Автор / Сообщение

Понемногу о племянниках леди Дейрдре

dominam non inventurus



Зарегистрирован: 16.02.2007
Сообщения: 2054
Откуда: Болгария
Ответить с цитатой
СообщениеДобавлено: Mon Nov 01, 2010 4:03 pm     Заголовок сообщения: Понемногу о племянниках леди Дейрдре

Пришла мне в голову маленькая скучная серия рассказиков. Хотя братьев пятеро, замыслено только три. Может даже предложил бы присоединиться, но боюсь, что никому не будет интересно... Так первый рассказик:

Noblesse oblige.
Немного из жизни одного Анх-Морпоркского офицера и джентльмена.


Майор Руперт Ваггон, второй сын Седьмого Лорда Ваггона, ныне покойного, кавалер Звезды Морпоркии второй степени с мечами и вилками и Злобенского ордена Просвещенного Будущего, старший строевой офицер Королевского Морпоркского полка Тяжелой осадной канцелярии, глубоко вздохнул и уставился хмуро на стоящую перед ним непривлекательную задачу. Тем более непривлекательную, что придется ему из-за нее весь вечер дома отсиживаться, когда такая хорошая игра сегодня обещается, причем у сэра Арчибальда, у которого такая великолепная кухня. Но ничего не поделаешь. Noblesse oblige.

Эту фразу Руперт слушал неисчислимое число раз еще с самого раннего детства, когда Тетушка Дейрдре воспитывала в нем будущего джентьмена. Никогда не изгладится из памяти то, что последовало, когда он, четырех лет от роду, впервые это услышав, послушно высунул язык оглядываясь, где же этот блес, который надо облизать. В те ранние годы он хотя бы тешился надеждой, что все это воспитание в нем джентльмена кончится, когда он поступит в кадетский корпус. Тогда ему все еще казалось, что готовящяяся ему, как полагается второму сыну, военная карьера, будет чем-то веселым и забавным, вроде как когда он играл в оловянные солдатики с Тарантом и Симплициусом. Мог ли он предполагать что это такое иметь дело с своими твердолобыми сержантами и рядовыми, с наглыми, пронырливыми и вороватыми сержантами из строевых полков, с несносными офицерами из строевых полков, которые всегда любили смотреть свысока на „бумагомарателя”, с интендантскими и арсенальскими, с гражданскими подрядчиками и с дворцовыми (о всех них офицеру и джентльмену лучше уж ни слова, которое могло бы дойти до слуха Тетушки Дейрдре), не говоря уже о некоторых высшестоящих офицерах во главе с лордом Ржавом? Мог ли он предполагать ужасные годы в кадетском корпусе, которые... нет, лучше не вспоминать! И мог ли он, тем более, предполагать кровавое месиво, которое ему, словно он какой-то там солдатик с передовых позиций, пришлось пережить во время Борогравской кампании, которую гражданские так легкомысленно называют „Семафорной войной” и хвалят, представьте себе, не родных войнов, а этих вонючих, подумайте только, борогравцев!

Да, удалось же ему родиться именно вторым сыном! Братьям ведь так хорошо живется. Ну, хорошо, Тарант может и незря жаловался, какого это провести столько лет в Колледже Ассассинов нося имя Тарантас Ваггон (и конечно ничем не помогает факт, что и тарантасы и вагоны назвали в честь великого предка генерала Ваггона, а не наоборот, этот факт просто игнорируют, что Руперт знал по собственному горькому опыту), но не может он убедить меня, что Ассассинский колледж может сравнится с кадетским корпусом, не говоря уже о том, что теперь то он Знаете-который-по-порядку Лорд Ваггон и распоряжается основной частью семейного имущества. А Симплициусу со своей спокойной жреческой жизнью еще больше повезло. Не говоря уже о младших, которые даже сами могли жизненный путь себе выбирать. Родни ведь забавлялся как хотел в свои студенческие дни в том университете в Юбервальде, а и сейчас живет как ему угодно, а Фаэтон с его исскуством совсем уж легко отделался. Только второму сыну уготована печальная участь непременно в армии служить, еще с времен генерала Тарантаса Первого Лорда Ваггона, который добыл фамилии лордский титул и огромное (ех, когда-то бывшее огромным) состояние. И опять таки с того времени повелось старшему офицеру в фамилии (что после кончины дяди Руперта-Корнелиуса восемь лет назад означало, что это не кто другой как наш Руперт) раз в месяц выполнить эту самую, стоящую перед Рупертом задачу. Noblesse oblige.
Хотя повезло ему с полком. Мог ведь попасть в какой-то пехотный, или еще хуже, кавалерийский, где если молодой офицер не держится как какой-то там удалой герой, его вообще будут считать трусом и ничтожеством и даже не джентльменом. А спросить бы их, являются ли джентльменами всякие варварские герои? Нет конечно. Так что если самые архетипические герои никакие не джентльмены, так зачем же, спрашивается, джентльмену лезть туда же? Воинский долг говорят. Так ведь на то и существуют солдаты, чтобы этот воинский долг исполнять, а офицеру полагается руководить, тоесть необходимо ему во время битвы общую картину обозревать чтобы правильно делом организовать. Как же возможно эту картину видеть из гущи битвы, тем более если офицер находится в каком-то героическом неистовстве? Но ни о чем разумном рассудить не хотят, дай им только твердить долг, да долг. Даже цитируют при этом Виндринссея, забывая как Виндринссей ругал воинскую доблесть и как хвалил разумную трусость. Конечно долг джентльмена - твердо встретить все превратности судьбы, это его еще Тетушка Дейрдре учила, но встречать это надо торжественно, без всякой неприличной лихости и легкомыслия, с полным пониманием тяжести и серьезности того, что случается. Короче говоря долг надо исполнять с подобающим неудовольствием. И ни в коем случае не надо самому на этот долг нарываться. Тетушка Дейрдре много чего могла сказать о тех, кто бездумно навязывает на себя всякие долги.

