Going Postal место для восхищения. Прячем спойлеры!

забитый насмерть Ричером Гилтом"?

Ведь в бухгалтерских книгах этого имени быть не могло, и мистер Пони не говорил о нём Адоре...

Это к вышесказанному: отчасти, конечно, Адора еще не верит или не хочет верить Мойсту (потому что боится обжечься), а отчасти пощечина и дальнейшие слова - это заменитель прыжка на шею со словами: "Я так и знала, что вы не побоитесь его" или в таком духе.

Ну вот, решили создатели фильма сфокусировать внимание на моральной триаде "совесть-любовь-доверие", и порезали все, остальное, что могли...

Интересно, что из фильма пропали мелодраматичные или сентиментальные моменты, которые были в книге: кота вообще нет. Низабудунипращу.

Хотя и понимаю - тогда получилось бы совсем уж мелодрамы через верх.

В книге были размышления Мойста о том, что до такого трюка мог додуматься только негодяй (клик-сообщение от "призраков погибших семафорщиков"). А в фильме этот же момент повернули вот так, немного иначе но по сути про то же.

Хотя Гилт ведь своей соковыжимательной системой разваливал работу клик-башен и во многом успел напортить, не говоря уж о том, что по его приказу людей убивали, в том числе и тех же рабочих. А на другой чаше весов - кратковременный сбой в работе, организованный Мойстом. Перышко против чугунной гири.

Имхо, в книге вот этот конфликт подали острее: Мойст сознавал, что играет в опасную игру на людской вере, затрагивая святые для многих чувства - профессиональное братство, память умерших, веру в высшую справедливость, которая "сама себя защитит и скажется".

А вот про вторую виселицу я не понимаю, честно говорю. Ветинари не повесил бы Мойста, это для меня однозначно. Тут есть какой-то хитрый ход, но я не могу его просчитать.

Книжная Адора призадумалась бы. А киношная... Людям легко поверить в то, во что поверить очень хочется. В данном случае, что отпетый мошенник влюбился в нее и решил порвать со своим темным прошлым: вот и кается. Типа, пытается переродиться. Другое дело, нужен ли он ей такой, да и сможет ли впредь жить честно.

Очень популярный мелодраматический сюжет в прошлом. И еще была очень популярной и живучей среди прекрасного пола дурацкая иллюзия, что хорошая девушка может связаться с негодяем и "перевоспитать" его, облагородить и вообще спасти для лучшей жизни. Опять же воспевалось это в литературе - правда до наших времен мало дошло, уж очень бульварное дешевое чтиво это было... Но для англичан, я думаю, мотив узнаваем.


Это ведь не только с бессовестными подлецами так бывает. И порядочному человеку порой тяжко от мысли, что кто-то любимый отвернется, если узнает о тебе то или это. Нормальное свойство людской натуры, а здесь обстоятельства сильно заострены.

Я тут уже писала -- Ветинари заранее приставил к нему Помпу, дав приказ обеспечивать безопасность Мойста. Помпа его и спас бы (в смысле -- Помпа его и спас. Без "бы").
Тебе такая трактовка кажется недостаточной?

спас Мойста от случайной гибели, а если бы все шло чин-чином и Патриций отдал бы приказ привести приговор в исполнение - что же тогда получилось бы? Не понимаю этого момента.

Зачем Патрицию понадобился весь этот спектакль я пока не задумывалась особо.

Я об этом и говорю.
Патриций мог отдать приказ палачу -- но приказа Помпе охранять Мойста он не отменял (и ты понимаешь, что не стал бы отменять -- сама ж говоришь: "Ветинари не повесил бы Мойста, это для меня однозначно").
Помпа просто не дал бы повесить Мойста, на мой взгляд, при любом раскладе.

А mind games патриций всегда любил. Это была одна из них.

Ну... а если задуматься, зачем спектакль...
Патриций из фильма, с отеческими улыбками, с интересом к взаимоотношениям людей...
Мы знаем: "ангел" подарил Мойсту фон Липвигу новую жизнь. Не просто дополнительные дни и годы.
А любовь. Ответственность. Содержательность существования. Включенность в социум...
И, как я тут выше настаивала, -- дружбу.
И данный финт Ветинари в таком контексте подчеркивает именно этот аспект приобретений Мойста -- стопроцентно надежный друг.

Но это -- чисто спекулятивные размышлизмы, я отнюдь не настаиваю.

