Going Postal место для восхищения. Прячем спойлеры!

(последнее - следствие моральной безответственности, подано очень выразительно в сцене, где он радостно пытается сбежать, выбросив кольцо с ключами).

1. Знаменитый эпизод с ложкой в начале. На поверхностный взгляд воспринимается просто как садистская шутка Ветинари. На самом деле это сообщение, которое получит лишь тот, кто обладает некоторыми достоинствами - изобретателен, целеустремлен и упорен, и не желает сдаваться: "Как видишь, я тебя понимаю. И ты пойми: таким путем ты на свободу не вырвешься. Потому что в заключении находится не только твое тело, но и твое сознание".

2. Мойст выбрасывает ключи от почты (нам показывают это подчеркнуто и крупно) и радостно скачет на лошади, всем существом излучая радость освобождения. На самом деле он только что выбросил ключи, которые открыли бы ему путь к свободе.

3. Первое, что мы видим (когда мистер Помпа настигает Мойста, хотя самого Помпу нам пока не показали) - спящему Мойсту на грудь швыряют кольцо с этими ключами. Опять же подчеркнуто и крупно. С этого момента "ходячая совесть" и начинает руководить.

Раньше Мойст хотел только выжить и не вдумывался глубоко в происходящее: иначе он понял бы, что так просто перехитрить Ветинари не выйдет. По привычке Мойст перебирает обычные пути к бегству, они все оказываются заблокированы. (Опечатанная цепью лошадь меня привела в восторг, кстати). Ему показали верный, хотя и трудный путь и дали ключи. Увильнуть уже не получится.

4. Мы узнаем, что и сам Помпа чувствует себя на свободе по сравнению с тем, как существовал раньше, глубоко под землей. Теперь он может ходить, ощущая солнце и ветер, и "так лучше" - звучит очень сильно. Смысл метафоры ясен: совесть Мойста была загнана вглубь и лишена права голоса. И была далеко не в восторге, но ничего не могла поделать. К счастью, это теперь позади.

5. Как тема "плена-освобождения" связана с письмами, я в полной мере не понимаю пока, там дополнительные нюансы какие-то накручены. Единственное, что мне бросилось в глаза - это классическая Прэтчеттовская игра слов (к сожалению, непереводимая): deliver-deliverance. Это ведь означает одновременно "доставить", "вручить", "покинуть, отказаться от чего-то", а так же "спасти", и уже совсем напрямую: "освободить, освобождение".

Огненная надпись, которая возникает после гибели баньши: "deliver us", если я верно помню? Звучит очень похоже на слово deliverance, "освобождение". Так что ваше замечание, Хейлир, совершенно точное и верное.

Кстати, эта игра слов, по-моему, построена на том же принципе, что и знаменитое "there's no justice, there's just us".

Еще мне кажется, что скрытый каламбур есть в сцене, где Мойст с помощниками возвращают украденные из вывески Почты буквы (на основе того, что letter означает и "письмо", и "букву": точно такой же каламбур мне как раз попался в "Полной шляпе неба", только ситуация там совсем другая).

мне Ангва почему-то не кажется таковым. Может быть, потому что два последних ареста Мойста происходят, когда он уже не пытается бежать... имхо, она скорее орудие "тяжёлой руки закона", которой формальные внешние признаки важнее внутреннего состояния.

п 2. Интересно, что скачка с Адорой в Сто Лат на Борисе явно "параллелит" этот эпизод. Та же музыка, тот же радостный вскрик Мойста "whoo-ho!" и смех. Но теперь это -- путь к настоящей свободе?


А если ещё учесть, что (насколько я понимаю) письма одновременно шепчут то же самое, а звучит их шёпот не слишком разборчиво...


Ну да, Мойст ведь потом напрямую этот каламбур озвучивает в обращении к прессе: "And you can tell your readers that this is the first of millions of letters we are putting back in the right place" ("Можете сообщить вашим читателям, что это первые из миллионов букв (писем), которые мы отправим по адресу").