А обидно, так обидно, что все эти фанфароны непременно смотрят с таким пренебрежением на канцеляристов. Вроде бы если ты не строевой офицер, значит ничтожество какое-то вроде штатского. А спросить бы, кто в Армии всю серьезную, настоящую работу делает? Канцелярия конечно. Тоесть и интендантерия и обоз тоже очень важны, но если бы не неусыпная зоркость канцеляристов, их усилия шли бы вовсе не в пользу армии, а в пользу самих интендантских и обозных. Тоесть на канцелярии только вся Армия и держится.
Но даже если смотреть непременно с их сумасбродного критерия ратных подвигов, какой строевой полк может сравнится с самой настоящей боевой славой Тяжелого осадного канцелярийского? Сколько реальных осад от противниковых войск полк выдержал с честью! Кто может лучше не допускать в осажденную крепость врага чем канцеляристы, которые всю свою армейскую жизнь только то и делали, что не пускали всяких наглых и пронырливых строевых солдат входить в канцелярию не по порядку. А посмотреть только с какой яростью сражаются тяжелые канцеляристы, когда им наконец разрешают применить оружие против всяких нестерпимо досадных посетителей. Но нет, напоминают непременно о том, что при каждой осаде полк первым делом начинал процедуру капитуляции. А подумали бы они, что если не начать процедуру вовремя, так после окончательного поражения ведь никаким образом даже самому умелому администратору не удасться все выполнить изрядно. Но самое главное, начинал капитуляцию Тяжелый осадной канцелярийский то начинал, но ни разу процедуру эту не оканчивал, причем каждый раз лишь по причине неспособности противниковых войск уложится во все установленные Уставом требования. Во время осады форта № 42В трое очередных командующих неприятеля по причине этой процедуры покончили жизнь самоубийством. Надсмехаются над полком за то, что при осаде вывешивает на воротах крепости объявления вроде „Атаки тараном принимайтся единственно на Южных Воротах только по вторникам с 14:00 ч. до 17:00 ч.” Но надо бы им увидеть какой всесокрушительный гнев обрушивается на врагов дерзнувших пойти в атаку вне приемных часов и без соблюдения очереди. А та легендарная яростная вылазка, когда во время осады Той-Треклятой-Вонючей-Дыры-в-Треклятой-Пустыне-Где-Вздумалось-Поместить-Гарнизон-Треклятому-Лорду-Эорлу в полку кончились чернила и пришлось добывать их у неприятеля! Какой строевой полк может похвалиться подобными подвигами? Но нет, никто не удосуживается обратить внимание на все это, а видят только тыловую часть и все. Обидно.

От печальных мыслей майора даже кольнуло в его борогравской ноге. Или может это от ожидания неприятной стоящей перед ним обязанности. Борогравская нога держалась превосходно, несмотря на то, что была чуть выше и тоньше его собственной, но в некоторых нелепых ситуациях почему-то покалывала. Что-ж, хватит медлить, пора браться за дело и что-бы побыстрее с глаз долой... Руперт решительно подтянулся и тут вдруг заметил, что на столе перед ним кое чего не хватало.

- Вилкинс, - позвал он и спохватился только увидев недоумение на лице рядового Кута.

Нет, Вилкинс никогда бы не допустил чтобы такое произошло, никогда.

- Эммм... рядовой Кут... это я знаете, очень привык к капралу Вилкинсу, - немного замялся майор.

Вот это был настоящий деньщик, Вилкинс. Лучше не сыскать. Из Кута когда-то вероятно тоже получится деньшик, но ведь надо до тех пор терпеть процесс его обучения... А тем временем его прекрасный способный Вилкинс отлично служит на передовой линии во Втором Отделе и Руперт был уверен что скоро сумеет выхлопотать ему сержанта. Отличный сержант из него получится и он это положение более чем заслужил. Уже и отличиться успел когда недавно арсенальские переслали в Тяжелый канцелярский капрала Ноббса из Стражи с каким-то сумасбродным прошением о выдаче оружия, и точно Вилкинс выручил, намекнув что через своего дядю, дворецкого командира Ваймса, доведет случай до знания самого командира. Не кого-то там, а капрала Ноббса отвадить, немалое это дело, никак не малое. И Руперту тоже похвала от начальства перепадет за находку такого способного служащего, а то, представляете себе, подозревало начальство что Руперт просто хотел от деньщика избавится. Но жалко все таки, что такого незаменимого деньщика лишился, жалко. Причем сам и капрала ему выхлопотал и во Второй Отдел пристроил. Однако, ничего не поделаешь. Noblesse oblige.

Тут майор спохватился и придал голосу подобающую строгость:

- А вам не кажеться, Кут, что здесь на столе чего-то не хватает?

- Сэр? - встрепетнулся деньщик.

- Неужели вы не знаете, рядовой Кут, что задание не может считаться выполненым, пока не будут предъявленны все необходимые принадлежности?

- Сэр?

- Как же вы полагаете, Кут, я сейчас к этому приступлю? Голыми руками?

Деньщик наконец-таки догадался, ахнул, козырнул и бросился за необходимыми принадлежностями.