Я думаю, эпизод со второй казнью, это как раз то, что Патриций хотел стимулировать Мойста. Добавить ему адреналина в кровь. Ведь Мойст не мог быть уверен, серьезен ли Патриций сейчас или нет. И потом, Патрицию надо держать слово. Если бы он действительно хотел бы избавиться от Мойста, он бы это, наверняка сделал. Я вообще не удивлюсь, если там веревка опять была подрезанная, а тут еще и голем инициативу проявил (что для големов (опять таки имхо) нехарактерно).

гибель Хорсфрая (по книге) на совести Гилта, но и Ветинари приложил к этому руку. Он знал, что это возможно, а может и уверен был, что произойдет. У меня не возникает желания ставить это в вину Ветинари, потому что не он сделал Гилта и Хорсфрая такими, каковы они были, не он заставлял Хорсфрая связываться с Гилтом. Да и в книге Хорсфрай как личность не вызывает особого сочувствия. А в фильме вызывает, и вообще эта линия поменялась.

Может, эпизод со второй виселицей вставили в качестве компенсации, чтобы показать, каким беспощадным Ветинари может быть, если считает нужным? Но это ничего не объясняет мне в смысле самого эпизода.

Мне основной целью кажется именно "стимуляция Мойста", намерение отрезать ему все пути к отступлению. И в этой "угрозе" явно читается, что Патриций не может, не имеет права и не намерен доверять Мойсту. См. его третий арест "за попытку побега". Ну и что, что сам вернулся? Нет, нужно притащить его на площадь в наручниках -- и пусть честные граждане любуются. В качестве "побочных эффектов", возможно: вселить ложную уверенность в Гилта и вызвать у публики симпатию к Липвигу.

Хмм. Мне тут в голову совсем простая идейка пришла: а что, если он Мойста так проверял? Способен он или нет рискнуть своей жизнью ради "общего дела"? Мойст ведь мог и отказаться или действительно попробовать сбежать.

Да вот же, и мне кажется, что объяснение должно быть каким-то простым, без громоздких наворотов. Сложность лишь в том, что надо представить себе образ мышления Ветинари.

"Проверка" - возможно, только разве она нужна Ветинари? По-моему, он в людях достаточно разбирается, и на Мойста уже успел посмотреть достаточно. В горящее здание почты Мойст ведь сунулся, не побоялся. Если это проверка для самого Мойста, то... ну, Мойст и так отчаянный, это его фирменный знак: чем невозможнее вызов, тем вероятнее он его примет. Он из тех, кто хорошо ведется на "слабо".

Типа не справишься - повесим. Мойст не мог знать, так ли это на самом деле.

Ветинари говорит Мойсту о вторичном повешении в присутствии Гилта.
Это, учитывая характер Мойста, его любовь к хождению по лезвию бритвы, злость на Гилта, определенную уверенность в себе -- и, думаю, чувство собственной моральной правоты в данном конфликте, -- не мой взгляд, не может быть ничем иным кроме как сильнейшим стимулом (чтоб не сказать провокацией) к тому, чтобы он выложился полностью и добился победы.

Провокация могла сработать и в другую сторону. Именно благодаря "чувству собственной моральной правоты" и пр. "Я из кожи вон лезу ради общего блага, а меня опять за ниточки дёргают! Я честно условия сделки выполнял, а меня снова повесить хотят!" Вот назло кондуктору пойду пешком Ветинари всё спущу на тормозах...

Думаю, в тот момент уже не могла.
Слишком много было Мойстом вложено в Почту.
И... не забудем его азартность. Он должен был принять эти ставки в игре, не мог не.

Кроме того, не надо забывать, что это было воздействие не только на Мойста, но и на Гилта, зажеть азарт в нем, заставить его выставить на кон все, в виде такого большого куша.

Гилту ведь уже было только до уничтожения почты, но и нужна была голова Мойста, для него это все уже было глубоко личное дело.

В самом конце, почтальон (артист с ужасно знакомым лицом ) приносит письмо Гилту, но опаздывает. Что было в этом письме? Если это новое письмо, то ирония в том что люди начинают использовать письма для общения с главой семафорной компании.

А если письмо старое? Может там что-то, что могло изменить судьбу Гилта, равно как и других людей.

что единственный свидетель, мистер Пони, освободился от страха перед Гилтом и все рассказал кому-то из героев - скорее всего, Адоре. Иначе кто и откуда мог знать эту подробность: как именно погиб Хорсфрай?

Цвет кожи у него кажется "мертвенным", это правда -- темный, с зеленовато-оливковым оттенком... Но, может, он (актер) просто с долей африканской крови? Я присматривалась -- черты лица вполне допускают африканскость.