в конце спасает Мойста от виселицы и говорит: "Ваша безопасность - моя забота" (или как? я точный текст уже не очень помню). Прэтчетт любит буквализовать фигуральные выражения, и тут, мне кажется, сделано то же самое: опора на совесть и моральные принципы поддерживает Мойста и спасает его в тот момент, когда ни он, ни другие этого даже не ожидали. (Ну, может Ветинари ожидал: он дальновидный джентльмен и знал, что делал, когда приставил мистера Помпу к Мойсту. Но наверняка мы вряд ли узнаем).

удар по челюсти. :)

Я не сразу заметила, насколько Мойст в фильме боится Ангвы. При втором аресте, например. Первая реакция ещё могла быть "игрой на публику" (он ведь изображал "только что очнувшегося"), но как заискивающе он улыбается, когда та говорит "Hello again"... ведь не съест же она его! Мойста так пугает возможность, что она снова при нём "обернётся"?

На фоне этого эпизода ненужное превращение в таверне при первом аресте Мойста выглядит таким же атрибутом "тяжёлой руки закона", как и "шуточка" с "отменой приговора". С целью запугать и морально раздавить.

первый удар по челюсти наносится хладнокровно и деловито, типа "Ничего личного".
Второй -- с досадой, с гневом. Он зол на Мойста.
(Что подтверждает мои слова о возникновении эмоциональной связи между ним и Мойстом).

Ты представляешь себе, чтобы Мойст с радости, смеясь, чмокнул Ветинари?
Или чтобы Ветинари обеспокоенно и сочувственно выглядывал из-за угла, когда Мойсту предстоит выяснение отношений с Адорой?

обвинение Мойста в злорадстве (в сцене с бухгалтерскими книгами) ни в какие ворота не лезет. :/

Конечно, тут уже все решает суъективное восприятие...
Мне-то как раз показалось, что здесь он легче расстается с монетами, чем в книге.
А мрачный взгляд на Драмнота...
Вспомним, что для Мойста Драмнот связан с воспоминанием о ложке, о виселице... Во всех этих ситуациях он вел себя жестко -- явно давая Мойсту понять, что все, что он переживает, им целиком и полностью заслужено.
Да и в сцене с деньгами он вполне себе насмешливо и недоверчиво смотрит на Мойста...
Так что, имхо, Мойсту смотреть на Драмнота иначе... а как? Умильно? Заискивающе? Это взгляды, слава Ому, для Мойста уже позади...

Я, видимо, плохо выразила свою мысль. :/ Мне тоже показалось именно так. :)

Хотя бы потому что в книге Мойст весь разговор с Патрицием отмалчивается и лишь при упоминании притязаний жрецов обретает дар речи, восклицая: "Шестьдесят тысяч!" А в фильме разговор о деньгах проходит вполне спокойно, и только когда Патриций упоминает Гилта, Мойст повышает голос, заявляя, что тот -- убийца.

Ну и кроме того... это было бы логично. Учитывая, что это (в том числе и) деньги, полученные на те самые фальшивые облигации, вид которых Мойсту был противен. Те самые деньги, которые так упоённо перебирал Мойст из второго кошмара.

А хмурый взгляд... ну, его же в очередной раз "дёрнули за ниточку". Показав при этом, что ни на грош не доверяют. Хотя с чего бы это Ветинари доверять Липвигу?

Правда, перед этим у них был интересный разговор:

-- Мы его [этого мошенника] повесили. Он мёртв. Не так ли?
-- Да. Он мёртв.
-- Превосходно.

Не оставляет меня ощущение, что слова Липвига можно толковать двояко. :) Даже если Патриций спрашивал не об этом...

простить даже не столько Мойста -- за то, что оказался "как все" (да ещё невольным пособником Гилта в разорении её семьи), сколько себя -- за то, что уже начала ему верить. И почему после его признания она не хочет или не может верить ему даже тогда, когда стоило бы.

"Присылайте счета Драмноту", и Патриций проходит к стене. "Ваша задача — позаботиться, чтобы Гилт не сжёг почтамт ещё раз" — кладёт "глаза" Липвига в сундучок (если я правильно поняла). "Он убийца!", "Вы можете это доказать?", "Ваши шпионы могли бы это доказать!" — и вот тогда патриций, переспросив "Шпионы?", заглядывает в зеркало. Оборачивается к Липвигу Ветинари на словах "Он [Джон Добросерд] был шпионом".

