? А на кого действительно похож?

Если партнер – женщина, значит, в книгах ее интересует НЕ сюжет (опять-таки, если в основном сюжет, проблемы в паре лежат не в отсутствии гендерного взаимопонимания). Она читает про любовь и в каждой книге находит и видит себя. Она ищет тех, кто похож на ее любимых героев – только не в том, как они действуют на поле брани, а в том, как ведут себя в любви. Чего она ожидает от партнера? Какое поведение ей кажется «хорошим»? Какой герой-любовник привлекает больше других?

Возможно, мы от него в обморок упасть готовы. И совершенно не собираемся (да и не должны) становиться таким. Но лишняя информация еще никому не помешала, ни о чем.

* * *

В отношениях нас чаще всего подводит не различие и не сходство, а ожидания, выстраиваемые на базе собственных проекций. И попробовать пройти чужой проективный тест – один из способов элементарно познакомиться. Общие любимые книги могут дать массу информации тем, кто готов читать их чужими глазами. Не ключ к отношениям, не разгадку бытия, не способ найти идеального партнера. Просто возможность немного расширить рамки.

Мы все хотим счастливого финала. Но для одних хэппи-энд кончается пожизненной совместной жизнью, а для других – отплытием героя за моря. И вопрос тут не в том, кого оставят более несчастным, а в том, как лучше понять другую половину. Которая сидит напротив с обиженным видом и удивляется, почему же нам вместе так тяжело – несмотря на то, что мы читали в детстве одни и те же книжки.

Виктория Райхер.

Или


Или