Ветинари сделал расчет на его характер, когда разговаривал с Гилтом и главами гильдий у себя на совещании. В книге Хорсфрай законченный болван и трус, он перепугался разоблачения и начал суетиться. В фильме его сделали жалким, но не противным, он просто добросовестный до идиотизма бухгалтер. По-своему очень честный, если подумать. Но вот оставили мотив, что он все время нервничает - оно и понятно.

Возможно, эти язвы у Хорсфрая тоже несут добавочный смысл, как и многое в фильме: нечистая совесть свербит и мучает, покою не дает. Вот поэтому Гилт его и убил, невозможно ему держать у себя счетовода, имеющего хоть какую-то совесть.

Да, и в этом свете всё, что Мойсту пришлось от неё вытерпеть, предстаёт "справедливым наказанием" ещё на одном уровне. Это ведь (в том числе и) он* сделал её такой... И, кстати, злосчастную сцену с первой сигаретой Адоры я понимаю именно в таком ключе. Как символ если не сломанной, то надломленной жизни. По этой причине, имхо, Мойст так остро и реагирует на неё... а не потому что курение страшнее самоубийства. :/

* То есть, трезво рассуждая, конечно, даже в отношении разорения семьи Адоры его доля вины куда меньше, чем Гилта. (И, зная характер Гилта, вполне можно поверить, что в конце концов он отнял бы у Диархартов семафоры и без "чёрного августа".) Но только ни Мойст, ни Адора трезво не рассуждали. :)


Да, это вы очень хорошо сформулировали.

Я тут недавно обратила внимание на один момент: Мойст называет её "Адорой" (с разговора в почтамте). А вот она за весь фильм только однажды "обращается" к нему по имени -- через несколько секунд после взрыва омнископа, когда отбрасываются все "игры" и мы видим, что она чувствует на самом деле. Но даже тогда она кричит "Липвиг!", а не "Мойст!" Интересно, почему...


С Гилтом у неё возможности не было. :) В моём представлении о характере Адоры -- будь возможность сделать это безнаказанно, могла б и не удержаться. Именно от удара каблуком, а не от пощёчин и пр., по поводу которых я с вами согласна. Как-то у меня отделяется первое от всего остального. Даже от завершения "танца". :) Не знаю, по какой причине.


После пожара -- понимает, конечно. Какое восхищённо-счастливое лицо у него было, когда мимо пролетела стрела арбалета... он "несбывшемуся поцелую" так не радовался. :) "Она меня любит, только сама этого ещё не знает". (Хотя лично мне при этой фразе очень хотелось его чем-нибудь тяжёлым стукнуть, со словами "Cliches, as well..." :) Не зря его Адора в самоуверенности упрекала, хоть и не по тому поводу. :))

А вот после третьего сна и до пожара... не идиот, нет. Человек, у которого "резко поехало" вИдение себя и собственных поступков. (В правильную сторону или нет, вопрос другой.) Над которым мелодраматически-обострённое "ночное восприятие" осталось властно и по пробуждении. Чего стоит одна просьба "поговорить в другом месте" -- потому что он не может смотреть на вывеску разорённого им банка... Или без всякой аффектации, просто и спокойно сказанное мистеру Помпе "Я делал ужасные вещи" и Чудакулли -- "Я заслужил это".

Это я к тому, что тогда он вполне мог верить, что Адора после признания пошлёт его подальше. Если судить по его словам, что это "beyond apology"... или по тому, как менялось выражение его лица, пока Адора читала письмо.

Примечательно, что разговор с баньши в горящем почтамте помогает Липвигу увидеть себя... более объективно. ("Я не ангел, но он демон".) И даёт силы противостоять направленному (как ему кажется) против него шёпоту писем, которые в результате "соглашаются с его оценкой".


Мне ещё кажется, что "Я в вас не нуждаюсь, и я вам это докажу" отчасти "параллелит" вопрос, заданный чуть раньше: "Как вы смеете настраивать моих големов против меня?" В том смысле, что она воспринимает его предложение о сотрудничестве против Гилта как посягательство на её личное право мести.

Иронично, что Мойсту ставится в упрёк то, что раньше, до признания, "засчитывалось в плюс": впечатление, произведённое на мистера Помпу, и действия против Гилта.