Руперт вздохнул и закрыл глаза. Ну хорошо, Кут аккуратно и усердно бумаги ведет и пишет безупречно, но все таки недостает Руперту Вилкинса, очень не достает. Надо же деньщику понимать с полуслова, чтобы не приходилось офицеру и джентльмену переходить на прямые упреки. Не может ведь офицер и джентльмен как какой-то нисший чин разражаться бранью. А хотелось бы...

Борогравская нога опять кольнула. Да, тогда, при экспедиционном корпусе лорда Ржава без Вилкинса ему совсем не было бы жизни. Вилкинс и подобающую атмосферу деловитой скуки в его кабинете устроил, так что лорду Ржаву и его свите соваться туда не хотелось, и постоянно снабжал Руперта важными делами для рассмотрения и резолюции, так-что сам Руперт избавился от компании лорда Ржава и его несносных адьютантов. С их постоянными провокациями, не дай боги, могло бы и до дуели дойти, или еще хуже, пришлось бы бедному капитану (тогда все еще капитану) Руперту Ваггону в какое-то сумасбродное опасное дело идти только что-бы доказать какую-то безумную глупость под вкус лорда Ржава. И даже тогда не признали бы его равноправным строевым офицером, хотя официально и законно и значиться его должность „строевой офицер”, поскольку в Тяжелом канцелярском понимали, что строевые мероприятия хоть для настоящего дело не нужны, но для порядка очень даже необходимы... Хоть и прикомандировали его к лорду Ржаву именно потому-что „строевой”, тоесть вроде как не настоящим делом занимающийся, так что и без него обойдемся... немного обидно...

Но в конце концов так хорошо он вроде бы устроился, вопреки всем ожиданиям, там, в глубине Кнекской крепости, в таком безопасном уголке, со всей вблизи находящейся охраной за борогравскими военнопленными. Если бы не та так любимая газетами „чудовищная команда женщин” не пробралась туда и не выпустила настощий ад точно в место, где расположился некий капитан Ваггон... Нет, какой это был шок когда внезапно в его мирный кабинет ворвался тот борогравский капитан с диким криком и размахивая окровавленный злобенский меч. Конечно, можно было и борогравца понять - типический строевой офицер, томившийся столько времени в плену и наконец таки нашедший вроде бы шанс для своих безумных грез о славе или о чем там борогравские офицеры мечтают. Но нельзя было ему разве найти какого-то из бесчисленных морпоркских и злобенских офицеров только и мечтавших о подобной славе и получить свой героический поединок к вящему удовольствию всех сторон? Зачем надо было ему вторгатся в мирную канцелярию занятую настоящим делом? Как бы то ни было, Руперт тогда от неожиданности упал со стула полетев вверх тормашками и хорошо, что именно так случилось, а то удар борогравца пришелся бы не в ногу, а в значительно более неудачное место. И опять таки бесценный Вилкинс выручил. Сквозь ужасную боль, зная что борогравец докончит начатое, Руперт услыхал боевой клич Вилкинса: „Извините ваше б’родие, сэр, но на двери ясно написано, что сейчас у нас не приемное время, сэр!” Потом опять же Вилкинс и сдачу борогравцам исправно оформил и нашел Игорину, которая ему новую ногу пришила, кстати взятую с того самого борогравца. Прекрасный человек этот Вилкинс, прекрасный. Руперт до сих пор с умилением хранит составленный тогда Вилкинсом документ: „Расход: капитанская нога, правая, 1 шт. Приход: капитанская нога, правая, 1 шт. (трофейная, взятая в бою рядовым Дж.Вилкинсом). Итого: 0.”

С металлическим позвякиванием „необходимые принадлежности” были поставлены на стол перед ним. Значит пора приниматься.

Руперт открыл глаза. От этого лучше не стало.
Ну, хотя бы борогравская кампания благополучно кончилась, Руперт получил внеочередного майора и вторую степень и мечи к Звезде Морпоркии (а то прикалывались некоторые, что у него к Звезде только вилки), приход-расход ноги кончился благополучным нулевым балансом, больше его командировывать никуда не будут, у него ведь ранение серьезное, вобщем то надо бы наслаждаться жизни и только. И почему это ему сейчас все думается, что в Кнекской крепости ему по причине отдаленности от Анх-Морпорка не надо было заниматься вот этой самой неприятной обязанностью? Нелепо получается, нелепо.

„Настоящий джентльмен изряден и изьящен в самых мелких повседневных своих делах”, - не раз говорила ему Тетушка Дейрдре, так что при всей нелепости ситуации деваться некуда. А она всепризнанный авторитет по этикеции в целом Городе, лучше ее никто знать не может. „Толковый полководец всегда изряден и в самых формальных своих делах”, - писал его великий пращур, генерал Тарантас Ваггон. Так что и по части военной науки деваться некуда. А лучше его никто знать не может, так как именно он величайший военачальник во всей истории Анкх-Морпорка, а следовательно и всего Диска.
Да, именно он, а не генерал Тактикус, что бы ни говорили люди. Потому-что насколько ни были замечательны все операции Тактикуса, но ведь стоили то они неимоверные деньги и вконец разорили империю. А войны генерала Ваггона напротив, принесли городу значительные доходы. И почему это сильные города сего не признают величие родоначальника рода Ваггонов? Он ведь дал начало той школе военной науки, которая увековечена в самом гимне Анкх-Морпорка. Когда генерал Ваггон предложил совету города сначала встретить варварских нашественников именно интендантским частям, чтобы использовать все коммерческие выгоды от варварского нашествия, и только потом позволить боевым частям встретить варваров, что-бы как и полагается героям спасти Город в самый последний момент, это ведь было принято единодушно и с огромным воодушевлением. Приняли ведь с благодарностью его предложение о сборе добровольческих интендантских войск и даже, несмотря на протесты строевых командиров, на то, чтобы каждый солдат из строевых полков, присоединившийся к Добровольному Интендантскому Корпусу, считался официально прикомандированным (так что боевые полки остались практически без сержантского состава и не были в состоянии помешать бизнессу с варварскими нашественниками). Дали ведь ему за блестящую и очень доходоносную войну лорда. Но зависть, черная завись, вот что заговорило. Особенно зависть кавалерийских офицеров. Не называли они его даже генералом, потому-что, видите ли, генерал-интендант, говорят они, вроде не настоящий генерал. И даже генерал-интенданта ему не признают на основании того, что хитроумному предку удалось весьма выгодно продать свой генеральский чин одновременно двум вражеским вождям. А ведь оба вождя поссорившись из-за правообладания именно этим чином убили друг друга на поединке, тоесть чин по праву вернулся к лорду Тарантасу. Но нет, завистники не признают.