Объяснение? Ну, первым пришло в голову, что это как бы продолжение той фразы, брошенной Мойсту "Не вы молодец, я молодец" (в вольном пересказе). :)) Что Ветинари просто любуется собой. =) Да, это не слишком вписывается в моё представление о патриции, но та фраза, в принципе, тоже не очень... ;)

Если же поискать альтернативу... я могу описать, как я воспринимаю эту сцену в общем. И для меня главное в ней — не то, что Патриций смотрится в зеркало, а то, что он стоит спиной к Мойсту. То, что он разговаривает совершенно хладнокровно и каламбурит по поводу смерти Джона, когда Мойст ведёт беседу на повышенных тонах (начиная с "Он - убийца!"), весьма эмоционально реагируя на слова Ветинари. И (уже после зеркала) холодное "Именно так" на возмущённый вопрос Липвига "Я вам что, фигура в игре?", и спокойное "А мисс Добросерд была бы очень впечатлена", вызывающее в памяти книжное "Он делает так, что ты сам дёргаешь себя за ниточки"... И контраст этого разговора с предыдущим.

Нет больше двух людей, пусть и совсем разных. Нет возможно двусмысленного "Он мёртв?" и "Вы можете доверять мне". Есть игрок и его фигура на игровом поле, с которой незачем церемониться. И на которую можно не смотреть при разговоре — куда важнее убедиться, что ты выглядишь надлежащим образом.

Не знаю, умышленно ли задал Патриций этот тон или "так само получилось"... и если первое, то с какой целью. Возможно, чтобы Липвиг не расслаблялся... Но мне это (как и "Вы исчерпаете свою полезность", которого не было в книге) кажется более "близким к образу", чем, скажем, "отеческая улыбка" в конце фильма.

Вообще, мне в экранизации немного не хватает непосредственного ощущения того, что Ветинари... "страшный" человек. И что ему не нужно кричать "Тишина!", чтобы слово "произвело эффект наподобие капли чернил, упавшей в стакан с чистой водой". Вот в ЦВ, у патриция Айронса, это ощущение (хоть и поданное комически-гротескно, в "настроении" фильма), имхо, было... хотя, возможно, это следствие того, что мы воспринимаем Патриция как бы "через" Ринсвинда, который его до смерти боится.

В сцене "дара богов" она великолепна. :) Например, когда Мойст, "получивший божественное откровение", падает на колени, и все делают то же самое, даже Отто, — кроме неё. Или когда на фоне общих криков "Меня! Меня!" она спокойно говорит: "Я отведу вам первую полосу". :)

Эмоциональное восклицание Мойста "Он убийца" - это Мойст просто сообщает информацию, которую совсем недавно сам узнал от баньши. Дальнейший подтекст разговора я понимаю так. Ветинари отвечает: "Да знаю я, давно знаю или вычислил, неважно. Проблема в том, что мы никак не можем его прищучить, нет улик". Мойст: "А шпионы вам на что? Пусть поищут, наверняка найдут". Ветинари: "Для одно из них все закончилось срывом. Искать доказательства против Гилта чревато опасностью для жизни. Вы просите, чтобы я защитил вас от Гилта, пожертвовав ради этого еще чьей-нибудь жизнью, мистер Липвиг?" Мойст: "Это был брат Адоры!.. Он погиб, потому что работал на вас?.." Ветинари: "Может быть, если вы поработаете на меня в этом качестве, у вас получится лучше, чем у него". Мойст: "Я птица гордая! Не пнешь, не полечу! Вы из меня служащего-клерка сделать хотите! Собственными деньгами распоряжаться на даете! Совсем на короткий поводок посадили! Я в таких условиях работать не могу!" Ветинари: "Я лучше знаю, что вы можете. И потом, это не ради моих прекрасных глаз. Это в интересах Адоры, неужели сами не понимаете?"