Кардинальное отличие в том, что "трюк негодяя" в книге сработал. А саботаж семафоров на вторую ночь в фильме -- нет. :)

И помимо очевидной "сюжетной необходимости", этот нюанс кажется мне отражением закономерности, проходящей через весь фильм. В общем и целом создаётся впечатление, что мироздание (именно оно, действия конкретных личностей вроде лорда Ветинари, мистера Помпы и Адоры -- вопрос отдельный) твёрдо задалось целью "скорректировать поведение" Липвига через соответствующую систему ответных реакций. :)) Очень хорошо это видно, когда за первым кошмаром тут же следует "благодарственный визит" влюблённых (и для полной ясности вопрос Помпы "Каково чувствовать, что вы сделали чью-то жизнь лучше?") Кнут и пряник, ага.

И то, что обман в ресторане лишает Мойста возможности нормально объясниться с Адорой, и что письма в горящем почтамте отзываются на правильные слова Липвига... и то, что "метод Гилта" не сработал, для меня относится к тому же ряду.


Да, конечно, речь не идёт о том, что осудить поступок Липвига.

[Помимо всего прочего, первую "ночь хаоса" ГНУ начали без него, и их подобные соображения не смущали. Ну, Адора жаждет мести, это понятно, а "хакеры"... тут можно вспомнить прежнего Мойста. "Художника своего дела", влекомого спортивным интересом и желанием самоутвердиться... и не отвлекающегося на размышления о последствиях своего самоутверждения.]

Башни ломались (и пропадали сообщения) и без него, и Гилт в скором времени всё равно довёл бы их до ручки, но... хоть бы маленький намёк на то, что Липвиг осознаёт, что он сейчас выбирает "меньшее зло", дублируя методы Гилта!

А ведь в книге Мойст, получив возможность выиграть гонку выведением семафоров из строя на три месяца, не может перестать думать о том плохом, что случится из-за отсутствия семафорной связи... конечно, это другой масштаб вреда, но главное в том, что Мойст думает о людях, для которых работают семафоры (и почта). Мойст в фильме (как это выглядит, по крайней мере) воспринимает всё, как единоборство между ним и Гилтом. "Гилт и я, и посмотрим, кто больший ублюдок". Да, он хочет только хорошего: чтобы работал почтамт, вернуть семафорную сеть семье Диархартов, наказать Гилта за смерть убитых им людей, но... это как раз вопрос не-"личного дела", который поднимался у нас в связи с разговором в сокровищнице. Вопрос, воплощённый в лорде Ветинари. :) "Граждане Анк-Монпорка заслуживают выбора". Так ради чего/кого Мойст хочет победы над Гилтом? Ради себя и Адоры? Или всё-таки ради "блага города"? Кто он, в конце концов — авантюрист или "государственный служащий"? И граница между ними проходит даже не по "допустимым средствам" (ученик Ветинари, в конце концов, Липвиг или нет? ;)), а именно по осознанию, что мир не исчерпывается "личными устремлениями". Что работа почтмейстером — это не только "так же весело, как мошенничество, но без мошенничества".

И если книжного Мойста мучает сознание того, что он ради благой цели использовал "средства мошенника", то на лице Мойста из фильма, смотрящего, как "замораживаются" семафорные башни, нет ничего, кроме радостного сознания открывающейся возможности "обчистить карманы" Гилта. Как-то невольно вспоминается лучезарная улыбка молодого Мойста, толкнувшего лошадь фермеру. :/ Да, сейчас он, грубо говоря, на "правильной стороне", но... не проступает ли в нём прежний нравственный инфантилизм, последствия которого он видел в "немом кино"? Немудрено, что "педагогически настроенное мироздание" реагирует на "рецидив" хорошим подзатыльником — и Мойст проигрывает пари на шляпу. :))

[Примечательно, что уже после проигранного пари Мойст в ответ на замечание Адоры, что он выбирался из худших переделок, сердито говорит: "Это был прежний Липвиг, помните? Я теперь другой человек". Ох, если б это было так просто... :/ Хотя, повторюсь, дело, имхо, не в том, что Мойст поступал плохо или неправильно — скорее в том, что на какое-то время в нём взяли верх "старые инстинкты".]

А без привлечения "нравственной мистики" можно посчитать, что Липвиг поплатился за излишнюю самоуверенность. Когда, используя тот же метод, что и Гилт, даже не принял во внимание возможность "ответного хода". (Ведь сам Мойст-то подстраховался от нападения на почтовую карету.) И, может быть, дело как раз в том, что он не думал о "простых людях с той стороны" — о том, что на Гилта работают хорошие инженеры и люди, любящие свою работу, которые могут "взломать код".