Не признают генерала Ваггона так-же потому-что у него недостает потерь в бою. А ведь у самого генерала Тактикуса потери в боях были ничтожными. Но потери у генерала Тактикуса все таки постоянно были. А вот у генерала Ваггона за всю кампанию погибло всего лишь двое его людей. Причем один по причине катастрофы его груженой холодным оружием повозки, которую он слишком уж быстро погонял стараясь прибыть ко клиентам быстрее чем его боевые товарищи. А второй и вовсе кончил самоубийством посредством нахождения на неподходящем месте во время недовольства клиентов по поводу качества его товара.

Эммм... тоесть потеря все таки в ту кампанию была, хотя и не военная потеря. И как раз из-за этой потери приходиться сейчас злосчастному майору Руперту Ваггону исполнять эту самую досадную ежемесячную обязанность.

Он уставился хмуро на стоявшую перед ним задачу и собрался как перед битвой. Только хотелось выругаться, а не кричать „ура!”. Тем более, что Руперт знал, откуда в действительности происходит возглас „ура”. А произошло это из древнего труссейского языка, во время завоевания Труссеи древней Морпоркской империей. Той самой Труссеи, от имени которой произошло слово „трус”. Тогда на труссеитов повел свой знаменитый и грозный Смертоносный Легион генерал Помпозус. Такую страшную славу имел легион Помпозуса, такие о нем леденящие кровь истории ходили, что идя навсречу им труссеитское войско оставило землю за собой настолько ... э... скользкой, что они испугались, что если побегут назад, так обязательно подскользнутся. Что весьма опасно если тебя преследуют жестокие головоризы из Смертоносного Легиона. Кроме того слухи о том, как генерал Помпозус преследует врага были настолько страшны, что труссеиты пожелали сократить ужас. Тем более, что известно было, что Помпозус никогда не обращается вспять. Так что труссеиты от отчаяния побежали вперед, надеясь проскочить через ряды Легиона. При этом они вопили „Помогите!”, что на их языке звучало „Ура” и от этой стремительности легионеры Помпозуса настолько оторопели, что бросились в бегство, потому-что привыкли быть профессионально страшными и жестокими, а не терпеть атаки от каких-то безумцев, на которых психическая атака не действует. Но крик „ура” их впечатлил и потом приняли они его в свой арсенал устрашающих средств...

Как бы то ни было, майору Руперту Ваггону, второму сыну седьмого лорда Ваггона и племянника леди Дейрдре, нельзя было ругаться. Не по джентльменски это было бы. Вот Вилкинс бы сразу понял, что майору нужно, а этот новичок Кут...

- Рядовой Кут, позвольте обратиться к вам с просьбой ... эммм ... тем более что вам следует тренироваться, дабы не случилось посрамить честь полка перед какими то пехотинцами или кавалеристами... Вобщем-то, Кут, попрошу вас немного попрактиковаться в ругани, так как мне как джентльмену ругаться никак нельзя. Эммм... представьте себе например, что какой-то пехотный солдат нагло лезет в присуствие, не соображаясь ни с приемным временем ни с должным порядком. Ну, приступайте же к исполнению, Кут, практиковаться вам полезно будет, приступайте!

Деньщик некоторое время только смотрел ошарашенно, после начал как-то неловко, неуверено, сбивчиво, но нелепость ситуации наконец таки взяла свое и он разошелся. Далеко ему конечно от Вилкинса, но ничего, научится. Главное Руперту стало как-то легче. Потому.что обязанность была истинно безумной, такой- же нелепой как и причина, та самая потеря во время Великого Варварского Нашествия.

Был тогда среди варварских полчищ один особенно опасный конный народ, против которого Добровольческий Интендантский Корпус оказался просто бессильным. Со всеми остальными племенами нашественников бизнесс шел на славу, но с этим кланом никакого дела не получалось. Потому-что в этом племени считали делом чести никогда ничего ни при каких обстоятельствах не покупать, а только силой брать. Прямо плакать морпоркским воителям - столько потенциальных клиентов идут, а реальными клиентами никак не хотят становиться, обидно. И нашелся истинный герой, преисполненный великой Анкх-Морпоркской доблести предприимчивости, который взялся за вроде бы неисполнимую задачу. Звали героя рядовой С.В.Д. Достабль, собственное его имя историей утеряно, а все звали его Сам-Вызываюсь-Добровольцем. Так вот пришла ему блестящая идея, что плату от варваров он сможет взять и впоследствии, не спрашивая, после того как приняв его продукт они примут временно небоеспособное состояние. Генерал Ваггон лично принял участие в деле, ободрил героя, уверив его, что план непременно сработает, дал ему заметную ссуду на горчицу, даже обратил его внимание на то, что если рядовой Достабль пойдет по пятам врагов, так поскольку это крупный конный отряд, он найдет немало сырья для продукта. Герой этим советом отлично воспользовался и даже умудрился оказавшись уже посреди крупного конного отряда, предлагать варварам так-же и пиво. И действительно, весь грозный отряд нашественников скоро перешел во временно небоеспособное состояние.