Что ж, перед гонкой самоуверенности у Липвига явно поубавилось. Особенно после "повышения ставки", сделанной Патрицием. :))

И что касается убийства людей... там был ещё один мрачный штришок. Ведь, по сути, именно из-за атаки ГНУ Гилт едва не убил Принцессу. Разумеется, их нельзя в этом винить — нельзя перекладывать гибель невинных жертв с преступника на тех, кто с преступником борется... но чисто эмоционально в той сцене невольно испытываешь желание, чтобы мистер Пони справился с "вирусом" — то есть чтобы Мойст проиграл. Это уже не о мотивах Липвига, а скорее о... "немом кино". Ещё одно напоминание о том, что нельзя просчитать все последствия собственных поступков.

И отчасти это к вопросу о Липвиге, (в фильме) "натворившем больше, чем думал Пратчетт". Да, в книге Гилт отобрал семафоры не так, и на совести Липвига только увольнение Адоры... но могло ведь быть и так? Если уж Мойст (как ясно из слов Помпы) разорял банки... и самоубийства быть могли. Только вот в книге мы этой возможности не видели.

[Хотя стоит заметить, что в фильме почти ровно в 10 раз увеличено число "убитых" Липвигом людей. Понятно из каких соображений... одни сцены "немого кино", если считать, что "так оно и было", практически выбирают лимит в 2,8 жизни. И, учитывая количество сделанных на махинациях денег, мне, честно говоря, оценка из фильма кажется более правдоподобной. :/]

А вот в фильме... имхо, слова Липвига, предваряющие его рассказ, о "butt of joke" — это как раз об этом. О том, какими непредвиденными последствиями обернулись его поступки. В каковые последствия входят и предложение патриция, и "немое кино", и то, что он влюбился в жертву одной из своих афер, и то, что в прошлом оказался невольным пособником своего врага...


Да, в фильме надежда и вера более... земные. (Сцена на крыше в этом контексте уже поминалась.) В то, что у профессионального мошенника проснётся совесть. В то, что любимая женщина простит и поверит. В то, что хороший человек, работающий на чудовище, не сможет продолжать молчать.

И нет Мойста-аватара, нет надежд, пробуждённых в людях "божественным даром"... "всё, что у нас есть — это мы сами". И "голоса мёртвых" — не "большая ложь", а просто метафора, предваряющая реальные доказательства.

Правда, в фильме есть "вмешательство писем" в горящем почтамте. Но примечательно, что Мойст не просил их о помощи и не рассчитывал на неё... Интересно ещё, что, когда Драмнотт начинает читать "послание мёртвых" — идёт музыка "волны писем", звучавшая перед "сеансами немого кино". А когда у семафорной башни Адора говорит, что инженеры иногда слышат имя её брата перед рассветом, раздаются шепчущие голоса. Возможно, "голоса писем" как раз и представляют "высшую справедливость"? Которую, тем не менее, всё равно надо защищать самим. :)


Ну, тогда заодно можно было поверить и в то, что он правду про Гилта говорит. ;)) Ей ведь тоже этого хотелось?


А вот тут всплывает очень для меня интересный момент. Адора практически с самого его признания ведёт себя так, будто Липвиг её... оскорбил. Обманул её любовь — оказавшись не тем, кем она его считала. (Собственно, порой её поведение мне упорно напоминало "Девчат" и "Служебный роман", сорри за сравнение. С поправкой на местные особенности, конечно. :)) Но неужели она совсем не... злится на него за то, что он (не желая того) сделал её семье — и ей самой? Или она с самого начала чётко разделяла вину Гилта и Мойста?


О, только сейчас поняла, что мне вся эта история отчасти напоминала... "Обращение Джимми Валентайна" О'Генри. (А ещё у него же "Русские соболя" были.) "Подарите мне эту розу", ага. Это к вопросу о том, как Мойст оглянулся на Адору, прежде чем вбежать в горящий почтамт. Правда, Джимми любимой женщине про преступное прошлое не рассказывал.


"Тяжко от мысли, что любимый отвернётся" — это потом, это отчаянное "Я не могу!" Мойста в ответ на совет Помпы "извиниться". И "Письма меня убьют, если я к ней подойду!" — ложь, призванная убедить голема (заботящегося о его безопасности) не требовать от него невозможного. (Ну, в самом деле, откуда Липвиг мог взять, что письма не хотят его встреч с Адорой? Намерение убить его — ещё куда ни шло...)

А вот весёлое возвращение с поездки в Сто Лат вроде как намекает, что Липвиг может "спокойно жить", зная, в чём виноват перед Адорой. Другое дело, что в свете "немого кино" вполне естественным выглядит предположение, что совесть Липвига просто дожидалась ночи, чтобы взять реванш.