И тогда генерал Ваггон послал ему подкрепление набранное из Теней. Во первых, потому-что имел генерал Ваггон такой принцип - если дело касается денег, так посылать на него надо непременно самых способных и опытных исполнителей, а более способных и опытных чем парни из Теней по части прибирания ценностей с временно небоеспособных врагов конечно во всем мире не сыскать. А во-вторых, надо же было этих сволочей чем-то занять, что-бы не помешали случайно серьезному бизнессу с более вменяемыми частями нашественников. И конечно ход генерала оказался чрезвычайно эффективным - за считанные секунды противник добросовестно был переведен из временно небоеспособного в постоянно такогое состояние (чем был дан ценный наглядный пример, насколько это плохо не желать торговать с анх-морпоркцами подобно всем нормальным людям). Только спаситель Города остался ни с чем, тем более что ему надо было еще и возвращать ссуду за горчицу генералу Ваггону. А генерал Ваггон относительно ссуд и полагающихся ему доль имел такой принцип: „Никто не забыт, ничего не забыто”. И конечно полководцу всегда прихоситься жертвовать частью своих рессурсов во имя серьезных тактико-стратегических целей, особенно когда ход получится очень эффективным, как было в случае. Но все таки герой пострадал и нельзя офицеру и джентльмену оставить это так.

И потому каждый месяц потомок Ваггона обязан оказывать знак уважения потомку рядового Достабля. Ничего не поделаешь - никто не забыт, ничего не забыто и noblesse oblige.

Твердо и решительно, под звуком ругани деньщика, майор Руперт Ваггон принялся есть давно остывшую достаблевскую сосиску.
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
dominam non inventurus



Зарегистрирован: 16.02.2007
Сообщения: 2054
Откуда: Болгария
Ответить с цитатой
СообщениеДобавлено: Tue Nov 02, 2010 11:05 am     Заголовок сообщения:

Это только начало недоконченного второго рассказа.

Просто не знаю, когда удасться докончить и удасться ли вообще. Вроде бы все детали давно придуманы, а дело как-то у меня не идет. Может потому-что во всей этой серии рассказов почти ничего собственно не случается, а только герои роются в своем объемистом культурном багаже. Так что даже при самом коротком пути повествования нужны для собирания этого багажа и распоряжения им огромнейшие усилия. Очевидно кто-то действительно умеющий писать справился бы с этим багажем быстро и четко (вероятно выкинув большую его часть без вреда тексту) и дал бы сюжету начальное ускорение хорошим пинком сзади. Но я очевидно не такой кто-то.


Traduttore-traditore.
Немного из жизни одного Анх-морпоркского переводчика.


Высокородный Родни Ваггон, четвертый сын Седьмого Лорда Ваггона, ныне покойного, и третий по порядку наследования нынешнего „Знаете-которого-по-порядку” Лорда Ваггона, глубоко вздохнул. Далеко не в первый раз с тех пор, как занялся этими „Воспоминаниями о времени, мною проведенном в Свете славного мрачно-имперского города Тупингена” пера Гортензии фон Лангваль, которую его лично постоянно подмывало переименовать в Лангвайль. А поощрять этот импульс было просто нехорошо. Во первых потому-что это воззывало к его собственным воспоминаниям об общении с вышеуказанной Гортензией фон Лангваль, а во вторых потому-что однажды ему случилось обмолвится как раз этим „Лангвайль” в присуствии Тетушки Дейрдрe. А Тетушка Дейрдрe поддерживала с фрау фон Лангвайль самые образцово вежливые отношения еще с тех пор когда они вместе учились в Щеботанском Колледже для Благородных Девиц, когда обе они решили что как истинные леди им следует показать всему свету и даже всему миру насколько они могут выносить друг друга. Поэтому Тетушка Дейрдре поинтересовалась, что же значит это „Лангвайль” и Родни не удалось отвертется от объяснения. Тетушка Дейрдре кажется от этого вовсе не осталась недовольной, но зато постаралась чтобы ее племянник недовольным остался. Поскольку в присуствии истинной леди оскорбления ни в коем случае не должны опускатся ниже некоего уровня, а уровень этот настолько заоблачно высок, что измерения имеет даже космические, и в частности от него веет истинно космическим холодом...

Вот угораздило его отвлекатся именно на эти мысли. Если уж отвлекатся, то надо было бы отвлечься на что-то хотя бы чуточку более приятное чем на особу самой Фрау фон Лангвайль и на ее отношения с Тетушкой Дейрдре.

Впрочем не удивительно что ему так хочется отвлечься от перевода этих „Воспоминаний”. Вот уж до чего дожил, переводить какую-то светскую болтовню на почти правильном юбервальдском (Фрау фон Лангвайль ведь до своего замужества о юбервальдском языке и не слыхала, будучи отпрыском одной из бедных боковых ветвей рода Селячии). Это ему, переводчику Граня, Гугеля и самого Мейстера Мортена Фрейдеггера, единственному переводчику классической и современной юбервальдской философии, чей перевод, согласно слухам, Его Светлости, самому Патрицию случалось цитировать без уничижительных об этом переводе замечаниях. Совсем не то, что досталось бедняге Генри или Уинклифу или этому оболтусу Ляппу или... Вобщем то это уже были мысли на которые было не так уж неприятно отвлечься.

Однако проклятый этот перевод все таки надо было сделать. Потому-что об этом „любезном одолжении” попросила его не кто иная, как Тетушка Дейрдре. И нужно было это Тетушке Дейрдре, к сожалению, не только для надлежащей подготовки к следующему приезду „дорогой Гортензии” и соответствующему неопусканию ниже некоего уровня, а и потому-что, как выяснилось, фрау фон Лангвайль почему-то решила упомянуть в своем произведении не когото там еще, а самого Родни Ваггона, при том упомянуть каким-то непонятным образом, требующим перевода. А Тетушка Дейрдре никак не могла не следить зорко как упоминаются (или не упоминаются) публично имена любого Ваггона, и, не дай боги, если эти имена упоминаются каким либо образом неудовлетворительно. И тут до ума бедного Родни дошло (опять, ах, не за долго удалось забыть об этом в предыдующий раз), что скучища разведенная фрау фон Лангвайль до сих пор, это всущности хорошо, и следует горячо молить всех богов, великих и малых, дабы скука эта осталась и до конца неизменной.

Что же это будет? Может, не дай боги, фрау фон Лангвайль свяжет его имя с Дауербауховым погребом? И кому дело, что ничего особенно предосудительного и необычайного за ним в Дауербауховом погребе никогда не замечалось, даже напротив, было бы чрезвычайно подозрительным если бы уважающий себя и имеющий деньжат студент славного Туппингенского университета не отдаст должного Дауербаухову погребу. Но перед Тетушкой Дейрдре это не пройдет. Не поможет даже то, что проведение времени в том погребе является самой классической и испытанной мерой профилактики против вампиров, а именно: Всем известно что вампиры не пьют ... вино, следовательно если достаточно разбавить кровь ... вином, уважающий себя вампир (а неуважающих себя вампиров не бывает) ею побрезгует. Но перед Тетушкой Дейрдре и это не пройдет...

Ну что же это он? Ничем до сих пор проклятое сочинение фрау Гортензии о никаком Дауербауховом погребе нисколько не намекнуло. До сих пор, вот ключевое слово. Студенчество его в Тупингене продолжалось долго и хотя каких то возмутительных действий за ним не числилось, от всего могущего навлечь немилость Тетушки Дейрдре уберечься просто невозможно (а он и не слишком старался, надеясь на благодатную дальность Тупингена). Ничего, переведем - увидим.

Да, переведем, увидим. Не правда ли, что в любом живом языке, а в особенности в том Юбервальдском, на котором говорят чопорные аристократки благородного анх-морпоркского происхождения, у каждого выражения множество возможных различных значений, среди которых не менее чем одно обязательно абсолютно благопристойно, изьящно и благонамеренно. Если он не поймет при переводе какое-то менее благонамеренное и благопристойное возможное значение, это будет не только понятно, это будет даже его долгом джентльмена, поскольку настоящий джентльмен никак не может публично усмотреть в словах леди что-либо предосудительное. Вот это перед Тетушкой Дейрдре вполне сойдет. Именно такого рода дискретность она в нем много лет самым усердным образом прививала. И когда ему удавалось это качество проявить, она бывала весьма им довольна. Как в тот последний раз, когда ему страсть как захотелось обругать одного несносного господина, однако не забыл все таки что присуствует и Тетушка Дейрдре и нашелся сказать: „Уважаемый сэр, поскольку здесь присуствуют дамы, я никак не мог бы высказать вам то, что мне следовало бы вам заявить, тем более, поскольку сам я джентльмен, я не мог бы этого даже и подумать, но поскольку вы, сэр, не являетесь ни дамой ни джентльменом, я уверен вы меня прекрасно понимаете”. И интересно, от этого он почувствовал больше удовлетворения чем от самих тех невысказанных и не подуманных слов, тем более что душа его успела вместить в эту фразу больше таких слов, чем он когда либо знал.

Немного приободрившийся Родни вернулся к работе над переводом, нашел в этой надежде силы окончить страницу, перевернул лист и... вот оно, то самое. Упоминание. Обведенное зеленым карандашем с припиской в поле почерком Тетушки Дейрдре: „NB”. Зеленый карандаш разумеется, Тетушка Дейрдре обыкновенным карандашом заметки бы не ставила, красный бы не использовала что-бы не походить на какую-то там учительницу, а вот зеленый это...

В общем-то это он опять отвлекается от главного. Что за непотребство могло бы из этого упоминания выйти? Хотя контекст вроде бы совершенно безопасен. Какой-то званный обед, того рода где ничего интересного ни при каких обтоятельствах не могло бы случится, присуствовали те то и те то... Но Гортензия фон Лангваль дама вредная, могла бы и из самой скучной ситуации какую-то каверзу выкинуть... Но вот она зеленая отметка, кажется точно посреди перечня гостей того обеда. Он очевидно на этом самом обеде был, а как же. Может какое-то сомнительное замечание мимоходом? С содроганием Родни прочитал наконец таки то самое место, мигнул, прочитал опять, мигнул опять, прочитал дальше до конца описания того великосветского события на счет если каверза там где-то дальше, прочитал внимательнее с начала описания обеда, и аж тогда вздохнул облекченно. Никакого Дауербаухова погреба ни прочих пакостей не было. Было только сказано, что был на обеде среди прочих гостей, мол, (тут обведено карандашом) „наш traduttore-traditore - Родни Ваггон” и все. Больше ничего. И неужели из-за такого пустяка пришлось всю эту скучищу вытерпеть? Какое-то непонятное иностранное обзывательство, которым угораздило фрау фон Лангвайль его назвать, при чем она вероятнее всего и не совсем понимала, что же это значит...

А может наоборот, понимала, содрогнулся вдруг Родни? А может это по щеботански? Корни то очевидно лататинские. А Тетушка с фрау Лангвайль ведь в Щеботане учились и вообще то Тетушка так любит щеботанские колкости... только когда они не в адрес какого-то злополучного Ваггона. Хотя из-за щеботанской фразы Тетушка не стала бы навязывать этот перевод. Или стала бы? В смысле проверки какой-то? Нет, вздор, не похоже это на щеботанский. Ни одного сочетания гласных. И звучит оно вроде более как по бриндизийски. Да, бриндизийский, конечно, какой же еще может быть.

Тут он вспомнил что когда-то эту фразу всущности слышал. Бриндизийский, конечно бриндизийский. Тот парень любил щеголять словечками подцепленными им из бриндизийских опер. Каким-то образом кажется эта фраза имела отношение к переводчикам. Родни не мог припомнить каким точно образом. Не мог даже припомнить был ли этот образ когда либо уточнен в его присуствии. Слышал то он того парня в Дауербауховом погребе. Может и никакого отношения к переводчикам это не имеет. Как же это расхожая фраза будет относится, подумайте только к кому, к переводчикам? Вся слава всегда доставалась одним только авторам - это Родни твердо знал по своему собственному горькому опыту. Хотя это „traduttore” очень похоже на лататинское traductor и более чем возможно, что именно из этого лататинского слова произошло. Эти современные ответвления от благородного лататинского очень уж склонны из-за того, что они именуют благозвучием, опускать некоторые согласные, в частности в сочетании „ct”. То-то, ничего удивительного что и щеботанцам и бриндизийцам никак не ясно кто есть кто. Вот обстоятельный юбервальдский язык сочетания согласных никогда не упускает. Как бы то ни было, из-за этой вольности бриндизийского и щеботанского, эти языки часто очень значительно отходят от исконного значения оригинального лататинского корня. И может быть именно это подобие привело его к мысли, что фраза имеет мол какое-то мифическое отношение к переводчикам. Как сказала бы в этом случае Тетушка Дейрдре, настоящий джентльмен, дорогой мой Родни, не должен думать слишком много о себе.

Значит так, как же это перевести? На миг Родни был искушен позорной мыслью, что он переводчик с юбервальдского, а не с бриндизийского, так что это не его дело. Но искушение (а даже и как этот вздор искушением то назвать) он отмел с легкостью. Сам он не раз публично твердил, что хорошему переводчику вовсе не обязательно знать язык с когорого он переводит. То что ему обязательно знать, это самый дух того, о чем говорится в переводе. А еще с детства Тетушка Дейрдре впитала в Родни твердое убеждение, что один джентльмен всегда поймет другого джентльмена, независимо на каком языке. А раз поймет, значит может и перевести. При том перевод будет намного лучше любого неуклюжего опыта следовать строго языку, поскольку джентльменский перевод будет основыватся не на мертвой букве, а на истинном понимании. Относительно понимания джентльменом дамы дело было значительно сложнее, поскольку ни один джентльмен никогда не мог бы (а и не посмел бы) до конца понять даму, но что-надо он обязательно должен понять. Тоесть что надо джентльмен может перевести, а относительно остального перевод вовсе не его дело, поскольку одна дама всегда отлично поймет другую даму на каком угодно языке, но высказаться об этом она обязательно будет считать своей собственной прерогативой.

Конечно это не относиться к переводу на язык, который джентльмен не говорит правильно. А морпоркский джентльмен не может говорить правильно какой-то там туземный язык, поскольку усилия учить метстный язык не выразило бы подобающее чувство анх-морпоркского превосходства. Кроме того неправильно говорящий по юбервальдски анх-морпоркец выглядит в глазах юбервальдской знати несколько мило и забавно, благодаря чему их не задевает это самое выражение анх-морпоркского превосходства, что очень немаловажно когда выражаешь это должное превосходство перед вампирами и оборотнями. Не говоря о том, что юбервальдская знать предпочитает говорить с морпоркцем по морпоркски . Как бы то ни было, но не переводить же на язык, который не знаешь. Тетушка Дейрдре этот аргумент разумеется не приняла и в свое время попросила его перевести на юбервальдский ее сочинение „Полезные советы Благовоспитанным Девицам”. К счастью Родни тогда удалось найти одного молодого дварфа, который взялся перевести это от имени Родни не только на юбервальдский, но и на дварфский, причем гонорара не требовал, а только процент с продажи. Дварфское издание кстати разошлось очень быстро и в весьма большом тираже, хотя почему-то нельзя было найти ни одного книготорговца, который бы признался, что его продавал. Оно сделало слово ladylike настолько модным, что половина дварфов очень выразительно не произносили его в каждом втором выражении. Оно подняло на новые высоты представления шмальцбергских шахтеров о способах подчеркивания собственного пола. Оно вызвало так-же немало официальных высказываний очень важных дварфов. К счастью Тетушка Дейрдре попросила перевести эти высказывания именно Родни, а он постарался, примерно, переводить упоминания о „высокой” нравственности буквально. Правда, буквальный перевод это позор для переводчика, но в этом конкретном случае получилось даже элегантно иронично. А самое главное, нельзя же позволить Тетушке Дейрдре узнать, что в глазах дварфов традиционалистов ее книги по этикеции являются чем-то вроде порнографии.

Вообще-то даже очень серьезные переводы подчиняются императиву того, что можно высказать перед Тетушкой Дейрдре и того, что перед ней высказать нельзя. Конечно одинокая фраза затерянная где-то в философском трактате можно оставить как есть, хотя даже в этих случаях остается опасность, что какой-то тупица продремав и ничего не поняв в целой книге обратит внимание на какое-то двусмысленное выражение и потом это дойдет до слуха Тетушки Дейрдре. Но ключевое понятие непременно рано или поздно прозвучит в сфере слышимости Тетушки Дейрдре. Поэтому, например, в его переводе Граня Düng an sich превратилось в „вещь -саму-по-себе”. Даже пришлось притвориться, что оригинал вроде бы был Ding в (вымышленном, но правдоподобном для морпоркского уха) древнем написании Dyng. Страшно подумать, что о нем остальные переводчики подумали. Хотя технически перевод точен, поскольку каждому предельно ясно, что любая вещь сама по себе валяющаяся в Анх-Морпорке не может быть ни чем другим кроме Düng-а предназначенного самой фортуной удобрять плодотворные поля Гарри Короля. Интересно однако, что чем больше времени проходит, тем удачнее кажется ему этот перевод. А недавно один из его бывших состудентов писал ему из Тупингена, что даже и там иногда говорят об этом понятии как о Ding an sich. Потому-что при виде оригинального понятия морпоркцы только бы языком трепались, а глубинное метафизическое значение бы непременно прозевали. А так сразу видно, что речь идет о чем-то серьезном и философском. И только после некоторого чтения и раздумий становиться ясно, что же это такое „вещь сама по себе” и тогда человек преисполнится гордости, что знает тайну серьезного философского понятия и в результате высказывает всяческое уважение к философии Граня и вообще к философии, что очень похвально.

Кстати интересно, что исторически это понятие появилось у самого Граня в известном смысле благодаря услышанного им от одного морпоркца (который вероятно слишком увлекся чувством географической отдаленности от своей тети) выражения „holy shit”. Будучи, как принято сейчас говорить, дварфского происхождения, Грань не был склонен ни к легкомысленному отношению к словам, ни к переносным значениям, поэтому он глубоко задумался о возможном значении этой фразы и таким образом родилось учение о фундаментальном вселенском обломе, когда вроде бы никто данную э... вещь не э... произвел, а она так фундаментально и сама собой в жизни объявилась и хотя человек может феноменологически себе всевозможные смыслы представлять, чтобы все это вынести, но по сути и метафизической своей глубине ситуация является именно ... вещью. Но та же ... вещественная суть еще значит, что на почве этой вещи при правильном уходе может реально вырасти прекрасный цветок. Но как сможет вообще над всей этой философической глубиной задуматься человек не обладающий умом дварфского происхождения и склонный скользнуть вниманием по привычному незначительному словечку подобно прохожему подскользнувшемуся на этой самой ... вещи. Нет, здесь необходимо что-то очевидно метафизическое, чтобы мысль была принята как ей полагается по достойнству.

Тут у него в голове прозвучали слова Тетушки Дейрдре: „Настоящий джентльмен, дорогой мой Родни, никогда не соприкасается с низкими материями, а всегда выставляет перед собой щит своих безупречных манер. Так он сможет даже пред лицем самых грубых обстоятельств поступать исходя из высшего принципа”. Как это однако похоже на принцип философской абстракции, когда соблюдая дистанцию от косной эмпирии мыслитель может созерцать истинную глубину бытия! Чем подтверждается, что философия есть занятие именно для джентльменов. Гм, надо при случае развить эту мысль перед Тетушкой Дейрдре, это ее обрадует и возможно поможет отвлечь ее внимание от менее привлекательных обстоятельств относительно ее „дорогого Родни”.

А после разрешения случая с вещью самой по себе, само собой последовала необходимость перевести имя автора. А то, особенно в сочетании с буквальным переводом Düng an sich, результат получился бы совсем невозможным. Хотя в случае с именем, это только несчастное совпадение. Но как возможно сказать Тетушке Дейрдре, что он переводит философа с такой фамилией. Страшно даже подумать. Сначала он обдумывал оставить только один из слогов „ка” в начале имени, сославшись на правило удвоения первого слога в некоторых перфектных формах. Но решение совсем перевести фамилию оказалось намного лучше. „Грань” звучит так глубокомысленно и эстетически выдержано. А то иначе получится какой-то ужас как в том невозможном старом переводе на лататинский, где Грань оказался „философом Сперкозусом”. Хорошо, что тот кошмарный перевод того бестолкового волшебника так и остался почти никем не замечен, а то представьте себе, что он перевел бы прямо на морпоркский? Как бы то ни было, перевод имени от Родни оказался настолько удачным, что сейчас его употребляют иногда даже юбервальдцы. От этого последовала и необходимость перевести и личное имя, а здесь получилось даже намного удачнее оригинала. Inmanual - как много в этом звуке для сердца дварфского слилось! При жизни Граня глубинники отвергали и проклинали его как и остальных безбородых дварфов, даже и сейчас его нельзя назвать „дварфом”, а только „юбервальдцем дварфского происхождения”. А сейчас те же глубинники восхваляют глубокую дварфскую сущность имени Инмануаль, единственное имя по морпоркски, которое удостоено такого одобрения. И вот, ныне стало модным среди дварфов давать своим детям имена Инмануаль и R.T.F.M.

(продолжение следует (только не спрашивайте когда точно))
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Часовой пояс: GMT

 


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах