Нужен ли городу Карцер? (фанфик-опрос)

Добавлено: Sun Nov 27, 2011 2:53 pm     Заголовок сообщения: Нужен ли городу Карцер? (фанфик-опрос)

Название: Нужен ли городу Карцер?
Автор: Laravi
Дисклэймер: Все герои принадлежат Т. Пратчетту
Предупреждение: вопросы, пожелания, предложения, жалобы - приветствуются
Рейтинг: PG-13
Разрешение на использование: предупредите
Жанр: роман-исследование
Размер: не определён
Аннотация: Сиквел к роману Терри Пратчетта «Ночная стража».
В своём фанфике я пытаюсь дать ответ на вопрос, поставленный в заглавии.
В эпиграфах стихи Б. Окуджавы.



1. Арест

Земля гудит под соловьями, под майским нежится дождём.
А вот солдатик оловянный на вечный подвиг осуждён.
Его, видать, недобрый мастер, пустил по свету, невзлюбя.
Спроси солдатика: «Ты счастлив?» и он прицелится в тебя.


Ваймс донёс, дотащил и доволок задержанного в Псевдополис-Ярд. И это было бы большим облегчением, если бы этим задержанным не был Карцер. Весь путь от кладбища Мелких Богов, где Ваймс арестовал преступника, до полицейского участка, Карцер развлекался, как мог. А мог он многое. Сначала он подслушал разговор Ваймса с Витинари. А то, что он издавал время от времени стоны, так это для отвода глаз. Что было совсем несложно, учитывая его сломанное запястье и разбитое колено. Зато когда патриций удалился, пропал и сдерживающий фактор. Остаток пути Карцер хихикал, шутил, прикалывался и пытался подкалывать Ваймса, который с неотвратимой целенаправленностью дрейфующего айсберга волок обездвиженного преступника в участок. И Ваймс был ангельски терпелив. Даже ни разу не ударил задержанного. Ну, пара пинков не в счёт. Только чтобы придать ускорение.

Капитан Моркоу встретил Ваймса в дверях.

- Игоря сюда! Живо! – рявкнул Ваймс – грязное, оборванное и страшное чудовище, терпение которого достигло критической точки.

Моркоу подался вперёд.

- Вы ранены, сэр?

- Не я, - буркнул Ваймс, с усилием втаскивая Карцера через порог участка.

- Привет, капитан Моркоу, - поприветствовал капитана Карцер, глядя на Моркоу снизу вверх и радостно улыбаясь. – Его светлость сломал мне колено, а ещё руку, - с видимым удовольствием накляузничал он.

- А-а, сопротивление при аресте, – понимающе кивнул Моркоу.

- Верно. И поэтому нам нужен Игорь как можно быстрее, - с нажимом произнёс Ваймс. – А ещё… - с Ваймсом редко случалось прозрение, но это точно было оно: - …нам нужно то новое обезболивающее, которое придумали Игори, - спасибо лекции об анестезиологии доктора Газона.

Капитан Моркоу внимательно посмотрел на Ваймса, кивнул и исчез за дверью.

Карцер в это время разглядывал стражников, подошедших полюбопытствовать – что притащил любимый шеф.

- О, знакомые все лица, - пробормотал он, вглядываясь в Колона и Шнобби. – Только имён не знаю.

- А ты кто такой? – Колон сурово, как ему показалось, нахмурился.

- Люди зовут меня Карцер, - небрежно представился тот.

Стражники, подтянувшиеся посмотреть, услышав имя, так же медленно и плавно отступили на свои места. Как и всегда, слава бежит впереди.

Карцер предпочёл не заметить манёвр стражи, продолжая разглядывать веточки сирени, точащие на шлеме Колона и за ухом Шнобби. Он извернулся, чтобы взглянуть на Ваймса и, ухмыляясь, попросил:

- И мне веточку сирени, - демоны в глазах Карцера посылали Ваймсу воздушные поцелуи.

- Тебя там не было, - сказал Ваймс голосом столь же невыразительным, как дождливое утро.

Карцер придвинулся ближе и «прошептал» так, чтобы услышали на противоположном конце помещения:

- Ты знаешь, что был.

- На другой стороне, - с удовольствием констатировал Ваймс.

Теперь пришла очередь Карцера обиженно надуться:

- Докажи!

Но Ваймс уже видел приближающегося Игоря с полотенцем и маленькой бутылочкой. Последнее обстоятельство особенно порадовало Ваймса.

Анестезиология в Анк-Морпорке сводилась обычно к черепно-мозговой травме различной степени тяжести. И хорошим анестезиологом считался тот, кто умел рассчитать силу удара так, чтобы пациент умер от послеоперационной инфекции несколькими днями позже, а не сразу после удара. Хлороформ в этом отношении был революционным прорывом в медицине. И именно тем средством, что могло заткнуть Карцера на то время, чтобы Ваймс смог позволить себе выспаться, не опасаясь, что преступник сбежит, перерезав в участке всех, кому хватит глупости попытаться его задержать.

- Так, Игорь, пожалуйста, оказание первой помощи и общий осмотр, - велел Ваймс. – Отчёт мне предоставишь завтра утром. Задержанного усыпи сразу. Он очень опасен. А я ещё надеюсь сегодня добраться домой и повидать жену.

- Усыпить?! - взвился в своих путах Карцер. – Не хочу спать! Я протестую! Жестокое обращение полиции!

- Ничего подобного, Карцер, - промурлыкал Ваймс, наклонившись к арестованному ровно настолько, чтобы не быть укушенным. – Просто не хотим, чтобы ты испытывал боль.

- Боль я потерплю, - буркнул Карцер, тоже рассчитав, не в свою пользу, «укусительное» расстояние до ваймсового носа.

Крепко взяв Карцера за воротник, так, чтобы тот не мог отвернуться, Ваймс приблизил своё лицо, со столь желанным, для укуса, носом к уху арестованного:

- Ну, что, Карцер, - прошептал Ваймс, - уже чувствуешь вкус поражения?

- Нет. Ещё нет, - придушено пробормотал тот. – Но если… - и попытался дотянуться до руки Ваймса кончиком языка… безрезультатно.

Ваймс выпрямился, не сделав попытку отдёрнуть руку – здесь расстояние он тоже рассчитал.

- Игорь, хлороформ, - скомандовал он.

- Только попробуй, ты, заплатка ходячая, и я тебе отгрызу всё, что не прикручено! – завопил Карцер, извиваясь в руках Ваймса.

Игорь, держа в руках полотенце и склянку с хлороформом, отступил на шаг и нерешительно взглянул на Ваймса.

- Фред, ноги держи! - взревел Ваймс, с трудом удерживая арестованного. - Моркоу, помоги! Игорь давай!

- Но сэр, - возразил Игорь, - кажется пациент не фогласфен на анестезию.

Игори профессионально эмпатичны и очень следят за желаниями пациентов.

- Пациент не в себе, - громогласно заявил Ваймс, перекрывая крики Карцера «черта с два!», «отстаньте, сволочи!» и «что я вам сделал?!». – Просто с ума сходит от боли.

Последний аргумент придал Игорю решимости. Вылив из бутылочки хлороформ на полотенце, Игорь, стараясь не вдыхать, подступил ближе к бьющемуся в руках стражников Карцеру.

- Отфернитесь, пожалуфта! – попросил он стражников и нашлёпнул мокрое полотенце на лицо преступника.

Но Карцер стряхнул с лица полотенце, его зубы клацнули рядом с пальцами Игоря, едва успевшего отдёрнуть руку. Прошло немало времени пока глаза задержанного закатились, а тело обмякло уже окончательно. Карцер боролся словно не на жизнь, а насмерть. Он изворачивался, бился в руках полицейских и задерживал дыхание, с тем, чтобы не вдыхать хлороформ и вырываться снова и снова. И, самое худшее, в его воплях всё отчётливее слышалась паника. Тяжело было слушать эти крики и не чувствовать себя сволочью. Ваймсу пришлось приказать выйти всем полицейским, которые не были нужны, чтобы удерживать заключенного, потому что, слыша панику в голосе Карцера, люди невольно поддавались и начинали нервничать и тоже паниковать. В конце остались только Фред Колон, капитан Моркоу, Игорь и сам Ваймс.

Фред Колон преданно и натужно пыхтел где-то рядом с локтем Ваймса, такой же надёжный как Пупсторонние ворота, которые сержант так любил охранять. Моркоу в отношении надёжности был не менее незаменим. И, что немаловажно, они оба доверяли Ваймсу беспредельно. А Игорь воочию убедился, что усыпить пациента совершенно необходимо, как говорится, для его собственного блага. Карцер доказал, что способен навредить сам себе.

Убедившись, что Карцер уже не вскочит и не забегает по потолку, Ваймс смог, наконец, выпустить задержанного, чтобы утереть пот со лба.

- Фред, ты знаешь где достать… - Ваймс замялся, - … такие мягкие… ну, что-то вроде оков?

- Может, смирительную рубашку? – от волнения у Игоря попал акцент. Все посмотрели на него, и он счёл нужным извинится: - Профтите, сэр. Дом для умалифённых на Луфильной. Там работает мой кузен Игорь. Сколько угодно фмирительных рубафек.

- Мм… Нет, спасибо, Игорь, - отказался Ваймс. – Ткань она и есть ткань. Не слишком надёжно.

- Почему оковы должны быть мягкими? – удивился Колон. – В Танти выдают отличные кандалы. Прямо на все модные времена. Хе.

- Потому что я хочу, чтобы этот гадёныш дожил до виселицы, - пояснил Ваймс.

- О, - сказал Моркоу. – Понимаю, сэр. Мягкость с заключёнными – девиз новой стражи.

Теперь все таращились на Моркоу. Мозг обычного человека всегда немного тормозил, когда сталкивался с его жизнеутверждающим оптимизмом.

- Э… Да… - промямлил Ваймс. – Отличный… хм… девиз.

- Пожалуй, я смогу достать нужное, сэр, - осторожно сказал Моркоу.

- Отлично, капитан, - Ваймс кивнул с немалым облегчением – если Моркоу что-то обещает, он это делает. – Займись этим немедленно. Фред, та кладовка, что забита старыми башмаками и прочей рухлядью должна быть свободна от барахла через полчаса. Вымыта и пуста. Сделаем маленький карцер для нашего Карцера. Ха-ха. Игорь, займись раненым. Но не давай ему просыпаться. Завтра тяжёлый день, - ещё один. Ваймс поборол желание зевнуть. – Нам всем надо выспаться.

***

Выйдя из участка в темноту ночи, Ваймс вытащил помятый серебряный портсигар, подарок жены.

- Хороший мальчик Сэм заслужил свою сигару, - пробормотал он, чиркая спичкой.

Завтра новый день. Долгожданный суд над Карцером – тут Сэм Ваймс не сдержал счастливый улыбки. А теперь – можно домой. Ваймс погладил пальцем дарственную надпись Сибиллы, убрал портсигар в карман и зашагал к дому.

Добавлено: Tue Nov 29, 2011 2:22 pm     Заголовок сообщения:

2. Сомненья

Нужны ли гусару сомненья?..
…пока он горяч и в седле,
врагу от него не укрыться:
нет места двоим на земле.


Утром следующего дня капитан Моркоу, сидя в дежурке, читал отчёт Игоря, который тот предоставил после медицинского осмотра Карцера.

- Что такое… «ректальный осмотр»? – поинтересовался Капитан Моркоу, с жутким хрустом гравия откусывая от гномьего пирога, присланного родителями.

Утро в полицейском участке это всегда кофе, пончики и сэндвичи с крысятиной. И нынешним утром сразу несколько форменных штанов пострадали от горячего кофе и несколько глоток синхронно закашляли, подавившись вышеозначенными продуктами питания.

Сержант Ангва, прокашлявшись после бутерброда с фальшивой (вегетарианской) крысой, шагнула к капитану. Забрав из рук Моркоу папку, она впилась взглядом в отчёт Игоря. Её руки задрожали, а в глазах появилось тяжелое выражение. Ангва ненавидела пытки в любом виде.

- «Фокус с имбирным пивом»… - пробормотала она.

- Что за фокус? – удивился Моркоу.

Ангва посмотрела на него. Ей никогда не хватало духу сказать Моркоу, что мир не такой милый и чудесный, как ему казалось.

- Доброе утро, - в дверь стремительно шагнул Ваймс.

Стражники вскочили и отдали честь.

- Вольно, ребята, - буркнул Ваймс, не без волнения пересчитывая своих подчинённых, пока Моркоу докладывал происшествия за истёкшую ночь.

- Карцер в карцере ещё не пришел в себя, сэр, - закончил отчёт Моркоу.

- Ну, просто музыка для моих ушей.

- Медицинское заключение Игоря, сэр, - Моркоу попытался забрать папку из рук Ангвы. Но девушка не отрывая взгляд от лица Ваймса, не позволила ему это сделать. – Сержант? – окликнул её капитан Моркоу, удивлённый неповиновением.

Ваймс насторожился. Он узнал это выражение лица Ангвы. Не закрывая папку, девушка передала отчёт Ваймсу.

Чтобы прочесть, Ваймсу потребовалось больше времени, чем сержанту Ангве.

- Чёрт! – ругнулся он, закончив читать.

Ангва продолжала молча смотреть на Ваймса.

- Он убил двоих копов, сержант, - напомнил он. – И не только их.

- Да, сэр, - согласилась она, но выражение её лица не изменилось.

Ваймс закрыл папку и с трудом удержался, чтобы что-нибудь не сломать. Таких затруднений он не предвидел. Ему представлялось всё гораздо проще: арест, суд и пеньковое фанданго в финале.

- Ангва, сходи в гильдию адвокатов, пусть пришлют кого-нибудь для Карцера. Я хочу, чтобы всё было сделано по закону. Хотя вряд ли появится кто-то толковый, дело ведь заведомо проигрышное.

Ваймс отдал ей папку с делом Карцера, сержант отдала честь и вышла.

- Вызови Игоря, - попросил он Моркоу, - я буду у себя в кабинете.

Но не успел Ваймс повернуться, как в дежурку заглянул констебль Игорь.

- Сэр, вы просили сообфить, когда Карцер профнётся.

Ваймс кинулся к кладовке, переоборудованной в персональную камеру для Карцера. Игорь поспешил следом.

- Пациента вырвало желчью, сэр, - сообщил Игорь по пути.

Ваймс почувствовал угрызения совести – он-то плотно покушал после возвращения из временной петли.

- И офтатками куриного яйфа.

Ваймсовы угрызения совести тут же исчезли.

Карцер, бледный как мел, медленно повернул лицо к вошедшим. Повернуть всё остальное не получилось бы.

- Розовые пушистые наручники? – слабым голосом поинтересовался он, и пересохшие губы растянулись в неубедительной попытке улыбнуться.

- Одолжили в заведении госпожи Лады, - рассеянно сообщил Ваймс, разглядывая задержанного. У того, как помнил Ваймс, одежда всегда была чистой, красивой и новой. Что было неудивительно, так как для смены одежды Карцеру нужно было всего лишь зайти в какую-нибудь дорогую анк-морпоркскую лавку и приставить к горлу управляющего один из тех блестящих и острых предметов, что в изобилии находились в карцеровых карманах. Но сейчас его одежда была безнадёжно испорчена дракой с Ваймсом у могилы сержанта Киля, путешествием до участка и расцвечена зеленоватыми потёками желчи и бело-жёлтыми вкраплениями яйца.

Карцер утомлённо закрыл глаза.

- Констебль, - обратился к Игорю Ваймс, - принеси сюда, пожалуйста, тёплой воды и чистые тряпки.

- Сэр, я фам тут уберу, - смутился Игорь.

- Нет, - покачал головой Ваймс. – Иди.

- Боишься подпускать ко мне своих людей? – пробормотал Карцер, открыв один глаз, и покосившись на Ваймса.

- Нет, но спасибо, что напомнил, - с этими словами Ваймс вышел, заперев за собой дверь на ключ.

В дежурке он отдал некий приказ, после чего все полицейские в участке ходили с заткнутыми ватой ушами, удивляя посетителей своим нелепым видом.

Вернувшись, Ваймс забрал у Игоря воду и тряпки. Кое-что нужно делать самому, а не перекладывать на подчинённых. Например, убирать блевотину. В городе не нашлось бы ни одного самого мелкого начальника, который бы опустился до такого.

- На твоём месте я бы этого делать не стал, - Карцер был того же мнения.

- Поэтому ты и не на моём месте, - ровным голосом ответил герцог сэр Самуэль Ваймс.

- Верно подмечено, светлость, - Карцер издевательски усмехнулся. – Я в розовых наручниках, а ты подтираешь мою блевотину.

- Делаю, что могу. Тебя же завтра повесят, - как бы невзначай напомнил Ваймс. Карцер в ответ попытался состроить язвительную гримасу, но у него даже не хватило сил толком сощуриться.

В открытую дверь постучал Игорь.

- Хм… Мафтер… Сэр, могу ли я попрофить господина Карцера, подпифать донорфкую карту?

Ваймс и Карцер переглянулись.

- А что мне за это будет? – хмыкнул Карцер. – Да, шучу я. Давай подпишу.

Повозившись, Игорь всё же сумел установить карандаш в холодные пальцы левой руки Карцера – правая рука была сломана. И Карцер кое-как накарябал крестик. После чего Ваймс оперативно изъял карандаш, ибо не сомневался, что преступник использует карандаш не по назначению – к примеру, ткнув им кого-нибудь в глаз.

- Сэр, на пару флов, - попросил Игорь.

- Говори здесь, Игорь, - елозя мокрой тряпкой по физиономии Карцера, разрешил Ваймс.

- Это о пациенте, сэр, - с упрёком сказал Игорь, и слегка покраснел под всеми своими швами.

- О нём? – «догадался» Ваймс. – Ничего, я думаю, Карцер нас извинит.

- Колено, сэр, - вздохнул Игорь, - если не оперировать, вофпаление будет.

- Завтра его повесят, - напомнил Ваймс.

- Да, сэр, - послушно согласился Игорь. – Но органы для транфплантации могут… - нерешительно посмотрел на Карцера, и добавил шёпотом: - …ифпортитца.

- Он выдержит суд? – спросил Ваймс.

- Думаю, да. Если накачать его фтероидами, - задумчиво пробормотал Игорь.

- Отлично, действуй.

Игорь вскочил:

- Есть, сэр, - и вылетел вон.

Ваймс тоже встал и повернулся, чтобы уйти, но задержался у двери. У него создалось стойкое впечатление, что он должен извиниться перед Карцером, но вот – за что – хоть убей, не понимал.

- Извини, - рискнул он.

Риск себя оправдал: во-первых с лица Карцера сползла его скабрезная улыбочка, во-вторых, кажется, он и правда удивился. Но быстро справился с собой – улыбка вернулась, но уже не столь неприятная.

- Тебе не за что извинятся, герцог. Ты самый лучший человек, которого я встречал, - это получилось у него немного грустно.

«Да ты, видно, вообще не встречал хороших людей, если уж меня считаешь лучшим», - подумал Ваймс. Не мог выбросить из головы «ректальный осмотр» из отчёта Игоря. Но ничего не сказал, просто кивнул ему и вышел.


***


- Пришёл посыльный из Танти, сэр, - констебль Посети-неверующего-с-разъяснительным-памфлетом, вежливо постучавшись, заглянул в кабинет Ваймса.

- Скажи ему, что я не могу отдать им заключенного, - между тюрьмой и полицией всегда существовала негласное соперничество. У одних были кандалы, у других – люди, как кандалы. К тому же, Карцера поймал лично он, Ваймс. И будь он проклят, если позволит кому-то вырвать преступника из знаменитой ваймсовой хватки.

- Да, сэр, - Посети отточенным движением прирождённого проповедника просочился в дверь. – У меня тут официальный отказ из Танти принять заключенного.

- Что? Отказ? – удивился Ваймс. Случай на самом деле небывалый. Протянув руку, Ваймс принял бумагу. – «Двадцать четыре побега», - прочёл он. - Из которых три из Танти! – помимо воли, на лице Ваймса появилась улыбка. Надо же! Крутые тюремщики сами признали собственную несостоятельность. Ай да Карцер!

- Охранник из Танти сказал мне, что последний раз его просто выгнали, сэр.

- О, представляю…

Подписав документ, Ваймс поднял глаза на констебля, задержавшегося у его стола.

- Что-то ещё, констебль? – обречённо спросил он, с тоской ожидая неизбежного…

- Я тут подумал, - начал Посети. – Можно ли предложить задержанному… парочку брошюр религиозного содержания? Всё равно скоро его повесят…

Ваймс внутренне застонал, представив себе Карцера, углубившегося в религиозный диспут.


***


Сбежав от констебля Посети, умеющего быть крайне назойливым, Ваймс спрятался в кладовке, приспособленной для содержания Карцера. За несколько метров до помещения и на самой двери в кладовку были развешаны предупреждающие плакаты: «Нивхадить! Апасно для вашей жызни!». Кроме надписи плакаты украшали череп и пара перекрещенных берцовых костей, с любовью разрисованных цветными мелками. Шнобби постарался.

Ваймс принёс заключенному одеяло и обед, присланный из дома Сибиллой для самого командора. Но Ваймс не считал за еду жутко полезные овощи, составляющие большую часть этого обеда. И на первых порах Ваймс скармливал свою еду подчинённым, пока Сибилла не просекла его хитрость, и не стала снабжать обедом весь участок. К вящей радости вечно голодных копов, и глухому недовольству его светлости.

Карцер в этом отношении был для Ваймса даром небесным. Он с удовлетворением наблюдал, как заключённый, неловко орудуя одной левой, жадно заглатывает все эти ненавистно-полезные овощи.

- Отпадная жрачка, - заявил Карцер с набитым ртом. Что на уличном жаргоне, понятном и командору, выражало наивысшую степень одобрения.

Ваймс вдруг увидел… Шнобби, то воспоминание из прошлого как он, под именем Джона Киля, кормил мальчишку. В манере Карцера проступили похожие черты. Ваймс отчётливо понял – Карцер никому не нужен. Не то, чтобы это понимание как-то повлияло бы на исход…

- Когда уже повесят? – спросил Карцер, когда Ваймс заматывал его принесённым пледом. Спросил буднично и спокойно.

- Должны прислать извещение из Дворца, - буркнул Ваймс. Его изрядно обеспокоила потеря всегдашней карцеровской жизнерадостной готовности вцепиться в ближайшее горло. И руки у Карцера были холодные, хотя в участке холодно не было, а на улице стояла тёплая погода. – Игорь! – позвал он.

- Внутреннее кровотефение, мафтер… сэр, - вынес вердикт Игорь после осмотра арестованного. – Я предупрефдал вас, сэр. Надо оперирофать.

Добавлено: Fri Dec 02, 2011 3:52 pm     Заголовок сообщения:

3. В преддверии суда

Метался Ордынкой январской
неведомый мне человек…



Ворвавшись в Главный Зал дворца, Ваймс с раздражением спросил у стоящего возле окна патриция:

- Что делать с Карцером? – и когда Витинари повернулся к нему, уточнил: - Лечить или вешать?

Витинари продолжал смотреть на командора стражи без всякого выражения. Лишь слегка приподнял бровь.

- Прошу прощения, сэр, - Ваймс и сам знал, что дал маху. Но… – Дело жизни и смерти, - выходя из здания Стражи, командор слышал, как Карцер принялся распевать во всю глотку. Хорошо, что он предусмотрительно велел всем полицейским заткнуть уши ватой. А за стенами полицейского участка в это время, привлечённая халявным развлечением, на звуки карцеровой песни уже стекалась мобильная и амёбообразная анк-морпоркская Толпа.

Всё так же молча патриций бросил взгляд куда-то за спину Ваймса. Позади командора раздалось покашливание. Именно таким звуком тактично, хоть и несколько раздражённо, стараются привлечь внимание.

Ваймс медленно обернулся и не сдержал тихого чертыханья: за его спиной обнаружились главы крупнейших гильдий Анк-Морпорка и редактор новостей, Вильям де Словв, без присутствия которого в последнее время не обходилось ни одно мало-мальски крупное совещание. Что для Ваймса само по себе являлось дурной новостью.

- Карцер, если я правильно расслышал? Разве его ещё не повесили? – встревожено спросил глава гильдии Торговцев.

Имени его Ваймс не знал – президент этой Гильдии переизбирался каждый год. Так что Ваймс никогда не утруждал себя запоминанием имени ещё одного, неизменно красного, лица, над неизменно же объёмным животом.

- Сперва суд, - неохотно ответил Ваймс. Краем глаза он заметил, что Вильям де Словв уже что-то быстро пишет в своём блокноте. Проклятье!

- Такие, как этот Карцер подрывают устои, - запальчиво сообщил доктор Низз, президент гильдии Убийц. – Нельзя убивать бесплатно. Хорошо оплаченное убийство – вот основа жизнеспособного общества.

Ваймс поморщился. Он терпеть не мог наёмных убийц. И их философию – тоже.

- Соглашусь с Низзом, этот Карцер и в наш карман залез, - пожаловался президент гильдии Воров, мистер Боггис. – Где ж это видано: стырить сейф и разбросать деньги по улице!

- Да? – заинтересовалась королева Молли, президент гильдии Нищих, по традиции именующийся королём или королевой. – И на какой же улице произошел этот… досадный инцидент?

Боггис назвал, и на всех высокопоставленных лицах отразилась одинаковая степень озадаченности, как у людей, живущих всю жизнь в одном городе, и которым вдруг сообщают об этом месте, что-то доселе неслыханное.

- А где это? – высказалась за всех госпожа Розмари Лада, глава гильдии Белошвеек.

- Боюсь, господа… и дамы, - вмешался Витинари, - эта улица не входит в сферу ваших интересов.

- Так он что же, - медленно соображая, спросил Низз, - кинул деньги нищ… прощу прощения Молли, я хотел сказать, неимущим?

- Ужасно. Ужасно, - покивала королева Молли.

- Во-во, позор проделывать такое ежли у тя нет лицензии, - поддакнул Боггис. Подумал и добавил: - А с лицензией – так и вовсе.

- Таких как этот Карцер надо содержать в кандалах, - высокомерно произнёс доктор Низз.

- О, мы позаимствовали очень надёжные оковы, - не удержался Ваймс. – Кстати, наши благодарности, госпожа Лада.

Глава гильдии Белошвеек любезно кивнула.

- Почему бы вам, Ваймс, не прикончить этого негодяя Карцера, - сказала она, и Ваймс вспомнил начинающую Рози Ладу тридцатилетней давности. Для Белошвеек путь наверх был не из лёгких. А излишняя мягкость никогда не способствовала возвышению. – Я слышала, поймать его было не просто. Вы ведь могли убить его при самообороне, - и это не было вопросом.

- Нет, - Ваймс внезапно разозлился. - Но могу опять выпустить его на улицы. Если его сиятельство, - лёгкий поклон в сторону патриция, - не предоставит справедливый суд. В Танти так и поступили в его последнюю сидку, как мне сообщили, - с удовольствием сказал Ваймс. И подумал: «А ведь вы, слизняки, никогда не видели Карцера. Спорю на своё герцогство, что он уделает вас в два счёта, даже со скованными руками».

Слова Ваймса произвели на глав гильдий, судя по их вытянувшимся лицам, самое неприятное впечатление. Все вдруг вспомнили важные и срочные дела и заторопились к выходу. Но редактор «Таймс» остался.

- Ваша светл… сэр, - обратился к Ваймсу Вильям де Словв, памятуя о том, что командор терпеть не может обращение «ваша светлость», - вы сказали: «лечить». Не проще ли повесить без траты казённых средств на лечение?

- Казённых? – возмутился Ваймс. – Да я свои трачу!

- Полагаю, господину де Словву будет полезно взглянуть на арестованного. А также, возможно, проинтервьюировать его, - заметил патриций.

Сказано вроде было вежливо, но Ваймс чутьём старого полицейского уловил у начальства приказные интонации.

- Как угодно, - Ваймс кивнул газетчику, отдал честь правителю города и повернулся на выход.

- Я попросил бы вас задержаться, ваша светлость, - остановил его Витинари. – А вы, господин де Словв, если, конечно у вас нет больше вопросов ко мне или к его светлости, могли бы пойти и задать их господину Карцеру, пока он ещё не повешен.

- Э… да, спасибо. Больше вопросов нет, - редактор «Таймс» точно знал, когда следует закрыть блокнот и ретироваться.

- Город хочет смерти Карцера, - сказал Витинари, после того как за газетчиком закрылась дверь. – Как вы и сами видели, ваша светлость.

«Знает, ведь, подлюка, как я отношусь к этим сволочам», - буравя взглядом патриция, думал Ваймс.

- Главы гильдий это не город, - озвучил он свою мысль.

- Вот и я так подумал, - весело согласился Витинари.

В мозгу Ваймса забрезжило понимание.

- Поэтому вы направили «Таймс»?..

- Именно, - патриций поднялся из-за стола. – А теперь, ваша светлость, не рискую больше отвлекать вас … Кто знает, что наговорит репортёру ваш арестант.

Надо было спешить, но Ваймс остановился в дверях и обернулся к патрицию.

- Вам ведь нужен зачем-то Карцер, - обвиняющим тоном сказал он.

- Лично мне, - подчеркнул Витинари, - нет. А вот городу… - он не договорил, но бросил на Ваймса многозначительный взгляд.


***


Ругаясь себе под нос, Ваймс бежал к полицейскому участку. О, он представлял, как будет проходить интервью с Карцером, мистером «Я ничего не делал».

А кто, если уж на то пошло, виновен в шумихе вокруг преступника? Кто самолично, в парадных доспехах, прыгал за Карцером по крыше Незримого Университета на виду всего города? И винить-то некого, кроме себя.

Это злило Ваймса ещё больше.


***


Так как капитана Моркоу или сержанта Ангвы не было в участке, а Ваймс ещё не возвратился, офицером-надзирателем сама себя назначила сержант Веселинка Малопопка. Потому что Вильям де Словв со своим иконографистом уже находился в здании Стражи в Псевдополис-Ярде и настаивал на разговоре с Карцером.

- Как вы объясните ваше нынешнее пребывание, господин Карцер? – держа наготове карандаш, спросил Вильям де Словв.

Карцер грациозно потянулся, проверяя расстояние до репортёра. Не достал. Мешали наручники. И наножники.

- Обычно люди хотят со мной… - тут он сделал паузу и улыбнулся, - …поиграть. Так пусть не обижаются на то, что в ответ, я поиграю с ними.

- Вы воспринимаете мир как игру, господин Карцер? Можно ли сказать, что вы «заигрались»?

- Ну, во время игры всякое случается. Мне сложно… - опять пауза и улыбка, - …остановиться.

- И… в каком случае вы не можете остановиться? - осторожно осведомился репортёр.

- В случае, когда человек переходит некие границы, - тут взгляд Карцера стал холодным и злым.

Но Вильям де Словв был очень сообразительным и среагировал быстро, отодвинувшись от преступника.

Взгляд Карцера тут же засиял доброжелательной улыбкой. Сей момент показался подходящим иконографисту «Таймс» Отто Фскрику, чтобы сделать снимок.

- Можно последний вопрос: «Карцер» – это имя, фамилия или прозвище?

- Это… художественная эманация, - неожиданно сказала сержант Малопопка. И покраснела.

Репортёр и иконографист уставились на неё, пока Карцер пытался проморгаться после вспышки иконографа.

- Фы имеет ф фиду, - встрял Отто, - учение об эманации как о «натюрлих» продуктифной силе перфоначаль, «нефольно» произфодящей низшее от переизбытка тфорческой мощи, что объясняйт пояфление зла ф мире. То есть: зло есть отсутстфие блага, и оно неизбежно потому, что уже первое порождение обладайт меньшим софершенством по срафнению с перфопринципом?

- Нет. Ваш вопрос эманация, - пояснила Веселинка.

- Э… в смысле, в термин «Карцер» входят все три понятия нераздельно? – спросил Вильям.

- Господин де Словв, это уже не один вопрос, - Ваймс, наконец, вернулся и всех разогнал. Он единственный заметил, как во время интересного интеллектуального спора Карцер принялся заинтересовано грызть свои наручники. Правда, под взглядом Ваймса ему пришлось прекратить свои действия. Вокруг рта у него прилип розовый пух, которым для мягкости были покрыты наручники. И редактор «Таймс», выходя, успел увидеть, как Командор Стражи, Старик Каменнолицый, вытащив из кармана платок, вытирает физиономию арестанта.

Добавлено: Sun Dec 04, 2011 10:55 am     Заголовок сообщения:

4. Последнее желание

…А люди в зале плачут, плачут.
Не потому что я велик,
и не меня они жалеют,
а им себя, наверно, жаль.
Жалейте, милые, жалейте,
пока жалеется ещё,
пока в руке моей гитара,
а не тяжёлый автомат…



Пока Карцер подвергался суровому вытиранию физиономии командорским платком, ему пришло в голову немного пошалить. Желание, надо сказать, неизменно возникающее при приближении к карцеровой персоне взрослых особей мужского пола.

- Мне скучно, - заявил он. – Твоя светлость, помнится, обещал мне всё, что я пожелаю.

- Кхм, - Ваймс сказал это вчера не подумавши. И теперь лихорадочно соображал, что же несносный Карцер таки пожелает: - Говори.

- Поцелуй меня, - без обиняков выложил Карцер, и с восторгом уставился в разом застывшее лицо командора Стражи.

- Имей совесть, Карцер, - без всякой надежды воззвал Ваймс.

- Если б я имел совесть, - резонно заметил Карцер, – здесь бы не оказался. Впрочем… Имел я как-то совесть… Да, не повезло ей. Ну, да не будем об этом. Целуй.

- Хорошо, как скажешь, - пожал плечами Ваймс. Схватил преступника за уши и вознамерился чмокнуть в небритую щёчку. А чего тянуть-то?

- Нет! – вдруг завопил Карцер. Внезапность атаки застала его врасплох. Ему даже поплохело. В его понимании подобная близость была возможна лишь в случае последующего зондирования им, Карцером, кишок атакующего посредством металлического предмета. И отсутствие подобной возможности поразила его не хуже, чем пресловутый предмет в кишках.

Ваймс почувствовал, как преступник в его руках напрягся, а вместо привычных демонов в глазах Карцера проявилась боль.

В дверь заглянул капитан Моркоу.

- У вас всё в порядке, сэр?

- Не в порядке! – возмутился Карцер. – Господин Ваймс хотел меня поцеловать!

Во взгляде Моркоу, обратившегося к своему начальнику, отразилось восхищение.

- Вы такой заботливый, сэр, - по мнению Моркоу, Ваймс по определению не мог сделать ничего плохого.

- В чём дело, Карцер? – невинно осведомился Ваймс, когда за Моркоу закрылась дверь. – Передумал?

С лица Карцера исчезла улыбка. Приглядевшись повнимательней, Ваймс понял, что снадобье Игоря заканчивает своё действие. Он отпустил карцеровы уши, открыл дверь и окликнул Моркоу:

- Капитан, позови Игоря. И пошли кого-нибудь к доктору Газону. Возможно, понадобится его помощь, - повернулся к заключённому. – Скоро поедем. Из Танти обещали прислать их замечательный, ха-ха, экипаж. Уже катался в нём? – спросил Ваймс, заботливо поправляя наручники Карцера.

Но тот смотрел прямо перед собой застывшим взглядом, из уголка его рта потянулась ниточка слюны, он с трудом сглотнул.

Ваймс сочувственно скривил рот, покачался на пятках и сказал:

- Нехорошо тебе, да?

Карцер с усилием повернулся, чтобы посмотреть на Ваймса.

- Больно… - прохрипел он.

Ваймс не был жестоким человеком. Он присел на корточки рядом с преступником и тихо сказал ему:

- Уже скоро…


***


Игорь успел дать своему пациенту кое-какое снадобье, от чего в потускневшие глаза Карцера вернулся всегдашний маниакальный блеск, в улыбку вкралась некоторая неподвижность, а в уголке рта выступила капелька слюны. Вместе с волей к жизни к арестанту возвратился кураж, что отразилось, в буквальном смысле, от сводов подвала стражи. Потому что Карцер решил исполнить анк-морпоркские народные песни. Голос у него был хороший, а главное – громкий. Толпа перед полицейским участком продолжала расти. В конце концов, где ещё можно в городе услышать приличное пенье, другое дело, что песни были не очень приличные. Но развлечения в городе обходились недёшево: гильдия Музыкантов была очень сурова на этот счёт.

- Иш, как выводит, - лирично вздохнул Шнобби, и смахнул слезинку.

- Да-а, - смачно сморкаясь в замызганной носовой платок, согласился Колон, - это не то, что всякие там оперы. Там не услышишь «О Анк-Морпорк, люблю тя как койхрен».

В дежурке все ходили с заткнутыми ватой ушами, поэтому капрал Шнобс и сержант Колон выбрались на улицу. Надо же послушать общественное мнение.

- Какой голос у парня! – восхитился торговец сушёной рыбой, сам похожий на высушенную воблу, и весь увешанный пахучими образцами своей продукции.

- Ой, жаль, что завтра его повесят, - женщина в кружевном чепце жалостливо промокнула глаза краем передника. Кружевного. На руке у неё висела объёмная корзина, из которой выглядывала встревоженно кудахчущая курица.

- А что он сделал? – полюбопытствовал измазанный сажей коротышка. В руках у него, выдавая его ремесло, были: узкая лестница, щётки на длинных ручках и моток верёвки.

- Да убил кого-то, - ответил ему субъект непримечательной наружности в резиновом фартуке жреца Оффлера, и присохшими на щеке красными брызгами.

- И только-то? – фыркнула кружевная женщина с курицей. – Приняли б его в Гильдию Убийц, и всё.

- Ага, щас! – возразил субъект. – У них шикарная Гильдия. Там, поди, все богатые. Таких стража не заарестует.

- Точно, - подтвердил коротышка-трубочист. – Вот когда там камины чистим, всё время на господ богатых натыкаемся. Прямо из трубы высунешься, а господин богатый тут как тут. Весь, понимашь, в кольцах.

- Надо быть богатым отбрыском, чтоб в Гильдию ту попасть, - заметил торговец рыбой. – Так этот, значит, рылом не вышел. Таким только на виселицу можно. Без очереди.

Окружающие поддержали его нестройным, но согласным хором плебса, узревшего классовую несправедливость.

- Ой, не понравится господину Ваймсу такие разговоры, - зарывшись в шлем, тихонько пробормотал Шнобби.

- Думаешь? – его услышал только Колон. – Каковы шансы, а Шнобби?

- Делаешь ставку, Фред? – Шнобс высунулся из своего шлема, как улитка из раковины.

- Ставлю пенни на то, что Карцера к полудню повесят.

- Принято, сержант, - хмыкнул Шнобби.


***


Сержант Ангва вернулась из Гильдии Адвокатов и, разыскав Ваймса в бывшей кладовке, где теперь содержался Карцер, доложила:

- Я нашла законника, сэр.

- Неужели кого-то прислали? – удивился Ваймс. Выглянул в коридор и увидел знакомое пергаментно-серое лицо. - Проклятье! – сунувшись обратно, прошипел он. - Ты привела Кривса!

- Больше никто не соглашался, вы были правы, сэр, - в глазах Ангвы тлел огонёк непокорства.

- Но Кривс… - Ваймс искренне недоумевал. Господин Кривс слыл не только самым уважаемым и высокооплачиваемым адвокатом в городе, и более того, главой Гильдии Законников, но и старейшим из них. Главным образом потому, что Кривс был зомби. Все юристы города знали его, и боялись. – Не думал, что он заинтересуется, - пробормотал Ваймс.

- Он заинтересовался, сэр. После того, как я показала ему дело Карцера.

Ваймс хотел, было, что-то возразить, но, взглянув на непримиримо сжатый рот Ангвы, отступил, жестом пригласив Кривса войти.

Закончив орать очередную песню, Карцер, склонив голову набок, взглянул на главу Гильдии Законников.

- У вас изо рта вылетела моль, - вежливо уведомил он Кривса.

Кривс, который открыл рот, чтобы что-то сказать, тут же его захлопнул.

- Думаю, вы поладите, - жизнерадостно резюмировал Ваймс и, закрыв дверь, оставил их наедине.

- Разве вы не будете присутствовать при этом разговоре, сэр? - спросила Ангва.

- Нет, сержант, - командор двинулся к выходу. - Не стоит им мешать. А вот тонкий слух вервольфа, несомненно, нам очень пригодится. Как думаешь? – Ваймсу доставило мимолетнее удовольствие выражение лица Ангвы. - С тебя отчёт, сержант, - напомнил он. - Я буду у себя в кабинете.

Ангва скрипнула зубами, проводив кровожадным взглядом начальственные пятки, резво убравшиеся вверх по лестнице. Затем, помедлив, она прижалась лбом к двери бывшей кладовки, и напрягла слух.


***


- Интересно, - пробормотал Моркоу, перелистывая дело господина Уделывателя, булочника, в смерти которого обвиняли Карцера.

- Ага, - согласилась сержант Веселинка Малопопка. – А вот, что мы нашли на остальные жертвы Карцера, - сказала она, передавая капитану папки.

- Откуда… - начал Моркоу, прочтя досье, и замолчал.

- … мы могли знать? – закончила Веселинка. – Нельзя знать всего.

Капитан покачал головой.

- Это наша работа.

- Мы, обычно, имеем дело только с тем, что всплывет наружу, - заметила Веселинка. – Например, с Карцером.

- Мне надо поговорить со свидетелями, - встав, решительно проговорил Моркоу. – Со всеми.

- Их слишком много, - возразила сержант. – За это время Карцера успеют приговорить и…

- Задержи их, - бросил Моркоу, стремительно выходя из помещения картотеки.

- Как?! – разведя руками, выкрикнула Веселинка ему вслед.

Добавлено: Wed Dec 07, 2011 7:55 pm     Заголовок сообщения:

5. Истина

Карандаш желает истину
знать. И больше ничего.
Только вечную и чистую,
как призвание его.
…
И пока недолго длящейся
жизни путь к концу лежит,
грифелёк его дымящийся
за добычею бежит.


Сержант Ангва знала, что убийцы бывают, так сказать, продуктом общества. И слушая, вернее, подслушивая, разговор Карцера с адвокатом, думала о собственной семье, в которой убийство было частью этикета.

Поработав в Страже, Ангва узнала об убийстве из мести, что повсеместно практиковали тролли и гномы. А также убийстве за деньги, которое считалось приличным в высшем обществе Анк-Морпорка, и вынужденной необходимостью его низов.

Кстати, о семье. Это правда, что животные убивают ради еды. Но правда и в том, что насытившиеся животное может убивать впрок, играя и ради удовольствия, которое доставляет охота.

Последней точки зрения, что Карцер убивает из удовольствия, придерживался командор Ваймс, но Ангва, как разумный представитель мира животных, не могла с ним согласиться. Также, впрочем, как и сказать на этот счёт что-то определённое. Было только ощущение. Понимаемое на уровне вервольфа, но ускользающее от её человеческой части.

Она отступила от двери, к которой прижималась лбом. В следующую минуту дверь открылась, выпуская господина Кривса.

- Кхм, - Кривс поднял руки, сложенные домиком, к своим серым губам. – Пожалуй, можно приступать, - сказал он сержанту Ангве, и при этих словах изо рта у адвоката выпорхнула моль. – Я буду ждать моего подзащитного в зале суда. Надеюсь на очень интересное судебное дело, - глаза зомби и без того похожие на буравчики, блеснули чем-то похожим на азарт.

Он пошёл по коридору к выходу. Моль, покружившись, полетела следом.

Ангва бесшумно приоткрыв дверь, посмотрела в образовавшуюся щель на Карцера, который, задрав голову к потолку, как раз запел о том, что «на посохе волшебном нехилый набалдашник».


***


Капитан Моркоу всегда искренне интересовался людьми.

Но люди бывают разные. Некоторые совсем не хотят, чтобы ими интересовался кто-то, подобный капитану Моркоу. Господин Уделыватель был как раз из таких. И при жизни сделал всё возможное, чтобы не пресекаться со Стражей.

Капитан подошёл к зданию булочной. На двери висел большой амбарный замок. Булочная господина Уделывателя была закрыта до тех пор, пока наследники не решат, что им делать с пекарней и магазином. Сами они, как узнал Моркоу, не стали бы заниматься ни тем, ни другим. Жили они в привилегированных районах Анка, тогда как булочная находилась в трущобах Морпорка. И, похоже, не нуждались в таком источнике дохода, как булочная.

Моркоу решил начать с клиентов господина Уделывателя.

Капитан открыл блокнот и обратился к измождённого вида женщине, тащившей большую корзину с грязным бельём.

- Простите, мэм, вы покупали хлеб в этой булочной?


***


К Псевдополису-Ярду подъехал тюремный экипаж, присланный из Танти. Точнее, эта была телега, закрытая сверху высокой, в рост человека, и узкой клеткой. Повозка была очень древняя и замечательная во многих отношениях. Например, она была предназначена, чтобы возить преступника по городу, так сказать, напоказ.

Возница остановил мулов и, склонившись с козел, сказал сержанту Колону:

- Повозку я пригнал, но мерзавца этого не повезу. Так и скажи своему начальству.

Колон побледнел и нервно сглотнул.


***


- Как странно, - сказал репортёр «Таймс» Вильям де Словв, останавливаясь посреди улицы.

- Фто именно? – осведомился иконографист Отто Фскрик, использовав остановку, чтобы поковыряться в своём иконографе.

- То как Витинари, а потом Ваймс пытаются нас направлять.

- Ну, их можно понять, - вытаскивая из одного из своих многочисленных кармашков на жилете миниатюрную отвёртку и отвинчивая что-то на иконографе, сказал Отто. – Этого парня, Карцера, можно использовать как оружие. Хотя, на самом деле, нужно запретить использовать его в таком качестве международной конвенцией.

- Отто, - безо всякого выражения напомнил де Словв, - ты опять говоришь без акцента.

- Натюрлих, - ухмыльнулся Отто, показав на мгновение длинные клыки.


***


Сержант Веселинка Малопопка доложила Ваймсу об уходе Кривса и прибытии тюремного экипажа.

- Хорошо, - Ваймс взглянул на часы. - Мне нужны Детрит, Игорь и Фред Колон. Сержант Ангва сейчас у камеры Карцера. Замени её и пришли сюда.

- Есть, сэр, - Веселинка отдала честь и повернулась к двери. У выхода она замялась.

- Сержант?

- Нет, ничего, сэр, - отозвалась Веселинка и вышла.


***


- Что сказал Кривс? – поинтересовался Ваймс у сержанта Ангвы.

Ангва передала весь подслушанный разговор и высказала свои опасения.

- Внутри каждого из нас сидит Зверь, - задумчиво проговорил Ваймс. – Но большинство людей может его контролировать.

- Он не просто зверь, - Ангва почувствовала, наконец, как между её волчьей и человеческой частями произошла состыковка, и ощущение смогло преобразоваться в слова. – Он – вожак.

Ваймс взглянул на Ангву.

- Что?

- Я поняла это сейчас, когда увидела вас, сэр, - пояснила Ангва. – Я мало знаю о самом Карцере, как о человеке. Но я… животное, в какой-то степени. И когда животное видит вожака, оно узнаёт его.

- Всё равно не понимаю, сержант.

- То как вы относитесь к людям. Как заботитесь о них. Это делает вас вожаком. Что бы ни случилось, вы должны обязательно вмешаться. Где бы вы ни оказались, вы стараетесь кого-нибудь возглавить.

- Ну, - пробормотал Ваймс. – Есть такое.

- И ещё, сэр, когда вожаки сталкиваются, происходит…

- Грызня. Знаю, - заключил Ваймс. – Спасибо, сержант. Ты очень поможешь, если остаёшься в участке за главного. Я сам повезу Карцера на суд. Где Моркоу?

- Кажется, Веселинка видела его последней. Найти его?

- Нет. А вот её позови.


***


- …Так вы всё время покупали хлеб в этой булочной? – держа наготове карандаш, поинтересовался де Словв у худощавого мужчины с ведром извёстки и складной лестницей.

- Ага. Как она открылась. А это, почитай уж лет восемь. Ближайшая булочная, как-никак.

- И, несомненно, знакомы с её хозяином, господином Уделывателем?..

- Точно. Вот ведь жлоб! Не знаю, кто уж там его укокошил, так я вам скажу – и поделом Уделывателю!


***


- Детрит, на вытянутых руках, - инструктировал Ваймс. – Ты меня понял?

Тролля убить сложно, но можно. Есть место на шее. Мало кто о нём знает. Но где гарантия, что о нём не знает Карцер?

Детрит послушно вытянул руки. И пробил стену.

- Это не совсем то, что я хотел, - поморщился Ваймс. – Ну, да ладно.

Стена кладовки была довольно хлипкой. Так что Карцер был слегка ошарашен, но не пострадал. Его лишь осыпало извёсткой и известняковой крошкой. Детрит вытащил преступника, держа его на вытянутых руках, как и велел командор.

Карцер прокашлялся от пыли и расхохотался.

- Это весело. Давайте повторим.

- Не сегодня, - ответил Ваймс. – Детрит, тащи его наружу.

На улице Карцера встретила толпа почитателей. Чтобы стать для толпы героем достаточно лишь пойти наперекор официальным властям.

Несмотря на сломанное колено, Карцер настоял на том, чтобы стоять в повозке, хотя мог бы сидеть. Через некоторое время Ваймсу стало понятно – зачем. Стоя на возвышении, Карцер мог орать толпе, благосклонно ему внимавшей, свои жуткие песни. В смысле, это был уже не городской фольклор, а что-то весьма личное. И жуткое.

Ваймс сел на козлы и взял в руки вожжи. Веселинка устроилась рядом, её маленькие ботиночки на каблуках не доставали до подножки. Игорь со своим медицинским саквояжем устроился в задней части повозки, позади клетки. Фред Колон и Шнобби Шнобс шли за телегой, движущейся со скоростью неторопливо идущего человека. Замыкал шествие сержант Детрит, опираясь на костяшки пальцев.

Толпа двинулась следом, разрастаясь по мере движения повозки в сторону Дворца.


***


Капитан Моркоу и Вильям де Словв независимо друг от друга сделали одинаковое открытие, разговаривая с бывшими клиентами господина Уделывателя.

Люди не приходят жаловаться в Стражу или «Таймс» на заплесневелый хлеб. Только не бедняки. А в богатых домах может, это и будет сенсацией. Но кто же из богачей за такой хлеб заплатит?

Не страшно, если случайно съесть немного заплесневелого хлеба. Но если есть такой хлеб постоянно… Все эти люди были больны. Токсины, выделяемые плесенью, накапливались, подрывая и без того хрупкие плотины здоровья. Есть ли разница: умереть от голода или от некачественной еды?

Эти мелкие, незначительные преступления, до которых никому из власть имущих не было дела, были подняты с городского дна метафорической метлой по имени Карцер.

По законам жанра, капитан Моркоу и Вильям де Словв случайно встретились взглядами, стоя на противоположных сторонах улицы перед злополучной булочной господина Уделывателя. Они кивнули друг другу, как старые знакомые. Затем, закрыв свои блокноты, и, вернув карандаши в нагрудные карманы, разошлись в разные стороны: Моркоу в полицейский участок, а Вильям в редакцию газеты.

Добавлено: Thu Dec 08, 2011 8:46 pm     Заголовок сообщения:

6. Судебное заседание

…кто-то властный наши души друг от друга уводил.
Чем же я вам не потрафил? Чем я вам не угодил?
Ваши взоры, словно пушки, на меня наведены,
словно я вам что-то должен… Мы друг другу не должны.
Что мы есть? Всего лишь крохи в мутном море бытия.
Все что рядом, тем дороже, чем короче жизнь моя…


Ваймс знал, что Карцер умеет быть убедительным, и вести за собой людей. И люди шли. Целая толпа. Словно завороженная голосом Карцера. А он пел, что-то о городе, где власть взяли чёрные жирные крысы. Ваймс никогда не слышал такой песни, хотя был неплохо знаком с городским фольклором. Песня была откровенно сумасшедшая, и, в тоже время, гениальная. Ваймс подумал, что снадобье Игоря уж очень сильное, раз позволяет человеческому мозгу выдавать такие вирши. С другой стороны, что они знали о Карцере? Возможно, он во время, свободное от убийств, баловался стихоплётством.

Карцер вцепился здоровой рукой в решётку клетки, чтобы не упасть – нога, из-за сломанного колена, была как чужая. Под воздействием обезболивающего ему хотелось взмыть над крышами и лететь, взорваться самому и взорвать весь мир, сказать всем как он их любит и ненавидит, в одно и тоже время. За него это сделала песня, вырывающаяся из его горла, разрывающая лёгкие и надсаживающая голосовые связки. В этой песне, рождённой в одночасье, не без влияния наркотических средств, которыми его накачали, Карцер выплеснул всё, что накопилось: мысли и чувства, обличённые в слова и эмоции. Правда, с эмоциями он явно… переусердствовал, так что смысла в песне осталось немного. Но от лирики смысла обычно и не ждут. Добрые горожане были довольны. И, впоследствии, люди даже запомнили эту песню, и она, частично видоизменившись, вошла в городской фольклор.

Ваймс, управляя повозкой, краем глаза посматривал за реакцией окружавших его людей.

Веселинка ехала рядом с ним, сжав губы и смотря прямо перед собой, командору неоткуда было знать, что сержант думала о последнем поручении капитана Моркоу. Вернее, ломала голову, как задержать суд над Карцером. Ещё ей не давал покоя вопрос: а нужно ли это делать?

Игорь, позади клетки, задумчиво внимал карцеровой песне, вцепившись в свою сумку с лекарствами. Лириков меж Игорей не водилось. Но это не означало, что они чужды были прекрасного. А песня – Игорь это вполне осознавал – была прекрасна.

Люди, составляющие толпу, начали бросать монетки, как делает всякий, кто хочет отблагодарить за развлечение. К вящей радости Шнобби Шнобса, умевшего находить крупицы радости где угодно.

- Шнобби, прекрати! – строго окликнул капрала Ваймс.

- Да я только… - пытался оправдаться Шнобби, но встретил взгляд Ваймса и молча отдал ему подобранные монетки.

Также молча забрав деньги, Ваймс сунул их в карман. Но люди всё равно продолжали кидать мелочь. Часть попала в телегу Карцера, который не обращал на это никакого внимания. Упавшее мимо телеги подобрали вездесущие анк-морпоркские детишки, шнырявшие под ногами. Впрочем, Шнобби, как заметил Ваймс, тоже не остался внакладе, втихаря продолжая составлять конкуренцию детям в подбирании монет.


***


Капитан Моркоу вернулся в Псевдополис-Ярд. Он положил блокнот со своими записями на стол, сел, и уставился на них.

- Стоит ли оно того? – сзади неслышно подошла Ангва и положила руку на плечо Моркоу. – Командор прав. И среди убитых Карцером двое полицейских.

Моркоу молча посмотрел на неё снизу вверх.


***


Патриций Хэвлок Витинари просматривал бумаги. Его секретарь, Барабант, стоял рядом, подавая листы по очереди, и забирая прочитанные обратно, дабы сложить их по порядку.

- Знаете, Барабант, - сказал патриций, - я всегда немного гордился своей способностью подбирать персонал.

- Да, сэр. Но разумно ли… - начал секретарь и осёкся, встретившись взглядом с приподнявшим бровь начальником.

- Продолжайте, - подбодрил Витинари.

- Э… я хотел сказать, вряд ли можно назвать этого Карцера идеальной кандидатурой.

- Напротив, - возразил патриций, - он то, что нам нужно. Подходящий человек в надлежащее время, - по губам Витинари скользнула улыбка. – Я в восторге. Запиши семафорное сообщение для леди Марголотты: «тролль А4 на А2».

- Гм… Конечно, сэр, - секретарь поспешил записать. – А что на счёт Карцера?

Патриций откинулся на спинку стула, чтобы посмотреть на него.

- Почему все так беспокоятся на счёт Карцера?

- Он убийца, сэр.

- Я тоже, Барабант, - напомнил Витинари. – Дипломированный, между прочим.

- Э… да, сэр. Но…

- У всех есть предел, Барабант. Есть мнение, что если кто-то столько пережил, - патриций кивнул на папку в руках секретаря, озаглавленную: «Карцер. Медицинский осмотр», - то, вполне естественно, будет бросаться на всех подряд, - Витинари сделал паузу, и добавил: - Главное в этот момент: не стоять рядом.

- Я не об этом, сэр.

- М?..

- Этот Карцер… он… плохой.

- Да? Я бы назвал его скорее эмоционально незрелым, а также социально неустроенным. Большую часть жизни господин Карцер провёл в тюрьмах, - Витинари взял в руки письма из разных тюрем, присланных по запросу городской Стражи о Карцере. - И оказавшись в большом мире, он должен быть плохим, чтобы понять, что такое этот мир, и как с ним обращаться. Тут подходит теория: быть плохим, чтобы стать хорошим, как необходимый этап взросления.

Барабант посмотрел на бумаги у себя в руках и нервно прочистил горло, собираясь что-то сказать, но Витинари вскинул ладонь в предупреждающем жесте. Встав, патриций подошел к открытому окну. К Дворцу приближалась процессия с поющим Карцером в авангарде, и звуки песни уже можно было различить.

- «Жирные чёрные крысы»? Интересно… - заметил правитель города.


***


В зале суда Ваймс обнаружил глав гильдий, Кривса, а также, к некоторому своему удивлению, Наверна Чудакулли, Архиканцлера Незримого Университета.

- Что вы делаете здесь, среди этих сволочей, Архиканцлер? – не понижая голоса, и ничуть не смущаясь начавших переглядываться глав гильдий, спросил командор. Он считал Наверна Чудакулли честным человеком, хоть тот и был волшебником, что, по мнению Ваймса не всегда являлось уделом честных людей.

- Сам не знаю, - недоумённо нахмурившись, пророкотал Чудакулли. – Витинари прислал мне приглашение. И здесь отличный шерри, - наклонившись к Ваймсу, подмигнул он.
Волшебники, что ни говори, всегда были падки на дармовую выпивку и закуски. А Витинари, как отлично было известно Ваймсу, специально для посетителей держал шкафчик с дорогими напитками.

Внимание Ваймса привлекла молчаливая группа гномов. Они серьёзно глядели на командора Стражи из-под своих железных шлемов. Ваймс кивнул им. Что он мог ещё сделать для них? Только арестовать преступника. Повесить же Карцера было не в его власти.

- … компетентный – значит «соответствующий», - донеслось до Ваймса. Он обернулся. Вильям де Словв объяснял что-то главе Гильдии Воров, господину Боггису, - совокупность полномочий, которыми обладает или должны обладать определенные органы и лица согласно законам, нормативным документам, уставам, положениям…

- Мы могли бы взять расходы на себя, - с надеждой прервал его Боггис.

С другой стороны Ваймс услышал, как глава Гильдии Торговцев, отозвав Чудакулли в сторону, говорит ему:

- А не могли бы вы, Наверн, превратить этого Карцера, скажем, в лягушку?

- Мог бы, - легко согласился Чудакулли. - Но надолго ли? Явится какая-нибудь принцесса с поцелуйно-депрессивным психозом, и нате вам пожалуйста!..

Разговоры, однако, начали стихать – это в Большой Зал быстро вышел Витинари. Он оглядел зал, и обратился к Ваймсу:

- Введите задержанного.

Ваймс отступил на пару шагов, и кивнул стоящей в дверном проёме Веселинке. Та на пару минут исчезла из вида, затем вернулась в сопровождении Детрита, который на вытянутых руках нёс нечто, завёрнутое в плед.

Пока Ваймс и его подчинённые возились с завёрнутым в плед человеком, в зале установилась настороженная тишина. Все присутствующие с одинаковым выражением лёгкого ужаса наблюдали за манипуляциями Стражи. Кроме патриция. Ему было интереснее наблюдать за лицами сидящих перед ним людей. Что он и делал с нескрываемым удовольствием.

Ваймс закончил пристёгивать Карцера к Детриту, и жестом фокусника, демонстрирующего очередное чудо, откинул край пледа, явив присутствующим несколько помятый лик преступника.
Секретарь патриция взглянул на Витинари. Тот кивнул ему.

- Судебное заседание объявляю открытым, - провозгласил секретарь. – Слушается дело: Карцер против Анк-Морпорка.

- Протестую, - сразу же заявил Карцер, слегка пошатываясь и с трудом фокусируя взгляд на патриции. – Я не против Анк-Морпорка. Я только – за! - и радостно улыбнулся.

- Мы это учтём, - ответил Витинари, и обратился к секретарю: - Продолжайте, Барабант.

- Обвинитель…

Ваймс перестал слушать. Он злился, разглядывая застывшие лица гномов, потеющие от ужаса физиономии глав гильдий, невозмутимого Витинари и смеющегося Карцера.

Перед Дворцом его догнал доктор Газон, за которым Ваймс послал ранее. И, после осмотра Карцера, Газон сказал командору, что долго тот не протянет без операции. И, здесь и сейчас, Ваймс знал, что Карцера хватит ненадолго. Он уже догорал, поддерживаемый только обезболивающим Игоря. Ваймс помнил взгляд Газона и его слова: «мы же с тобой не мясники, командор».
Ваймс посмотрел на Карцера. Тот знал, как обращаться с аудиторией. Он владел ею. Играл с нею. Смеялся над ней. Ваймс прямо чувствовал исходящую от кучки разряженных снобов, именуемых главами гильдий, липкую беспомощную злобу.

Обвинитель ничего не мог сделать. Кривс, в качестве защитника, был слишком опытен. Куда уж против него любому из городских адвокатов.

- Что вы делаете? – вопросил доктор Низз, глава Гильдии Убийц. – Вы сейчас допускаете: Aditum nocendi perfido praestat fides*.
___________
Примечание:
Aditum nocendi perfido praestat fides. – «Доверие, оказываемое вероломному, дает ему возможность вредить».

Добавлено: Sat Dec 10, 2011 9:00 am     Заголовок сообщения:

7. Справедливый суд

…Не сужу о вас с пристрастьем, не рыдаю, не ору,
со спокойным вдохновеньем в руки тросточку беру
и на гордых тонких ножках семеню в святую даль.
Видно всё должно распасться. Распадайся же… А жаль…



Ваймс впервые увидел на бесстрастном лице патриция неподдельное удивление. Действительно, для Витинари услышать нечто подобное от Низза было всё равно, если бы заговорил его пёсик Вафлз.

- Справедливое замечание, доктор Низз, - вынужден был согласиться патриций. – Господин Кривс, у вас есть возражения? – тоном «ваш ход» спросил Витинари.

Но ответил ему Карцер:

- Auribus tento lupum*(1), - произнёс он, ухмыляясь.

- Что он сказал? – тихо спросил Ваймс у стоящей рядом Веселинки.

- Это значит: «держу волка за уши», сэр, - прошептала она в ответ.

- Не понял, - хмыкнул Ваймс, - чем ему сержант Ангва не угодила.

- Нет, сэр, - тихо пояснила Веселинка, - это образное выражение. Оно значит: «нахожусь в безвыходном положении».

- Вы знаете мёртвые языки? – спросил патриций у Карцера, с таким видом, с каким обычно произносят: «ой, оно разговаривает». – Насколько мне известно, вместо подписи вы ставили… - Витинари сверился с бумагами, - …весьма неуверенный крест. Вы умеете читать? Пожалуйста, прочтите это, господин Карцер, - правитель написал что-то на листе бумаги и передал Ваймсу.

Все посмотрели на Карцера: он тупо уставился на лист, положенный перед ним командором.

Концепция складывания букв, дабы из них получить слова была известна Карцеру, так же как и простейшие математические вычисления. Но буквы и цифры написанного текста разбегались пред его взором как тараканы. Вопреки замечанию патриция, Карцер умел читать и считать. Причём делать это быстро, пока буквы не разбежались. Также помогало остановить пляшущие закорючки, если потыкать в бумагу ножом. Это действительно несколько замедляло безумную семантическую пляску. Правда, после этого бумага напоминала решето по количеству дыр.

Зато Карцер умел читать в сердцах людей. А то, что он порой тыкал ножом в людские сердца… Так это только доказывало, что ничего хорошего в сердцах людей прочесть нельзя.

Он медленно поднял взгляд от бумаги на Витинари.

- Прочесть не могу, - сейчас, под воздействием наркотических веществ обезболивающего, буквы вели себя ещё более хаотично. А все ножи у Карцера отобрали.

- Хорошо, - патриций жестом отозвал свою бумажку обратно. И когда Ваймс вернул ему бумагу, Витинари быстро показал надпись Карцеру и столь же быстро убрал её: - А теперь?

- Post scriptum*(2), - сразу же прочёл Карцер.

- Потрясающе, - у Витинари был довольный вид человека, проделавшего сложный трюк. Он написал на обороте ещё несколько слов и также быстро показал Карцеру написанное, но уже верх ногами. – А это?

- Alea jacta est*(3), - это задание тоже не доставило Карцеру затруднений.

Высокое собрание с недоумением наблюдало действия правителя города.

- Кхм… - решился прервать патриция Архиканцлер. – Я извиняюсь, Хэвлок. Но выпивка закончилась, - и продемонстрировал пустой бокал вместимостью в добрую пинту.

Патриций откинулся на спинку своего кресла и сложил пальцы домиком, глядя на Карцера с интересом энтомолога, открывшего доселе неизвестное науке насекомое.

- Так что насчёт… э… того, что сказал Низз? – осведомился Боггис, глава гильдии Воров.

- Боюсь, тут мы имеем дело с Oderint dum metuant*(4), - сказал Кривс. При этих словах моль выпорхнула у него изо рта и пронялась кружить вокруг головы адвоката, уподобляясь крошечному спутнику, закладывающего орбиты вокруг заштопанного и слегка зеленоватого небесного тела.

Ваймс, которому сержант Малопопка прошептала перевод, громко хмыкнул.

- У вас есть, что сказать, господин Карцер? – спросил Витинари, дождавшись, пока стихнет перешептывание в рядах глав гильдий, когда оные главы доискивались перевода.

- Вы не можете предугадать, - вместо ответа заявил Карцер с неким вызывающим самодовольством. – И, да, пусть ненавидят.

Судя по лицам людей, они так и делали.

- То, что сделал господин Карцер, можно назвать превышением самообороны, - сообщил Кривс. – Это, с некоторой натяжкой, можно подвести под Etiam innocentes cogit mentiri dolor*(5).

«На самом деле это месть, - подумал Ваймс. - Но есть ли разница между местью и возмездием? Тем, что сделал Карцер, и тем, что делаем сейчас мы?»

- Нам лишь нужно Public confidence*(6), - сказал адвокат, продолжая, говоря словами самого Кривса, Nigra in candida vertere*(7).

- Уверяю вас, - заметил патриций, - большинство присутствующих здесь не возьмётся оказать ему доверие. Потому как, увы, господин Карцер не является Persona grata*(.

- Обидно слышать, - Ваймсу уже не первый раз пришло в голову, что из Карцера получился бы замечательный актёр. – Хотя, с другой стороны, - продолжил заключённый, закрывая глаза и всем своим видом выражая душевную обиду, - я тоже не смогу ответить им доверием.

- Без взаимного доверия невозможно построение функционального сообщества, - сказал Витинари. – Что ж, в таком случае, виселица – оптимальное решение.

Карцер открыл глаза, чтобы взглянуть на патриция. Потом посмотрел на Ваймса. Даже сейчас, находясь под воздействием наркотика, Карцер сохранял какую-то часть здравого смысла.

- Что есть у меня? – глядя на командора, беззвучно произнёс он одними губами.

«Зверь не хочет сидеть в клетке», - подумал Ваймс. Но ничем не мог помочь ему. Как он не мог помочь родителям убитого Рукисилы.

Ваймс тяжело вдохнул. Должен же быть какой-то предел?!

- Предлагаю вернуться к жертвам господина Карцера, - громогласно заявил он, и поморщился, когда главы гильдий с энтузиазмом его поддержали.

Кривс кашлянул, потревожив свою спутницу – моль, и взял слово:

- Как уже упоминалось, господин Карцер действительно убил этих двух стражников в целях самооборо…

- Самообороны?! – рявкнул Ваймс. – Стража никогда не причиняла кому-либо вреда. Это знает каждый, кто хоть что-то знает о Страже.

- Я не знал, - сказал Карцер своим фирменным тоном «я ничего не делал».

- Интересно, почему? – поинтересовался патриций.

- Меня не было в городе, - с самым невинным видом заявил преступник.

- Вас не было в городе последние пять лет? – уточнил Кривс.

На секунду Карцер сделал задумчивое лицо, затем, словно внезапно его посетило озарение, просиял улыбкой:

- Верно!

- Это правда? – уголком рта спросил Ваймс у Веселинки.

- Ну, если подумать, мы бы о нём знали, - прошептала в ответ сержант. – У него есть харизма, и он… запоминается, - ухмыльнулась Веселинка.

- Сержант! – к сожалению, в минуту раздражения командору было свойственно повышать голос.

Высокое собрание тут же переключило своё высочайшее внимание на Ваймса.

- Вы что-то хотели спросить, ваша светлость? – поинтересовался патриций.

- Да, - кивнул Ваймс. – Где он был все эти пять лет? – тоном «а есть ли у него алиби» спросил он.

- В тюрьме, - легко ответил Карцер.

- В какой? – продолжил допрос Ваймс.

- Во всех, - с мечтательной улыбкой заявил преступник.

- Сержант, проверь, - велел командор. Потом вспомнил про двадцать четыре побега. Что ж, кажется, алиби у Карцера будет. Проклятье!

- Полагаю, командор хочет сказать, что господин Карцер, антиобщественный… тип, место которому в тюрьме, - сказала глава гильдии Белошвеек.

- Благодарю за ваш комментарий, госпожа Лада, - Витинари слегка поклонился. – К сожалению, у меня тут письменные жалобы из тюрем городов равнины Сто, пара из Убервальда и даже одна из Орлеи, на господина Карцера.

Карцер улыбался, как будто выиграл марафон по побегу из тюрем.

- …А так же горячие пожелания ему скорой смерти, - заключил патриций.

Улыбка Карцера сменилась выражением оскорблённой добродетели, которое так хорошо удавалась ему.

- А ещё у меня тут жалоба от владельца «Легантной Одёжы Носкодыра», - передвинув пару бумажек, сказал Витинари. – Нелицензированное воровство, как я понимаю. Что вы на это можете сказать, господин Боггис?

- А что сказать? – засуетился глава гильдии Воров, пряча глаза. Гильдия хорошо справлялась с э-э… обычными преступниками, но никто из здравомыслящих членов гильдии (а других в гильдии не держали), не стал бы связываться с ходячей катастрофой по имени Карцер. – Не меня здесь судят, - нашелся Боггис. – У него спрашивайте! – победоносно ткнул он пальцем в сторону Карцера.

Карцер ответил ему – очаровательной улыбкой. От вида которой главы гильдий отшатнулись в едином порыве, как волна в момент отлива, оставив на месте лишь неподвижную глыбу Архиканцлера, озабоченного лишь своим опустевшим стаканом.
___________
Примечание:
*1. Auribus tento lupum. – «Держу волка за уши». Используется в значении: «Нахожусь в безвыходном положении».
*2. Post scriptum. – «После написанного».
*3. Alea jacta est. – «Жребий брошен». В смысле – нет пути назад, все мосты сожжены.
*4. Oderint dum metuant. – «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».
*5. Etiam innocentes cogit mentiri dolor. – «Боль заставляет лгать даже невинных».
*6. Public confidence. - «Общественное доверие»
*7. Nigra in candida vertere. – «Превращать черное в белое».
*8. Persona grata. – «Желательная личность или лицо пользующееся доверием».

Добавлено: Sun Dec 11, 2011 6:35 pm     Заголовок сообщения:

8. Виновен

Умереть – тоже надо уметь,
на свидание к небесам
паруса выбирая тугие.
Хорошо, если сам,
хуже, если помогут другие.



Насладившись ужасом на лицах гильдейских начальников, патриций, переложив пару бумаг на своём столе, обратился к преступнику.

- Господин Карцер, двадцать пятого мая на улице Паточной Шахты, вами был убит сержант городской Стражи Абба Рукисила. Скажите, почему вы убили её?

Уже много недель заветной мечтой командора Ваймса было увидеть, как паскудная ухмылочка Карцера сползёт с его лица. И сейчас эта мечта осуществилась. Но командор никогда не мог предположить, что ему будет так тяжело от этого зрелища.

- Её? – внезапно охрипшим голосом переспросил Карцер. Он выглядел потерянным, и это была не игра.

Он посмотрел на командора. Но Ваймсу никогда не было важным, какого пола его подчинённые. Для него Абба Рукисила прежде всего был стражником, потом ребёнком своих родителей. Дальше было личное. А в случае с народом гномов – слишком уж личное. Так что найти что-либо сверх упомянутого на лице командора Стражи преступнику не удалось.

Карцер перевёл взгляд на маленькое, бородатое лицо Веселинки. Сержант Малопопка не скрывала своей половой принадлежности, а, наоборот, всячески подчёркивала. Вот и сейчас губы сержанта покрывала помада цвета «Цвиточный Липисток», веки – тени «Галубая Мичта», коленки торчали из-под кожаной юбки-клёш, а её железные ботинки возвышались на приваренных шпильках.

- Это правда? – обратился Карцер к сержанту Малопопке, как к единственному, в пределах досягаемости, эксперту по половой принадлежности гномов.

- Э-э… - смутилась она. Среди гномов не принято обсуждать прилюдно деликатные вопросы пола. И не все городские гномы смотрели на подчёркивание гномской женственности благосклонно. Веселинка на себе испытала, как могут быть непримиримы гномы в этом вопросе. Особенно усердствовали в осуждении новомодной тенденции гномы-женщины. Традиционалистки. К которым, если подумать и вспомнить некоторые моменты, относилась Абба Рукисила.. – Кхм… - смущённо пробормотала Веселинка. Если уж об этом говорит Витинари, она решилась: - Думаю, да.

- Не понимаю, как это меняет дело, - встрял Кривс.

Карцер уставился на группу гномов, среди которых, как знал Ваймс, были родители Рукисилы.

- Я уже упоминал, что действия господина Карцера связанны с самозащитой, - повторил юрист.

- Самозащита? – Витинари приподнял бровь. – От пирога с крысой? Нам известно, что сержант Рукисила сменилась с дежурства и ела пирог.

- Но он… она была в форме стражника, в шлеме и с оружием, - возразил Кривс. – Мой клиент не мог знать, что она не на дежурстве.

Карцер продолжал молча смотреть на гномов. Женщин гномов трудно увидеть, хотя они постоянно на виду, только выглядят они так же, как мужчины.

- Он убил стражника! – закричал с места Боггис, глава гильдии Воров. – Нарушил закон!

- Он не знал… - начал Кривс.

- Незнание законов не смягчает ответственности, - заявила госпожа Лада.

- Совершенно верно, - подтвердил Витинари.

Неугомонная пресса в лице Вильяма де Словва и иконографиста Отто Фскрика, следила за репликами участников как за воланом на турнире по теннису.

- Есть прецеденты, - не уступал юрист. Наклонился вперёд и добавил со значительным видом: – У каждого из вас, господа.

«Это точно, - подумал Ваймс. – У всех вас рыло в пуху. Так вам Кривса не пронять».

Главы гильдий и сами это поняли, неуверенно переглядываясь и с беспокойством косясь на адвоката, которому были известны все их тёмные делишки.

- Виновен, - вдруг отчётливо произнёс Карцер посреди общего затишья.

Все повернулись к преступнику. Даже Ваймс был поражен. Главы гильдий обрадованно загалдели, как куры, узнавшие, что лиса ошиблась дверью и вместо курятника попала на псарню.

- Вы признаётесь? – спросил Витинари.

- Не признавайтесь, - зашипел на Карцера Кривс, - мы можем выиграть это дело.

- Нет, - покачал головой Карцер. – Ни женщин, ни детей, - добавил он с идеалистической уверенностью человека, и вблизи не видевшего ни тех, ни других.

- Что? – не понял Кривс.

- Господин Карцер, видимо, хочет сказать, что принципиально не убивает детей и женщин, - прокомментировал Витинари.

- Почему? – удивилась глава гильдии Белошвеек, помимо всего прочего владевшая абортарием.

- Какой-то дискриминационный сюжет? - предположила Королева Молли, глава гильдии Попрошаек – неработодателя независимо от половой принадлежности.

- Возможно, андрофобия, - согласился патриций.

- Да какая разница! – завопил Боггис.

- Преступник сознался, - поддержал его доктор Низз. – Значит дело закрыто.

- Нет, не закрыто, - сказал Витинари. – Господин Кривс, что вы можете противопоставить обвинению?

В это время Ваймс, который не слушая вопли вокруг, не отрывал взгляда от преступника, успел заметить как потускнели глаза Карцера, его челюсти сильно сжались, а из уголка рта показалась тоненькая струйка крови.

- Проклятье! – рявкнул Ваймс, бросаясь к преступнику. Когда человек хочет убить себя помешать ему так же трудно, как если бы он пытался убить вас. У Карцера были скованны руки и ноги, поэтому он сильно прикусил себе язык, что вызвало обильное кровотечение, и он стал захлёбываться собственной кровью. Если бы у Ваймса было время, он бы восхитился оперативностью… самоприговора. Но времени не было. – Игорь, давай сюда хлороформ! – закричал Ваймс.

Архиканцлер, закатав рукава, обрадованно поспешил на помощь Ваймсу. Наконец-то хоть какой-то экшен! Чудакулли, как человек действия, на подобных мероприятиях лишь изнывал от скуки.

Главы гильдий сбились в кучку, завороженно следя за разыгравшейся перед ними драмой.

- Возьмите нож! – патриций протянул Ваймсу неизвестно откуда взятый нож. – Постарайтесь разжать зубы, чтобы вытекла кровь, - посоветовал он.

К сожалению, Карцер тоже его услышал. Он посмотрел в глаза Витинари, и вдруг, извернувшись, плюнул кровью в Отто Фскрика.

- Это что же?.. Крофь!.. – воскликнул иконографист. Подавленные инстинкты фонтаном вырвались из его тощего тела, превращая добропорядочного сотрудника газеты в древнее, кровожадное чудовище. Его клыки удлинились, в глазах вспыхнул голодный огонь, он выпустил из пальцев иконографический аппарат, кинулся к источнику кровотечения… и внезапно сгорел в свете вспышки иконографа.

Это Вильям успел подобрать иконограф, сделать снимок, и теперь, тяжело дыша, таращился на кучку пепла, только что бывшего его коллегой.


***


- Думаю, надо доставить эти записи в зал суда, - говорил Ангве Моркоу, спускаясь по лестнице в дежурку.

- Думаешь, Карцера не повесят, если ты успеешь их принести? – усомнилась Ангва. Всмотрелась в лицо Моркоу и пожала плечами: - Что ж, даже если и не успеешь, то хотя бы реабилитируешь его доброе имя… Что? – сделала она невинный взгляд в ответ на укоризненную гримасу капитана.

Один из стражников поднял голову от своего рапорта, который, как заметила Ангва, бедняга писал уже не первый день. Посвящая оному труду всё своё свободное время. Мучительно подбирая слова и медленно выводя буквы, высунув от усердия кончик языка.

- Это тот самый Карцер, за которым мы гоняемся уже несколько недель? – спросил он.

- Верно, капрал Пинг, - ответил Моркоу.

- А! Я про него рапорт пишу, - с гордостью истинного романиста кивнул на свою писанину Пинг, хотя «роман» занимал не более двух листов, покрытых крупными кривыми буквами.

- Рад за тебя, капрал Пинг.

- Как мы гнались за ним по крышам у Свиного Холма. Я уже почти догнал его.

- Очень хорошо, капрал Пинг.

- Ага. Я тогда поскользнулся и как грохнусь прямо между домами. Вдруг, чувствую, кто-то меня хвать за шиворот, смотрю, а это тот парень, Карцер, поймал меня и держит… Э… Я что-то не то сказал? Почему вы так на меня смотрите?..


***


Игорь успел зажать рот и нос Карцера тряпицей, смоченной в хлороформе, и держал её, пока преступник не затих, и ещё некоторое время сверх того, для профилактики. Осторожно убрав тряпку, Игорь повернул голову Карцера набок, чтобы вытекала кровь.

- Повреждена подъязычная артерия, мафтер… сэр, - доложил Игорь. – Ефли не залатать фечаф, он умрёт.

- Да, - не отрывая неподвижного взгляда от преступника, пробормотал Ваймс, машинально хлопая себя по карманам – ему сейчас дико хотелось курить. – Позаботься об этом, Игорь. Думаю, тебе пригодится помощь. Детрит, отнеси преступника в лечебницу доктора Газона, скажи, я заплачу сколько надо. И… - вспомнил он, - замените колено.

- Очень хорошо, ваша светлость, - сказал Витинари. – Но вообще-то у нас тут суд.

- Отложите.

- Отложить?! – крикнул Боггис.

- Ну, или огласите приговор и повесьте, - раздраженно бросил Ваймс.

- Хорошая идея, - сказал доктор Низз.

- Командор! – строго воззвал патриций.

- Сэр? – Ваймс состроил гримасу верноподданейшего недопонимания.

- На счёт повешения, - заметила госпожа Лада. - Я только – за.

- Я тоже, - присоединилась Королева Молли. - Голосуем? – оглядела поднятые в едином порыве руки глав гильдий, и резюмировала: - Единогласно.

- Господин Кривс, - непринуждённым тоном реанимировал юриста Витинари.

Тот встал со своего места, выкашлянул моль, и изрёк:

- Так как обвиняемый по состоянию здоровья временно недееспособен, предлагаю заморозить дело на основании non possumus*(1).

- Э… простите, - обратился к уважаемому собранию Вильям де Словв. – Нельзя ли получить немого крови господина Карцера, - пытаясь заглянуть через плечо Архиканцлера, попросил он. - Надо восстановить нашего иконографиста.


***


- Хочешь сказать, что Карцер спас тебя? – недоверчиво переспросила Ангва капрала Пинга.

- Ну, да. Вроде того, - смутился капрал. – Это в рапорте. Вот, - продемонстрировал он свою писанину.

Ангва взяла рапорт и прочла его, по мнению капрала Пинга, до обидного быстро.

- Думаю, - обратилась она к Моркоу, подавая ему рапорт Пинга, - тебе стоит присовокупить это к найденному тобой.

- Пожалуй, - задумчиво согласился капитан, забирая бумаги.

- Но… - вякнул капрал Пинг.

- Да, капрал Пинг?

- Я ещё не дописал…


***


Ваймс проследил, чтобы Карцера поместили в охраняемое помещение в лечебнице доктора Газона. Затем вернулся во Дворец. Спор «что делать с Карцером» всё ещё бушевал.

- Предлагаю устроить опрос общественного мнения на основании Pro et contra*(2), с помощью уважаемого господина де Словва, - наконец предложил Кривс.
___________
Примечание:
*1. Non possumus. – «Не может».
*2. Pro et contra. – «За и против».

Добавлено: Fri Dec 16, 2011 9:06 am     Заголовок сообщения:

9. Дом Смерти

Над мрамором, венками перевитым,
убийцы стали ангелами вновь.
Удобней им считать меня убитым:
венки всегда дешевле, чем любовь.


В новой больнице доктора Газона Игорь решил испробовать на Карцере новый способ анестезии. К сожалению, этот способ находился в фазе эксперимента и категорически не подошел Карцеру.

- Упс… - пробормотал Игорь, поняв, что пациент перестал дышать.

Проверив пульс на обеих сонных артериях, Игорь заорал в открытую дверь:

- Мафтер Газон!..


***


- А давайте его подвесим, - предложил глава гильдии Воров. После суда Главы гильдий не спешили расходиться. - Не насмерть. Просто чтобы все видели повешенного. Ну, ты ж часто это практикуешь. И не говори, что нет, Хэвлок, ты старый пройдоха! – Боггис весело погрозил пальцем.

Окружающие главы гильдий опасливо покосились на Боггиса, а Ваймс поморщился.

- Господин Боггис, - холодно заявил патриций, - что подвигло тебя к таким подозрениям?

Другие главы гильдий постарались незаметно отодвинуться от Боггиса.

- Ну, ты ж сам… - сделал попытку сохранить улыбку на лице Боггис, но вместо этого почувствовал, как стремительно начал это самое лицо терять.

- Если вы сомневаетесь в квалификации нашего… технического персонала, вы всегда можете проверить её… на себе.

После этих слов патриция, главы гильдий постарались ненавязчиво попрощаться, и уйти, ссылаясь на срочные и безотлагательные дела, к примеру, оставленное на плите молоко.

- Доктор Низз? – окликнул главу гильдии Наёмных Убийц командор.

И когда тот неохотно вернулся, спросил:

- Почему никто из твоей гильдии не пытался убить Карцера?

От Ваймса не укрылось, что перед тем, как ответить, Низз бросил взгляд на Витинари.

- На него не было контракта, командор.

- Вот как? Или, может, ты не хотел посылать своих людей на верную гибель?

- Может быть, - уклончиво ответил Низз. – Но отсутствие контракта прерогативно.


***


Карцер открыл глаза и огляделся. От созерцания открывшегося ему пейзажа, у него создалось стойкое впечатление, что к имеющейся у него дисэйдезии*(1) прибавился не ведомый ранее дальтонизм*(2). Пейзаж был какой-то уж слишком чёрный, и включал себя довольно большой, аккуратный и ухоженный сад. Где деревья, трава и даже торчащие кое-где цветы, были, вопреки биологической вероятности, чёрными.

Топая по извилистым дорожкам, Карцер пытался анализировать ситуацию. Воспоминания о зале суда были ещё свежи. Он точно помнил, что прокусил себе язык. Помнил боль и привкус крови во рту. Но сейчас ничего этого он не чувствовал. Рана не кровоточила, разбитое колено ничуть не беспокоило, он даже не хромал, а рука, сломанная командором, потянувшись к карману, привычно извлекла клинок… который, как он точно помнил, отобрал у него Ваймс.

В глубине сада обнаружился дом, по меркам Карцера, годный для поживы, то есть солидный, основательный, и, да, чёрный. Остановившись перед массивной дверью, Карцер оглядел затейливую резьбу. Рисунок оной состоял из костей, словно некий безумный антрополог вдруг решил соорудить из человеческих останков Искусство, не очень понимая, что оно такое.

Проскользнув в дом, Карцер, мазнул взглядом по усеянному костяными мотивами интерьеру и прислушался. Откуда-то из глубины дома доносилось насвистывание, лязг посуды, шарканье и прочие вполне человеческие звуки. Неслышно ступая, Карцер пошёл на звук.

Звук привёл его на кухню, где с низкого потолка свисали медные кастрюли и сковородки. Одну из стен целиком занимала огромная чугунная печь. Перед ней стоял тощий и сутулый красноносый старик. Он поджаривал что-то на сковороде и насвистывал. Карцер остановился у него за спиной и уставился на содержимое сковородки. Содержимое, в ответ, уставилось на Карцера, потому что оно было яичницей-глазуньей.

Вдруг старик прекратил насвистывать, увидев в начищенном кофейнике, помимо собственного отражения, высокого и крепкого молодого человека отнюдь не безобидного вида. При виде такой персоны, сформированные за долгую жизнь инстинкты старика заставили его крепче сжать ручку сковороды.

Старик наклонился вперед и принялся раскачивать левой рукой. Карцер с интересом наблюдал за ним. Сначала движения старика были медленными, но постепенно размах и частота увеличивались, пока не перешли в дергающиеся взмахи. Сковородка, зажатая в правой руке, повторяла весь этот сложный рисунок, следуя по изогнутой воздушной траектории. И наконец, совершенно внезапно и приблизительно в тот момент, когда Карцер ожидал окончательного отрыва руки от плеча, волна движений распространилась по всему телу старика к его ногам. Очевидно, при этом создался мощный импульс. Старика повернуло, как на крутящейся подставке и сковородка с размаху въехала в голову Карцера, причём карцерова рука, сжимая нож, тоже совершила в этот момент независимый экскурс в область стариковой печени.


***


- Значит, всё-таки, самозащита? – буркнул Ваймс.

Патриций, сложив пальцы домиком, взглянул на командора.

- Иногда защита, это всего лишь ещё более жестокое нападение, ваша светлость.

- Хорошо, Карцер убивает плохих парней, - вынужден был согласиться Ваймс. - Но это не делает его хорошим.

- Но немного снижает мотивацию немедленно его поймать.

- Что вы хотите этим сказать, сэр?

- Только то, что среди убитых господином Карцером не выявленные Стражей преступники.

- И два стражника, - непримиримо добавил Ваймс.

Витинари вздохнул.

- А вы не думали, ваша светлость, что убийца пришёл к вам, чтобы вы поймали его?

Нет, Ваймс так не думал. Это нарушало его теорию «Зверя». Какое глупое животное будет преследовать охотника?

- Стоп! – до Ваймса вдруг дошло. – Хотите сказать, вы… - Витинари приподнял бровь, и Ваймс снизил обороты: - Кто-то помогал Карц… мешал Страже?!

Патриций откинулся на спинку стула, глядя на Ваймса с лёгким сожалением.

- Ваша светлость, вы случайно не заразились прогрессирующей глупостью от господина Боггиса? – Витинари, посверлив суровым взглядом, для порядка, не столько смутившегося, сколь разъярённого Ваймса, снизошел для пояснения: - Ничего не было сделано специально, ваша светлость. По крайней мере, с моей стороны.

- Могу я идти, сэр? – сквозь зубы спросил Ваймс.

- Да, конечно, ваша светлость.

Ваймс направился к двери, и уже взялся за дверную ручку, как патриций окликнул его:

- А вы знаете, что значит «грех», ваша светлость?

- Ну, - Ваймс никогда не задавался вопросом более религиозным, нежели «это констебль Посети замусорил тут всё своими душеспасительными книженциями?». - Кажись, эта штуковина есть во всех религиях, в какую ни ткни. Типа, «не возжелай быка соседа своего…», - язвительно прокомментировал он.

- Я говорю об этимологии этого слова, - не обратив внимания на тон командора, продолжил Витинари. – В переводе с эфебского оно означает «пройти мимо цели».

Ответом было озадаченное молчание.

- Не смею вас задерживать, ваша светлость, - выставил командора Витинари, и занялся бумагами.

Ваймс вышел, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.


***


Сковородка прошла сквозь голову Карцера, не задев мозг. Зато расплескала по противоположной стене жир, на котором жарилась яичница. Так что теперь глазунья глядела со стены. Нож тоже не достиг цели, пройдя сквозь человеческое тело, словно оно было из тумана. В целях эксперимента, старик пару раз махнул сковородкой, беспрепятственно прошедшую через карцеровую персону. Чтобы не остаться в долгу, Карцер потыкал старика ножом. С тем же результатом.

- Чёртова клиническая смерть, - сказал старик.

- На себя посмотри, - парировал Карцер. - Сам чего тут делаешь?

- Готовлю завтрак, - ответил старик, поворачиваясь обратно к плите. – Тебе не предлагаю. Ты как бы… - сделал паузу, словно подыскивая подходящее слово, и с удовольствием заключил: - Мёртв.

- Что значит «как бы»? – Карцер умел понимать оттенки слов.

- Ты хоть знаешь, где оказался, парень?

- Дом Смерти, - Карцер был не дурак. - Все эти костяные мотивы, ограниченный цветовой спектр… трудно не заметить. А вот ты кто такой?

Старик повернулся к собеседнику, хмуро разглядывая его поверх своих очков-половинок. Осмотр не способствовал появлению дружеской откровенности.

- Живу я здесь, - с неким вызовом ответил старик.

Карцер, окинув взглядом неаккуратно заштопанный выцветший халат и стоптанные туфли старика, насмешливо хмыкнул:

- Вроде приживалки?

- Ах, ты!.. – взъярился старик. – Да я тебе!..

- И что ты мне сделаешь? – засмеялся Карцер. – Я же, по твоим словам, мёртв.


***


- Он как бы умер, - пытался объяснить Ваймсу доктор Газон в Бесплатном госпитале имени Леди Сибиллы. – Но не до конца. Нам удалось вернуть дыхание и запустить сердце. Но он… как бы это сказать… не проснётся.

- Это навсегда? – обрадовался Ваймс.

- Не могу гарантировать. Но возможно было повреждение мозга, и он никогда не будет таким как прежде. Это состояние называется клинической смертью.

- Что ты этим хочешь сказать? Он убийца. И он пытался убить себя. А после этой, как её… клиничной смерти, он встанет такой из себя блаженный. Будет собирать цветочки, вместо скальпов и кормить бездомных котят?

- Клиническая смерть имеет такое воздействие, - сказал доктор Газон. - Люди действительно возвращаются к жизни иными. Изменяется личные особенности, видоизменяется психика. Появляется огромное желание жить. Хотя в этом процессе есть временной промежуток, когда тело весьма уязвимо.

- То есть, сейчас? – произнёс командор. Он вспомнил тех, кого убил Карцер, своё обещание сержанту Килю. - Карцер не заслуживает второго шанса, - жестко сказал он… но юный Сэм смотрел на него сквозь тридцать лет… - А кто заслуживает? – тихо спросил Ваймс, обращаясь больше к самому себе.

___________
Примечание:
*1. Дисэйдезия - "визуальный" тип дислексии, связанный с плохим зрительным распознаванием слов.
*2. Дальтони́зм, цветовая слепота — наследственная, реже приобретённая особенность зрения человека и приматов, выражающаяся в неспособности различать один или несколько цветов.

Добавлено: Wed Dec 21, 2011 12:36 pm     Заголовок сообщения:

10. Надежда

Надежда, белою рукою
сыграй мне что-нибудь такое,
чтоб краска схлынула с лица,
как будто кони от крыльца.



На плечо Карцера опустилась белая костлявая рука. Карцер повернул голову. Его взгляд пополз по оной руке вверх, пока не уткнулся в широкую улыбку. Поправка: рука была костяная, потому что принадлежала высокому скелету. В чёрном плаще. В одном вообще. Карцер, ехидно прищурившись, рассмотрел всё досконально, и очень похоже изобразил отражение этой улыбки на своём лице.

- Упс, кажется у нас тут ходячее пособие по анатомии, - с вызовом пошутил он.

- ТЫ ОБИДЕЛ МОЕГО СЛУ… ДРУГА, - слова не были произнесены, следуя обязательной процедуре накачивания воздуха в лёгкие и прохождению оного воздуха через голосовые связки и прочие естественные преграды вроде губ и языка, в виду отсутствия таковых, однако явственно прозвучали в голове Карцера. - И, КСТАТИ, Я – АНТРОПОМОРФНАЯ ПЕРСОНИФИКАЦИЯ.

Старикашка со сковородкой злорадно ухмылялся.

- Не стоило обижать твоего друга? – хмыкнул Карцер. – Ты на меня сердишься? Что ж, в твоих руках предмет, которым всё можно исправить. Ха-ха.

- КОСА? - Смерть взглянул на универсальный исправитель всего. - НЕТ-НЕТ, ДЛЯ ТЕБЯ У МЕНЯ ПРИПАСЕНО ДРУГОЕ ОРУЖИЕ, - и указал на меч с костяной рукоятью. – ДЛЯ АРИСТОКРАТИИ – МЕЧ.

- Какая ещё аристократия? – единственное, что Карцеру было известно об аристократах: если потыкать их ножом, раздастся звон монет. - Ты меня с кем-то путаешь.

- Я НИКОГДА НЕ ОШИБАЮСЬ.

- Правда? - насмешливо отозвался Карцер.


***


Ваймс в собственном полицейском участке подвергся преследованию в лице капитана Моркоу, решившего, что начальству надо знать все подробности дела Карцера. Прямо сейчас.

- А ещё вот рапорт капрала Пинга, сэр, - вытащив из кучи бумаг вышеозначенный рапорт, капитан протянул его Ваймсу.

Тот, неохотно взял, не преминув посетовать:

- Это что же, мне и в сортир сходить нельзя? Ну, хорошо- хорошо. Что ты хотел?

- После случившегося с Карцером, - сказал Моркоу, - ну, и после всех этих дел, с его участием...

- Говори «убийств», Моркоу.

- Да, сэр, - согласился Моркоу, и тут же спросил: - Что вы намерены делать с Карцером, когда он очнётся, сэр?

- Если, - выделил командор, - очнётся.

- Конечно, сэр.

- А что тут ещё можно сделать? - буркнул Ваймс. – Опять судить. И очень надеюсь, что его всё же повесят.

- О, - сказал Моркоу. – Что ж, это будет только справедливо, сэр.

- Вот именно, - Ваймс попытался сосредоточиться на рапорте Пинга.

- Но… - вякнул Моркоу, а Ваймс неотвратимо понял, что дело стремительно набирает обороты, словно колёса летящей в пропасть телеги.

- Да, капитан? – Ваймс, подняв голову от бумаг, взглянул на Моркоу.

- Но в Страже не хватает людей…

- Зато хватает троллей, гномов и… прости, капитан, - к иронии Моркоу был совершенно невосприимчив. - Пожалуйста, продолжай, - поправился Ваймс.

- Карцер убил двоих полицейских. Но, с другой стороны, он убил и нескольких преступников…

- Да, сэкономил на верёвке и услугах палача. Спасибо ему за это. К чему ты ведёшь, капитан?

- Как он нашёл их, сэр? Ведь даже соседи не догадывались! Даже если допустить, что случай с господином Уделывателем был случайностью, то как же быть с остальными?

- Хорошо-хорошо. У нашего убийцы талант к поиску всяких гадов, - согласился Ваймс.

- Вот именно, сэр, - обрадовался Моркоу. – Да, Карцер убил двоих наших, но он спас капрала Пинга. А если мы примем на службу самого Карцера, то это уравновесит…

Наконец Ваймс справился со своим изумлением, и его возмущение зазвучало в полную мощь:

- ЧТО?!


***


- А ЧТО, СОБСТВЕННО, ТЕБЯ ТАК УДИВЛЯЕТ?

Карцер некоторое время молча смотрел на Смерть. Не всякому такое удаётся дважды. То есть, конечно, Смерть, в итоге, явится каждому. Но лицезреть Смерть более одного раза, обычный человек не может.

- Я ведь звал тебя, - тихо сказал он. - Ждал.

- НЕ СОМНЕВАЮСЬ, ТЕБЕ БЫЛО ОЧЕНЬ ТЯЖЕЛО, - Смерть был не лишён сострадания.

- Но ты не приходишь, когда тебя зовут. Ведь так?

- ДА. КРАЙНЕ РЕДКО.

- И так уж вышло, что меня не интересует, каким сельскохозяйственным орудием ты меня прикончишь, - продолжал Карцер. – Просто сделай это сейчас. Хорошо?

- НО ТОГДА ТЫ НИКОГДА НЕ СТАНЕШЬ ТЕМ, КЕМ ДОЛЖЕН СТАТЬ. АРИСТОКРАТОМ.

- Зачем мне это? Я никогда не знал своих родителей. Хочешь сказать, у меня знатные предки?

- ЕСТЬ АРИСТОКРАТЫ, КОТОРЫЕ САМИ СЕБЯ ДЕЛАЮТ, ЕСЛИ ТЫ МЕНЯ ПОНИМАЕШЬ.

- Слушай, я просто хочу умереть. Может быть, ты мне поможешь? - Карцер резко нагнулся к Смерти Крыс, выглядывавшего из под посудного шкафа, и поднёс к его костяному носу свою светящуюся Нить Жизни.

Но Смерть Крыс быстро спрятал за спину свою миниатюрную косу и категорично помотал маленькой черепушкой.

- ПРОСТИ, НО ТВОЁ ВРЕМЯ ЕЩЁ НЕ ПРИШЛО, - сказал Смерть.

- А, так это правда, что у всех живущих есть измеритель времени жизни? - пробормотал Карцер.

- ДА, - Смерть вытащил откуда-то из складок своего плаща, похожий на песочные часы, жизнеизмеритель. - ВОТ ЭТОТ – ТВОЙ.


***


Патриций неторопливо прогуливался в дворцовом парке. Его пёсик Вафлз, переваливаясь и отдышливо пыхтя, семенил следом.

- Баф! – ругнулся Вафлз, когда на него и его бога налетел пропахший вонючими сигарами двуногий верзила.

- Ваша светлость, - поприветствовал патриций командора Ваймса. – Чем обязан вашему посещению?

- Да вот, - отдышавшись после быстрой ходьбы, буркнул Ваймс, - хотел поинтересоваться, какие у вас были планы на Карцера.

- Ах, это, - обронил Витинари. – Городу необходима система связи более дешёвая, нежели существующее семафорное сообщение. Я говорю о возрождении почтамта.

- О, - Ваймс вспомнил полуразвалившееся здание Королевского почтамта, забитое неотправленной почтой. Туда даже заходить было не безопасно.

- Да, - сказал патриций. – Поэтому я очень разочарован.

- Э… сэр?

- Почему он пытался убить себя? Неужели сотрудничество так ужасно? Где мы ошиблись, командор?


***


- ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ ВЗГЛЯНУТЬ?

- Нет, - Карцер отвернулся и принялся смотреть, как Смерть Крыс при помощи своей крошечной косы отрезает кусочек бекона.

- ЕСТЬ ЕЩЁ БИБЛИОТЕКА.

- Я не очень хорошо читаю, - поморщился Карцер. Он наблюдал, как Смерть Крыс заглатывает бекон. То есть, бекон был поднесён к костлявой мордочке, и вот, бекона вдруг не стало. – А куда девается еда?

- ТЫ МОЖЕШЬ УВИДЕТЬ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ, - пообещал Смерть.

- О, спасибо, - язвительно заметил Карцер. – Только вот, хочу ли я их видеть?


***


Ваймс покинул Дворец со знакомым чувством замешательства. В полицейском участке он собрал экстренное совещание из старшего командного состава Стражи, дабы переложить часть своего замешательства на подчинённых. Ангва, Моркоу, Детрит, Веселинка и Колон собрались в кабинете Ваймса и смотрели, как их начальник роется в огромной куче бумаг, завалившейся за его рабочий стол.

- Ага, вот оно, - Ваймс перебрался через бумажные сугробы и торжествующе взмахнул тоненькой брошюркой. – Руководство по борьбе с суси… суци… суицидом. Кто-нибудь знает, что это такое?

- Так называется самоубийство, - сказала Ангва.

- Верно, - сказал Ваймс, перелистывая брошюрку. – Тут его сиятельство выразил разочарование… Да не пугайся ты так, Фред. Оказывается, наш обожаемый убийца Карцер нужен был для реконструкции почтовой службы. Кто-нибудь мог такое предположить? Так вот, Моркоу, я даю тебе эту книжку, прочитаешь и перескажешь мне завтра, потому что сейчас я иду домой и буду общаться со своей семьёй. Фред, ты в участке за старшего. Ангва, мне нужен письменный отчёт о разговоре Кривса с Карцером. Веселинка, подготовь, пожалуйста, статистику по самоубийствам. Детрит, на тебе охрана Карцера в больнице. И вот ещё… - командор поколебался. - Низз сказал, что контракта на Карцера не было… Значит надо заключить на него контракт.

Подчинённые были поражены. Всем была известна неприязнь командующего Стражей к этой гильдии.

- Вы хотите обратиться в гильдию Наёмных Убийц, сэр? – воскликнул Моркоу.

- Почему нет, - фыркнул Ваймс. – Пускай хоть какую-то пользу принесут.

- Какого рода контракт, сэр? – поинтересовалась Ангва.

- А вот это ты уточнишь у Витинари, - хмыкнул Ваймс. – Займись этим, сержант, - сказал он Ангве, и обратился к Моркоу: - Капитан, не прогуляешься со мной до моего дома? Есть разговор. Детрит, пойдём с нами. Нам по пути до госпиталя.


***


- Знаешь, капитан, - говорил Ваймс, когда он, Моркоу и Детрит, размеренной походкой патрулирующих стражников, шли до дома командора. – Я думал над тем, что ты сказал мне о замене погибшего стражника Карцером.

- Я знаю, что вам не по душе эта идея, сэр, – отозвался Моркоу. – Но у нас правда не хватает людей. А человек с талантами Карцера мог бы помочь.

Ваймс только вздохнул.

- Ты прав, но в этом-то и проблема, - попытался объяснить он. – Как заставить его помогать?

- Что-то хорошее зарыто где-то в каждом, – заметил Детрит.

- Здравствуйте, господин Буравчик, - приветствовал Моркоу проходящего мимо гнома. – Как бизнес? Обязательно зайду на ужин в ваше новое кафе на Персикопирожной.

Гном пробормотал что-то и постарался быстрее уйти.

- Простите, сэр, - извинился Моркоу. – Сообщество гномов было… э… шокировано гибелью сержанта Рукисилы. Он был один из лидеров общины.

- Да, помню, - пробормотал командор. Рукисила. Лидер общины… подстрекал людей, вернее, гномов к беспорядкам, как помнил Ваймс. А потом завербовался в «милицию капитана Моркоу», и стал… тут Ваймс опять вздохнул… вполне приличным стражником. Неужели и с Карцером такое возможно?

Добавлено: Sun Dec 25, 2011 4:21 pm     Заголовок сообщения:

11. Ангел и Зверь

Мы романтики старой закалки
из минувшей и страшной поры.
Мы явились на свет из под палки,
чтоб воспеть городские дворы.

Струн касались рукою привычной,
и метался меж нами, как зверь,
целомудренный ангел столичный,
одурев от любви и потерь.



Сибилла уже уложила маленького Сэма и, сидя в гостиной перед камином, штопала командорские носки при помощи нового приспособления, подаренного ей мужем. Ваймс подошел к ней, чтобы обменяться приветственным поцелуем, и заметил, что «грибок» не исправил тактику Сибиллы по отношению к носкам. Она всё равно затягивала узлы так, что штопка представляла собой месиво твердокаменных узлов.

- О, капитан Моркоу, сержант Детрит! – обрадовалась леди Сибилла вошедшим. - Приятно видеть здесь стражников. Не останетесь на ужин? Сегодня рагу по-морпоркски и найдётся кокс для тебя, Детрит.

Ваймс услышал, как Моркоу громко сглотнул слюну. Детрит тоже издал похожий на шелест гравия звук, когда сглотнул, что там, у троллей, вместо слюны.

- Нет, дорогая, у них дежурство, - Ваймс был неумолим.

- Детрит, передавай привет Рубине. Пусть заходит в гости. Моркоу, рада была тебя видеть, - Сибилла попрощалась со стражниками, и повернулась к Ваймсу. – Сэм, это было жестоко, - укорила она. Потом пригляделась к мужу: - Что-то случилось?

Ваймсу не хотелось волновать жену, но с кем он мог ещё поговорить? Ему казалось, что весь мир сошел с ума, если защищает Карцера.

- Случился Карцер, - решился Ваймс. - Все словно помешались, - пожаловался он. - Кривс защищает его в суде. Витинари хочет принять его на государственную службу. Моркоу говорит, что место Карцера в Страже. А я в меньшинстве, потому что считаю, что Карцер просто манипулирует сознанием людей. И, самое паскудное – на суде, перед журналистами, он произносит, что-то вроде: «не убиваю женщин и детей», и героически самоубивается.

Сибилла сочувственно кивнула:

- Это верно, люди слишком мягкотелые. А вот болотные драконы не попались бы на такой трюк.

- Гм… - Ваймсу вовсе не польстило сравнение с болотными драконами.

Дворецкий вошел в гостиную.

- Вечерняя «Таймс», ваша светлость, - газету Вилликинс отдал Ваймсу, но при этом смотря на леди Сибиллу, и показав ей краешек рисунка.

Ваймс видел и манипуляции Вилликинса, и торжествующую усмешку Сибиллы. Значит в «Таймс» новая карикатура на герцога Анкского. Его жена обожала пополнять семейную галерею совершенно, по мнению Ваймса, безвкусными и не смешными рисунками господина Физза. Протестовать было бесполезно, он лишь обречённо вздохнул, и развернул газету.

- Ну, вот, я же говорил! - воскликнул Ваймс, увидев на первой странице иконографию улыбающегося Карцера. Под картинкой была напечатана анкета для голосования читателей «Таймс»: жить ли Карцеру или умереть. Ваймс ещё раз взглянул на иконографию: Карцер был смазливый молодой прохвост. Все эти три обстоятельства влияли обычно на общественное мнение, наполовину состоящее из женской аудитории. Ну и – ладно-ладно, этот аспект тоже имел место – некоторой части мужской.

Редакторская колонка пестрела словами вроде: «законность гражданских властей»; и фразами: «позиционировать себя как уважаемых членов общества, осуждающих неорганизованную преступность». Впрочем, де Словв остался верен себе: по его статье совершенно невозможно было определить, что он сам думает по этому поводу.

Далее был репортаж о суде над Карцером. И не очень удачная иконография из зала суда, где большую часть снимка занимало изображение большого пальца Вильяма, попавшего в кадр. Впрочем, можно было разглядеть и шокированные лица глав гильдий, и хищную фигуру Отто Фскрика, и могучую спину Архиканцлера, с азартом помогавшего Ваймсу. А, также самого командора, оравшего что-то кому-то, не попавшему в кадр.

Ага, а вот и карикатура: гипертрофированная фигура стражника, в которой Ваймс без труда узнал самого себя, вытирает нос закованному в кандалы человеку в тюремной робе. И подпись: «традиционное полицейское отношение». О, боги (сколько их там ни есть)!

Но хуже всего было то, что де Словв написал о расследовании дел людей, убитых Карцером, аналогичном тому, что провёл Моркоу. Вот заметка о булочнике, пускавшего на вторичную переработку непроданный хлеб, и поддерживая, таким образом, популяцию плесени на неизменном уровне. Остальные истории были ещё более гадкие: о добропорядочных гражданах, совершавших за опущенными шторами, в погребах своих домов и маленьких магазинчиков то, что на профессиональном жаргоне полиции называлось «домашним насилием».

Ваймс опустил руку с газетой, и, закрыв глаза, принялся тереть лоб.

- Сэм? – окликнула его леди Сибилла.

Он позволил Сибилле забрать у себя из рук газету.

- Он, безусловно, в чем-то виновен, - взглянув на иконографию Карцера, сказала она, чтобы поддержать мужа.

- Как и все остальные. Это же Анк-Морпорк, - буркнул Ваймс. Он взял полную руку Сибиллы и коснулся её губами, благодаря за поддержку.


***


- Фред ты мне должен пенни, - напомнил капрал Шнобс, выуживая откуда-то из тайников своего стражнического обмундирования свинью-копилку.

- И какой улов? – поинтересовался Колон, опуская в щель копилки проигранный пенни.

- Почти сорок два доллара, Фред, - ухмыльнулся Шнобби. - Этот парень просто золотая жила.


***


- АЛЬБЕРТ, ТЫ НЕ ОСТАВИШЬ НАС? – обратился Смерть к старику со сковородкой.

- Я ничего не сделал, – откликнулся тот, указывая пустой сковородкой на тихо сползавшую со стены глазунью.

- Стало быть, вас можно обвинить в злостном ничегонеделании, - поддел его Карцер, пародируя своих судий, их менторский тон, неподвижное лицо и ледяной взгляд.

Названный Альбером, отшвырнул сковороду в мойку и обиженно ушаркал прочь, ворча себе под нос.

- Не хотел обижать твоего друга, - Карцер посмотрел вслед Альберту. Он привык никого не пускать в своё личное пространство, как в физическом, так и в эмоциональном плане. Смерть, как физическое явление – исключение. И вот он разговаривает с Антропоморфной Персонификацией.

- Я ЗНАЮ.

- Всегда всё порчу… - к чему лишние мучения, если он уже вполне приспособился жить со своим изъяном?

- ЭТО Я ТОЖЕ ЗНАЮ.

Карцер невесело усмехнулся. Глубинный и правомерный стыд за убийство единственной женщины повредило достоинство, на котором держалось его желание жить. Сама его сила, состоящая из куража и творческой активности, подверглась сомнению, и заслужила осуждения и смерти со стороны самого сурового судьи – самого себя. Переживший насилие, Карцер привык полагаться только на себя. Стремление владеть ситуацией и игнорирование любой боли превратилось в ментальный эквивалент ножа, без раздумий пускавшийся в ход при виде реальной или мнимой опасности. А непокорство ещё более обостряло его одиночество. Но даже самое ожесточившееся сердце чувствует искушение согреться.


***


Ангва закончила письменный отчёт и ловко зашвырнула карандаш за шиворот Моркоу. Тот, не отрываясь от чтения, попытался карандаш достать. Ангва хихикала, глядя какие нелепые телодвижения может совершать человек.

– Не дёргайся, - смилостивилась Ангва. Подошла и вытащила из одежды капитана карандаш.

- Спасибо, - поблагодарил Моркоу.

- Ну, и как чтиво?

- О, это очень интересно, - отозвался он. – Ты знала, что сердца людей, переживших насилие, окружены стенами, мешающими им быть счастливыми?

- Это ты о Карцере?

- Не только, - Моркоу бережно перелистнул страничку. – Быть маленьким и одиноким очень страшно. Без правильного руководства ребёнок может делать то, что ему не свойственно.

- Ты говоришь о детях тех, кого убил Карцер? – догадалась Ангва.

- И о самом Карцере тоже. Я размышлял над тем, каким образом он находил таких разных людей. У них же нет ничего общего: ни работа, ни место жительства. Ничего, кроме…

- …того, что они все извращенцы, - закончила Ангва. – То есть, были извращенцами, - поправилась она. – Больше не будут. Смерть всё исправит, спасибо Карцеру. Аминь.

- Я думал и над тем, почему Карцер предпринял попытку самоубийства, - сказал Моркоу. – Полагаю, борьба с насилием для Карцера заключается в подчинении себе источника насилия. Но такая победа несёт в себе привкус безнадёжного отчаяния. Как если бы он боролся с призраком старой боли, которую невозможно уничтожить.

- Он пережил нечто подобное, - пробормотала Ангва. – Поэтому он так хорошо умеет находить таких людей.

- Да, - согласился Моркоу. - Я навёл справки, и узнал что такое «ректальный осмотр».


***


- Что-же ты сделаешь с такими деньжищами, Шнобби? – сержант Колон поддержал чуть не свалившегося под тяжестью копилки Шнобса.

- Эх, были бы денежки, а уж на что потратить… падаю!..

Колон опять вернул капралу относительно вертикальное положение.


***


Патриций стоял над доской для игры в Бац, смотря на фигуры, и задумчиво постукивая указательным пальцем по краю доски.

- Заходи, доктор Низз, - сказал он, не оборачиваясь.

Низз вздохнул, шагнув в кабинет.

- Я двигался беззвучно, - сказал он. – Как ты догадался, что это я?

- Именно по твоему профессионализму, - Витинари обернулся, чтобы взглянуть на главу гильдии Убийц. – Не сегодня-завтра, к тебе придут из Городской Стражи, чтобы заключить контракт по защите на господина Карцера. И ты удовлетворишь эту просьбу Стражи.

- И с чего мне удовлетворять эту… просьбу? – вскинулся Низз.

- Ты не понял, - Витинари снова отвернулся, чтобы уставиться на мини-поле, чьи клетки заполняли миниатюрные фигурки троллей и гномов. – Это будет просьбой со стороны Стражи. А с моей стороны это приказ.

Добавлено: Wed Jan 04, 2012 6:26 pm     Заголовок сообщения:

12. Тени прошлого

… и измаравшись в той тени,
нажравшись выкриков победных,
вот что хочу спросить у бедных,
пока ещё бедны они:
собрался к маме – умерла,
к отцу подался – застрелили…
Так что ж спросить-то позабыли,
верша великие дела:
отец и мать нужны мне были…
В чём философия была?




- А ЕЩЁ Я ЗНАЮ, - продолжил Смерть, - ПОЧЕМУ ТЫ ПРЕСЛЕДОВАЛ КОМАНДОРА ВАЙМСА.

Карцер вскинул на него глаза и произнёс с усмешкой:

- Да, ха-ха, есть в этом что-то порочное.

- И, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, ЭТО ЕСТЕСТВЕННЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕЛАНИЯ.

- Сказал тот, кто просто кучка костей, - язвительно прокомментировал Карцер.

- ДА. Я НЕ ИСПЫТЫВАЮ ЖЕЛАНИЙ ПЛОТИ. НО ТЫ – ЧЕЛОВЕК. А ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА ЛЮБОЕ ОБЩЕНИЕ ЭТО ПИЩА ДЛЯ ДУШИ.

Улыбка сползла с лица Карцера. Он вспомнил моменты, когда Ваймс брал верх, в буквальном смысле наваливаясь сверху, чтобы обездвижить и выбить из его руки нож. Ярость и ненависть тогда мешались в душе Карцера с желанием человеческой близости.

- Я ненавидел его, - признался он, - и всё же нежился в его руках и утешался его прикосновениями, - Карцер помолчал и добавил: – Звучит как-то глупо, - он использовал слова и выражения, приблизительно подходящие к описанию того, что он чувствовал. Хоть они и были лишь из любовных романов, популярном в тюрьмах суррогатом «нормальных» человеческих отношений. Трудно раскрыть душу, особенно если за душой ничего нет, кроме сворованных слов из дешёвых книжек. Но… перед кем тут чваниться? Не перед Смертью же. И он отважился продолжить: - Смятение и одиночество в эти моменты, казалось, отступали, - голос невольно дрогнул, потому что, по мнению Карцера, такие желания были слабостью. Он годами томился в чувственной изоляции, испытывая душевную жажду контактов. Таких, например, как… разговор с Ваймсом. Утрата надежды на справедливость произошла у Карцера очень давно, поэтому его так завораживала готовность Ваймса жертвовать собой для спасения других людей. Он не знал, зачем люди нужны друг другу, в мире, где человек человеку волк. – Знаешь, в этом парадоксальность человеческих чувств, - сказал он Смерти, - с одной стороны хочешь близости, а с другой стороны… боишься её.

- ЭТО ВСЁ ПОСЛЕДСТВИЯ ТЮРЬМЫ, - Смерть часто собирал свою дань по тюрьмам и знал, о чём говорил. Эмоциональная отстранённость, искажение ролей, грубость, холодность, суровость и внушенная страхом привязанность, всё это были обязательные спутники любой изолированной системы. – КАЖЕТСЯ, ЕСТЬ ТАКОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ: «ГОЛОДНОЙ ДУШЕ И ГОРЬКОЕ СЛАДКО».


***


Командор Ваймс в своём кабинете Псевдополис-Ярде плюхнулся за стол и воззрился на подчинённых.

- Было всё спокойно, Фред, - вместо вопроса констатировал Ваймс. Взял поданный Ангвой отчёт, и, прочтя его, хмыкнул: - Вся защита Кривса построена без упоминания убитых Карцером своло… кхм… то есть, обывателей. Почему мне кажется это таким странным?

- Может, Карцер не придавал этому значения? – предположил Моркоу.

- Или не знал, - вставила Ангва.

- Не знал, что он убил их? – удивился Колон.

Ваймс живо представил себе фирменное карцевое «я ничего не делал», и невесело ухмыльнулся.

- В любом случае, он не сказал о них Кривсу, - пожала плечами Ангва.

В дверь робко постучали.

- Входи, Веселинка, - сразу определил Ваймс.

Дверь приоткрылась, и показалось встревоженное личико Веселинки.

- Ты принесла статистику по самоубийствам? – спросил Ваймс.

- Э… Нет, сэр, - смущенно пробормотала она. - В подвале дома одного из убитых Карцером людей мы нашли пять скелетов. Они были похоронены под слоем извёстки. Все дети: от двух до семи лет.

Ваймс побагровел, его кулаки сжались и с силой опустились на стол, проломив столешницу.


***


Смерть не был врагом. Карцер чувствовал это. Также как не был врагом и Ваймс. Но пережившие насилие люди находятся в постоянном напряжении, что с одной стороны позволяет им быть бдительными, а с другой, делает их параноиками. Их цель – никогда не быть застигнутыми врасплох, что, в конце концов, истощает. Карцеру было трудно доверять кому-либо.

- Что ты ещё знаешь? – с вызовом спросил он.

- ВСЁ. О ВСЕХ ЖИВУЩИХ, И УЖЕ УМЕРШИХ, И ТЕХ, ЧТО ЕЩЁ НЕ РОДИЛИСЬ. И… О ТВОИХ РОДИТЕЛЯХ ТОЖЕ.

Карцер настороженно смотрел на Смерть. Неправда, что ему не хотелось знать о своих родителях. Любому ребёнку, выросшему без родителей, хочется это знать. Ведь если нет настоящей семьи, ребёнок выдумывает её себе. И чем более тяжела жизнь в реальности, тем лучезарнее она в воображении. Фантазия работает на полную мощь, отделяя себя, несчастливого, от травмирующего мира. И у ребёнка приобретается хроническая склонность к хитрости и лжи, потому что перечёркнутая история жизни заставляет его выдумывать своё прошлое и настоящее, никак не связанное с его осквернённой душой. Однако к последствиям такого шага относится не только утрата своего прошлого, но и утрата способности судить о своём настоящем и планировать своё будущее.

Карцер стоял посреди ничего. Отрезав о себя прошлое. Не желая смотреть в будущее.

- ПОЙДЁМ. Я КОЕ-ЧТО ТЕБЕ ПОКАЖУ, - позвал Смерть.


***


- Разрешите показать вам, сэр, эти записи, - отважился обратиться капитан Моркоу к разгневанному Ваймсу.

Ваймса разозлили не столько найденные скелеты, хотя и они тоже, сколько мгновенно пронюхавшие о находке газетчики.

- Докладывай, капитан, - махнул он рукой.

- Я прочёл то, что вы мне поручили, сэр. Но, полагаю, не успею предоставить вам диаграммы, потому что у нас срочный вызов во Дворец…

Ваймс поморщился.

- Расскажешь по дороге, - буркнул он.

- Это тоже вряд получится, сэр, - спеша следом за командором, возразил Моркоу. – Потому что это слишком сложно. В двух словах не объяснить.

- И всё-таки попытайся, капитан.

- Гм… да, сэр. В общем, всё дело в предательстве.

- Предательстве? – Ваймс остановился так внезапно, что Моркоу чуть не врезался в него. – Почему? Что общего у самоубийц с предательством? Всех самоубийц предали, поэтому они покончили с собой? Всех предают. Не такое это уж редкое явление, чтобы кончать с собой.

- Предательство это пренебрежение к достоинству человека, сэр, - возразил Моркоу. – А у самоубийц оно накапливается постепенно. Сперва это невозможность удовлетворить потребность в близких отношениях, затем злоупотребление по отношению к человеку, усугублённое отсутствием защиты. Э… так было написано в той книге.

Ваймс посмотрел на Моркоу. Чтение явно повлияло на словарный запас капитана.

- А попроще нельзя? Что это значит?

- А? Да, сэр. Это значит, что самоубийство происходит от одиночества.

- Что ещё было в книжке? – спросил Ваймс, возобновляя путь.

- Э… Там было написано, что человек в момент самоубийства чувствует сильное презрение к себе. Думаю, Карцер во время суда находился в нестабильном состоянии. Он был ранен, - пояснил Моркоу. - Испытывал слабость. Ангва говорила мне, что животное в таком состоянии может наброситься…

- Вот он и набросился, - пробормотал Ваймс, - на себя.

- Да, сэр. Чрезвычайно сильное презрение к себе в этот момент, обострило и сопутствующее этому ощущению желание причинить себе физический вред. Полагаю, в этом причина самоубийства Карцера.

- А так же последняя возможность поразвлечься, - хмыкнул Ваймс.

- Сэр? - не понял Моркоу.

- Карцер любит играть в игры, - бросил командор, ускоряя шаг. И подумал: «Витинари – тоже».


***


Смерть прошествовал в огромную комнату с выложенным черно-белой плиткой полом и нескончаемыми стеллажами, занятыми приземистыми песочными часами. И, пока последовавший за ним Карцер пытался, без особого успеха, раскокать пару таких часов, Смерть, найдя, что искал, повернулся к своему собеседнику.

- ЭТО ЖИЗНЕЗМЕРИТЕЛИ УМЕРШИХ, - сказал он голосом, подобным грохоту каменных плит. – МОЖЕШЬ НЕ СТАРАТЬСЯ ИХ РАЗБИТЬ.

- Я ничего не делал, - сказал Карцер. Просто ничего не мог с собой поделать.

- БУДЕТ НЕМНОГО НЕПРИЯТНО, - предупредил Смерть, и поднёс к глазам Карцера жизнеизмеритель.

Через пару секунд Карцер отшатнувшись, согнулся пополам. Его бы стошнило, если бы было чем. Он поднял на Смерть искаженное страданием лицо.

- Зачем ты показал мне это! – закричал он.

- Я СОЖАЛЕЮ. НО ВСЕ УСТРОЕНО ТАК, КАК УСТРОЕНО В ЭТОМ МИРЕ.

Находясь в состоянии клинической смерти, Карцер не мог чувствовать холода, но, тем не менее, он его ощущал.

- Мне говорили, что я родился в карцере…

- ТОГДА ПОНЯТНО, ОТКУДА У ТЕБЯ ТАКОЕ ИМЯ, - вежливо заметил Смерть.

- У меня нет имени! – рявкнул Карцер.

- ТЫ ГОВОРИШЬ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ ИМЕНИ, ВРОДЕ ДЖОН ИЛИ БИЛЛ? ЭТО ПЛОХО. ДАЖЕ У МЕНЯ ЕСТЬ ИМЯ.

- Зачем тебе имя, ты же скелет, - пробормотал Карцер.

- АНТРОПОМОРФНАЯ ПЕРСОНИФИКАЦИЯ, - поправил его Смерть. Взглянул на Карцера и участливо спросил: – ТЫ В ПОРЯДКЕ? ВЫГЛЯДИШЬ БОЛЬНЫМ.

- Один из тех мерзавцев, которые делали с ней это – мой отец?


***


Войдя в Продолговатый кабинет, Ваймс подумал: почему патриций, если не работает за своим столом, всегда смотрит в окно? Нет, вид, конечно, впечатляющий… Впрочем, о чём это он? Какой впечатляющий вид может быть на мусорную свалку, с которой с успехом мог сравниться Анк-Морпорк? Разве что, из окна Дворца действительно был хороший обзор.

Витинари повернулся к стражникам.

- А ведь это вы убили его, - выпалил Ваймс.

Моркоу с удивлением уставился на своего начальника, а Витинари приподнял бровь.

- Карцера, - уточнил Ваймс. – Когда Кривс готов был уже отмазать его, вы сказали, что сержант Рукисила был... была женщиной. Только не говорите, будто бы не знали, как он среагирует.

Лицо Витинари выражало лёгкое любопытство. Моркоу внимательно слушал, сосредоточенно хмуря брови.

- Я всё думал над вашим вопросом о сотрудничестве, - продолжал Ваймс. – Такие как Карцер не будут плясать под вашу дудку, - наклонился вперёд и почти прошипел: - потому что пляшут лишь под собственный барабан.

- Вам лучше знать, ваша светлость, - садясь за свой рабочий стол, заметил патриций. – Возможно, вы также объясните мне, каким образом я мог убить господина Карцера сообщением правды о сержанте Рукисиле?

- Письма из тюрем, - немного подумав, сказал Ваймс. – При вашем-то знании людей, думаю, вам не составило труда разгадать, в чём слабость Карцера.

- А в чём его слабость, сэр? – поинтересовался Моркоу.

- В его силе, капитан, - Витинари откинулся на спинку стула и слегка улыбнулся. – Силе и славе.

- Но сэр, как слабость может быть в силе? – озадачился Моркоу. – И, уж тем более, в славе?

- Моркоу, ты ведь никогда не состоял в банде, - припомнил Ваймс. – В тюремном мире, если хочешь составить себе славу сильного, ты должен драться с сильными.

- Верно, - согласился Витинари. – А обижать тех, кто слабее тебя – удел слабых.

- А! – догадался капитан. – Вот почему Карцер убил тех… плохих людей! - Моркоу за всё время, что он провёл в городе, так и не научился ругаться. - Я уже говорил его светлости, Карцер бы очень пригодился нам в Страже.

Ваймсу доставило неимоверное удовольствие выражение лица патриция, с которым тот таращился на капитана.

- В Страже? – слабым голосом переспросил Витинари, переглянувшись с Ваймсом.

- Ваше сиятельство, Стража всегда стоит, так сказать, на страже интересов города, - несколько смущенно сказал Моркоу.

- Очень хорошо, капитан. Только пусть она стоит за дверью, - патриций указал Моркоу на дверь. – Командор, останьтесь.

- Во-первых, ваша светлость, - сказал патриций, когда за капитаном закрылась дверь, - я не знал, что господин Карцер... столь бурно среагирует на мои слова. Но, вы правы, я предполагал это. А во-вторых, командор, почему вы защищаете его?

Добавлено: Sat Jan 07, 2012 8:14 pm     Заголовок сообщения:

13. Боль

Ну, а кому ещё рассчитывать в той драке на успех?
Не зря кровавые отметины видны на них на всех.
Они хлебнули этих бед не понаслышке.
Им всё маячило – от высылки до вышки.



Если хочешь жить без боли – умертви в себе всё живое. Методы могут быть самыми разными: впадение в ступор, раздвоение личности, потеря памяти, отрицание.

- Больно, - тихо произнёс Карцер. – Почему мне больно? – спросил он у Смерти. – Я же умер.

Боль порождает печаль, которая, в свою очередь, из-за эгоистической самозащиты, которую выстраивает человек, вызывает смерть.

- ДУШЕВНАЯ БОЛЬ СИЛЬНЕЕ ФИЗИЧЕСКОЙ, - сказал Смерть. И когда Карцер посмотрел на него, пожал костяными плечами. – ТАК МНЕ ГОВОРИЛИ.

Нет никаких способов смягчить боль, за исключением мертвящего душу решения избавиться от самого ощущения себя живым.

- Это всегда так?

- ВРОДЕ ТОГО.

- Мой отец был мерзавцем, - пробормотал Карцер. – И я такой же.

- ВОВСЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО, - возразил Смерть.


***


От возмущения Ваймс не мог вымолвить ни слова.

Это он-то защищает Карцера?! Да он первый голосует обеими руками за то, чтобы повесить мерзавца… Тут Ваймс замер, представив себе процесс повешения.

Патриций молча, с лёгким интересом наблюдал за сменой эмоций на лице командующего Стражей, от ярости до озадаченности.

То есть, конечно, сам Ваймс не стал бы никого вешать. Для это есть специальные люди… Он только ловит. Ну, нельзя же было оставлять Карцера на улицах…

Витинари спокойно ждал пока до командора дойдёт.

…Да и других стражников допускать до Карцера было неразумно. Они и так уже лишились двоих. Но то были неопытные новички. Правда, Карцеру удалось провести Ангву. А Детрита провёл бы и младенец. Вот Моркоу вряд ли бы удалось обмануть, он отличный стражник. Лучший из них. Но он слишком добрый. Хотя… Ваймс вспомнил, как Моркоу без колебаний убил Проблемса. Проклятие, неужели это он сам не давал Моркоу подойти к преступнику, подсознательно опасаясь, что капитан убьёт Карцера?

- Знаете, ваша светлость, - промолвил патриций, - когда я тридцать лет назад впервые увидел… - тут Витинари сделал многозначительную паузу, - Джона Киля, я подумал, что он действительно головорез.

- Что?! - возмутился Ваймс.

- Да, - безжалостно продолжил Витинари. – Дуболом. Прямо видно, думал я, как его мышцы принимают решение за него.

- Кхм…

- Но он постоянно держит их под контролем, - не обращая внимания на реакцию командора, говорил Витинари. - Мне казалось, я вижу настоящего гения. В этом дуболоме.

Ваймс промолчал. И вовсе не из скромности.

- Вернёмся к Карцеру, - эта тема казалась командору гораздо перспективнее.

- О, с удовольствием, - согласился патриций, не потрудившись, впрочем, изобразить оное на своём лице. – Вы помните, я говорил вам о человеке, которого я убил, до того как тот попытался убить вас.

- Да, и причём тут Карцер?

- На методы капитана Загорло это не было похоже, - намекнул Витинари.

- Вы, наверно, хорошо его знали, сэр, - хмыкнул Ваймс. И, подумав, сказал: - Это не Карцер. Он предпочитает делать всё сам.

- Прямо как вы, ваша светлость.

- Не совсем как я, - с неприязнью возразил Ваймс.

- Разумеется, - вежливо согласился Витинари. – Но вы, кажется, понимаете господина Карцера как никто другой.

- Погоняешься за ним… - буркнул Ваймс, подсознательно чувствуя какой-то подвох.

- Значит, самым разумным будет поместить господина Карцера под вашу ответственность.

- А где он до этого был, - проворчал Ваймс.

- Вы что-то сказали, ваша светлость?

- Да вот, сэр, размышляю, за что ж такая честь? - с горькой иронией вопросил Ваймс.


***


- ТЫ ВЕРИШЬ В ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ?

- Я ни во что не верю.

- ЭТО ХОРОШО, - одобрил Смерть. - ЗНАЧИТ, ТЫ СМОЖЕШЬ ПОСТУПАТЬ, КАК ТЕБЕ ЗАБЛАГОРАССУДИТСЯ.

- С этим-то проблем у меня никогда не было, - пробормотал Карцер, ощущая тоскливое отчаяние. Проблемы у него были с тем, как поступать правильно. А начались они с того, что никто в окружении Карцера никогда не поступал правильно. За исключением Ваймса.


***


Ваймс зашел в лечебницу доктора Газона, проведать стоящего на охране преступника копа, и поговорить с врачом. Однако застал у койки Карцера неожиданных посетителей.

- Архиканцлер? – удивился он. – Не ожидал вас здесь увидеть.

- Привет, ваша светлость, - пророкотал Чудакулли, надвигаясь на Ваймса, как та гора, что идёт к пророку.

- Уук.

- Хм… - Ваймс опустил взгляд на орангутанга, приветливо улыбнувшегося командору своей жутковатой обезьяньей улыбкой, - и тебе привет. Не думал, что у него будут посетители, - и сделал для себя пометку: ограничить доступ к Карцеру.

- Да вот, услышали о вашем раненом, и Библиотекарь решил принести ему чего-нибудь питательного, чтобы поскорее выздоравливал, - Чудакулли указал на прикроватную тумбочку Карцера.

- Библиотекарь принёс ему э-э… - присмотрелся Ваймс, - раздавленный банан?

- У-ук. Ук, ук.

- Он говорит, это банановый крем, - перевёл Чудакулли. - Он жидкий… ну, чтоб легче проходил.

Ваймс посмотрел на Архиканцлера. Незримый Университет давал убежище всяким странным типам по совсем уж непонятным причинам. Но чем Карцер мог привлечь Библиотекаря? Он же, как понимал Ваймс, и читал-то с трудом.

- Ты знал его? - обратился Ваймс к Библиотекарю.

- Уук, ук, ука ука, ук.

- Говорит, что – да, - перевёл Архиканцлер.

- Откуда? Он приходил… читать книги? – спросил Ваймс.

Очередная порция «ууканья» и Архиканцлер сказал командору:

- Ну, наш Библиотекарь передвигается, в основном, по крышам. Ваш Карцер, как я понял, тоже.

«Наш Карцер», - отметил Ваймс.


***


- Когда стражники гонялись за мной, - сказал Карцер, - было весело. А потом на крышу залез… Герцог. Зачем ему надо было лезть на крышу? Он же герцог.

- СЭР САМУЭЛЬ КАК РАЗ ТОТ АРИСТОКРАТ, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛ СЕБЯ, - заметил Смерть. – ВИДИМО, ОН ПРОИЗВЁЛ НА ТЕБЯ ТАКОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ТЫ ПЫТАЛСЯ ПОВТОРЯТЬ ЗА НИМ. ПОШЕЛ В СТРАЖНИКИ.

Смерть вытащил из своего балахона жизнеизмеритель и показал его Карцеру. Воспоминания без труда всплыли и без «стеклянного шара»: «Смотри, Герцог, мне выдали новый костюм, меч и двадцать пять долларов в месяц, теперь я тоже стражник». Видеть себя со стороны оказалось более чем странно и непонятно, зачем нужно было вспоминать это. Карцер взглянул на Смерть:

- Надеюсь, мы закончим этот духовный онанизм?

- МЫ ТОЛЬКО НАЧАЛИ, - возразил Смерть. Подумал, и спросил: - А ЧТО ТАКОЕ ОНАНИЗМ?

- Ну, - Карцер окинул двухметровый скелет критическим взглядом, - нечто для тебя недоступное.


***


- Хэвлок говорил мне, что отдаёт парня тебе, ваша светлость, - сказал Чудакулли. – Вроде как у вас корреляционная зависимость. То есть, вы оба влияете друг на друга.

- Он на меня не влияет, - холодно возразил Ваймс.

- А что ж, ты тогда тут делаешь, ваша светлость? - в наивных голубых глазах Чудакулли Ваймс не нашёл издёвки, как ни искал. – Все люди как-то друг на друга влияют. На то они и люди.

Ваймс попытался осмыслить это.

- Витинари, вроде как-бы навязал мне его, - осторожно сказал он. Может, Чудакулли присоветует чего.

- И ты теперь не знаешь, что с ним делать? – догадался Чудакулли.

- Как я понимаю, сейчас с ним ничего нельзя сделать. Игорь уже просил у меня разрешения оживить его.

- Надеюсь, ты отказал? – сочувственно поморщился Чудакулли. Методы Игорей по оживлению пациентов были, к сожалению, хорошо известны им обоим. – А то потом к нему будут ложки прилипать.

- Но и волшебников я не буду просить, как ты и сам понимаешь.

- Да, не стоит. Они всегда что-нибудь напутают, - заявил Архиканцлер, с убеждённостью человека, не понаслышке знакомого с этими самыми волшебниками. – Но почему бы не попросить ведьму?


***


- Капитан Загорло показался мне забавным, - ностальгически вздохнул Карцер. – Со всей этой его гиметрией.

- А, СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ, - кивнул Смерть. – ПРИ НАШЕЙ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧЕ ОН ТОЖЕ ПЫТАЛСЯ ИЗМЕРИТЬ МОЮ ГОЛОВУ.

- Хочешь сказать «череп», - хмыкнул Карцер. – Я думал, вот кто-то, кто впервые отнёсся ко мне по-человечески.

- САМООБМАН – ОПАСНАЯ ВЕЩЬ, - вымолвил Смерть. Он достал с полки жизнеизмеритель Цопа Загорло. - НЕ ЗНАЮ, ИЗМЕНИТСЯ ЛИ ТВОЁ ОТНОШЕНИЕ ПОСЛЕ УВИДЕННОГО.

Увиденное оказалось для Карцера столь же невыносимым, как и то, что Смерть показал ему о его родителях.

Иногда намеренная ложь лишь попытка добиться поддержки. Капитану Загорло действительно нужны были новые кадры. А обман, лишь скрытая форма приобретения власти. Конечно, на первых порах Загорло не собирался раскрывать новоиспеченному сержанту всех своих карт.

Страстное желание преобразовать свою неудачливую жизнь делает человека рабом надежды. Изголодавшаяся душа впитывает в себя внимание. Карцер легко попался на удочку «лучший мамин помощник», и был вынужден исполнять роль, уготованную ему Загорло. Ощущение власти и собственного превосходства опьяняли. Карцер был почти счастлив, водя за собой банду подонков, нападая на полицейские участки, сея смуту и разрушение, в полной мере отражавшие происходящее в его душе.

И всё это сейчас обрушилось на него как самое нелицеприятное откровение. Боль хлынула в сердце, усугубляя отрицательное отношение к себе, подобно отсроченному смертному приговору…

Добавлено: Wed Feb 01, 2012 8:11 pm     Заголовок сообщения:

14. Поле Жнеца



И всё-таки, людьми учёный,
ещё задолго до седин,
рванёшь рубаху обречённо,
едва останешься один.

И вот тогда-то, одинокий,
как в зоне вечной мерзлоты,
поймёшь, что все, как ты, двуноги,
и все изранены, как ты.






Стоит узнать что-то новое, и человек становится другим. А когда люди меняются, мир меняется вместе с ними.

Для Карцера мир определённо поменялся – Смерть вывел его из своего дома, и там, за чёрным домом Смерти, в глубине чёрного сада оказалось неожиданно золотое поле. У Карцера аж в глазах зарябило как от внезапной вспышки цвета среди чёрно-серого мрака. Карцер таращился на поле, удивляясь, как в безветренном пространстве мира Смерти получилось так, что оно так волнуется и колышется, завораживая своим движением.

- КРАСИВО, - сказал Смерть.

Карцер повернулся к нему.

- Для полного антуража ты должен взять меня за ручку, - и протянул Смерти руку.


***


- Умеешь ты испортить момент, - недовольно проворчал Ваймс, хмуро глядя на Чудакулли. Самым простым и гениальным решением, как оно представлялось командору, было – закопать Карцера поглубже. Люди даже скинулись бы на окованный железом гроб. Подумал, и спросил: - Ты про миссис Прост? - припомнил он единственную городскую ведьму.

Чудакулли ответил ему тупым взглядом. Как представитель старой магической школы, о городских ведьмах он не знал. И очень удивился бы, скажи ему, сколько его коллег-волшебников пользуется услугами миссис Прост, владелицы лавки сувениров и розыгрышей Боффо, улица Десятого Яйца, дом четыре.

- Нет, я про Эсме Ветровоск из Ланкра.

Ваймс задумчиво поскрёб заросший щетиной подбородок. Мысль – услать Карцера подальше, показалась ему заманчивой.

- А с чего ты решил, что ведьма захочет принять его? - последнее слово Ваймс выделил особо.

- Эсме мастерски владеет тем, что она именует головологией. Это лечение, но не пилюлями из сушенных лягушек, - объяснил Архиканцлер. – Порой люди верят в неправду, потому что подвержены самообману. Это очень опасно. Они просто начинают видеть весь мир с неправильной точки зрения, а изменить её не могут, так как скрывают истину сами от себя. Но часть их разума эту истину знает, и правильное поведение может помочь ей выйти наружу.

Командор схватился за голову и картинно застонал.

- Это ж Карцер! – воскликнул он. – Неужели ты правда думаешь, что он вдруг "осознает свои ошибки"? Не пытайся думать о нём, как о нормальном человеческом существе. И не ожидай от него логичных поступков. Не воображай, что его можно будет исправить! Когда такой, как он, прёт против тебя, позабудь о здравом смысле!..

- Э… Да ты, ваша светлость, видать, переутомился, - Чудакулли дружески хлопнул огромной лапищей Ваймса по спине между лопатками, да так, что воздух с хрипом покинул лёгкие командора. – Я напишу Эсме, чтоб она тебя тоже посмотрела.


***


Смерть вступил на протоптанную до середины поля тропку, и поманил за собой Карцера.

- НАДО СМОТРЕТЬ ИЗ ЦЕНТРА. ТАК ОЩУЩАЕШЬ СВОЮ СОПРИЧАСТНОСТЬ.

- Вот ещё! – возмутился Карцер. И показал себе под ноги: - Ты затоптал эти ростки.


***


В штаб-квартире Стражи сержант Ангва подошла к Ваймсу с разрешением от патриция на заключение контракта с гильдией Убийц по защите Карцера.

- Вопрос за малым, сэр, - хмыкнула Ангва. И уточнила: - Деньги, - всем было известно, что гильдия Убийц оценивает свои услуги очень высоко.

Ваймс машинально сунул руку в карман, и задумчиво побренчал мелочью.

- Вот что, - сказал он, выгружая эту мелочь на стол, - найди Шнобби и… переверни его над ведром, - посоветовал командор, отдавая сержанту монеты.


***


Шнобби Шнобс обнимал свинью-копилку. У него никогда не было таких денег. Вернее, любые деньги, которые когда-либо попадали в руки капрала, необъяснимым образом куда-то пропадали. Как будто Чёрная Дыра концентрировалась на шнобских карманах. И так было всегда, сколько Шнобби себя помнил. Потому что жил капрал в основном, на том, что удалось… стянуть… стырить… и стащить. То есть, он даже не мог припомнить, чтоб когда-нибудь за что-то платил. Так что, теоритически, Шнобсу деньги были не нужны.

Так, или примерно так, думала сержант Ангва, которая прищурившись, наблюдала, как Шнобби взимает дань с окружающих.

Она бочком подобралась поближе к держателю свиньи-копилки.

- Есть способ увеличить твой капитал, Шнобби, - сказала Ангва, ненавязчиво разглядывая потолок.

В глазах капрала явственно зажглись значки доллара.

- Ме?.. – открыл рот Шнобби, а копилка в его руках тяжеловесно звякнула.

- Инвестируй в жизнь, - приблизив свой рот к шнобскому уху, насколько позволяло чувствительное обоняние вервольфа, прошептала Ангва. И, так как Шнобби явно её не понял, добавила: - Предложи пари, что Карцер выживет.

- Ага, - недоверчиво возразил Шнобс. – А где гарантии?

- У тебя в руках, Шнобби. Витинари подписал бумагу на разрешение требовать от гильдии Убийц охраны Карцера. Какие ещё гарантии тебе нужны?


***


Сержант Колон, тяжело протопал по лестнице и, вежливо скрипнув дверью, заглянул в кабинет Ваймса.

- Сэр, - полное, добродушное лицо сержанта выражало беспокойство, - к вам президент гильдии Воров, мистер Боггис.

Боггис нетерпеливо отпихнул Колона.

- Какого чёрта, Ваймс! – рявкнул он, вваливаясь в кабинет командора. – Витинари сказал нам, что ты взялся защищать этого поганца Карцера!

Ваймс посмотрел на разгневанного президента поверх сцепленных под подбородком рук.

- Интересно, - сказал он негромко, словно рассуждая сам с собой. - Почему из всех гильдий, наиболее болезненные отношения с Карцером оказались у гильдии Воров? Не смотри на меня так – глав других гильдий здесь нет. Ведь тюремные банды Анк-Морпорка традиционно связаны с гильдией Воров и даже, как я слышал, под контролем Гильдии, - вспомнил командор. - Какая у Карцера с вашей Гильдией может быть связь? Что он сделал такого, что его изгнали из Танти?

Боггис остыл и теперь выглядел не так уверенно.

- Он их провоцировал, - сказал глава гильдии Воров, как будто это что-то объясняло.

- И как же он это делал? – не понял Ваймс.

- Ну, когда заключённого заводят в общий коридор, из-за решёток по обе стороны к нему, обычно, тянутся руки. Что? Люди так хотят пообщаться.

«Ага, - подумал Ваймс, - понятно... Пообщаться…»

- Да, - продолжал Боггис, - и этот Карцер, он специально тащился медленно-медленно и близко к решёткам, да ещё и улыбался, гадёныш эдакий.

- И что?

- Это провокация! – воскликнул глава гильдии Воров. – Куча сломанных рук, если ты понимаешь, о чём я.

Ваймс словно вдруг услышал голос Карцера: «Ну, давай, возьми меня».

- А! – сказал Ваймс. - О! За это его выгнали из Танти?

- Эм… - Боггис сконфуженно почесал в затылке. – Не только…

Хуже чем будет и так?

Следующий рассказ Боггиса вызвал у командора холодную злобу.

На таких, как Карцер в любой тюрьме находится управа. И во всех тюрьмах такая управа в принципе одинакова: в камеру с несговорчивым заключённым запускается пара-тройка обычно таких же заключённых. Энтузиастов. И побои, в этом случае, лишь вишенка на верхушке пирога. Но после встречи с Карцером энтузиастов выносили ногами вперёд.

Так вот, значит как!.. осенило Ваймса. Просто в какой-то момент Карцер начал побеждать. И, вероятно, после этого он вошел во вкус, и уже не знал поражения. Потому что поражение означало бы смерть. Если ввязываешься в такую игру, она всегда заканчивается смертью. Твоей или чьей-то ещё. Когда ты заключён в ограниченном пространстве и некуда бежать, а за дверью ждёт своей очереди ещё НЕ один любитель самоутвердиться за твой счёт… зачем же ломится в закрытую дверь, когда можно найти выход, через оконный перелом рёбер стоящего перед тобой человека, к примеру.

У меня три ножа, мистер Ваймс.

- Некоторые люди просто не понимают значения порядка, - резюмировал Боггис.

- Что? – отстранённо откликнулся Ваймс.

- Да, говорю, порядок – прежде всего.

- А, ну да, ну да. Такой-разэтакий Карцер имел неделикатность поломать ваши порядки, - иронично «посочувствовал» командор.

- Поломать – это не то слово, - не воспринял иронию Боггис. - Скорее – смёл подчистую. После такого энтузиастов не находиться… - глава гильдии Воров поднял глаза к потолку, беззвучно шевеля губами, высчитывая что-то: - …до сих пор, - заключил он. - Тогда-то его и выгнали из Танти.

Я не считаю вас дураком, мистер Ваймс.

- О боги… - пробормотал Ваймс.

Карцер – охотник, а не зверь.


***


Карцер поднялся с колен.

- Колосья, это ведь жизни, как те песочные часы, да?

- МЕТАФОРИЧЕСКИ. ДА.

Карцер молча смотрел на сломанные и помятые стебли у себя под ногами.

- ТЫ СЕЙЧАС АССОЦИИРУЕШЬ СЕБЯ С ПОМЯТЫМИ КОЛОСЬЯМИ? – Карцер покосился на Смерть, но ничего не ответил. – НО, СОГЛАСНО МОИМ НАБЛЮДЕНИЯМ, ПОМЯТЫЙ РОСТОК ВСЁ РАВНО МОЖЕТ ВЫПРЯМИТЬСЯ И ВЫЖИТЬ.


***


Ваймс зашел проведать стражника, поставленного на охране в лечебнице доктора Газона, и увидел, что Карцер попался.

Ангва сидела на кровати, положив голову Карцера себе на колени (к сожалению, не отдельно от тела). То есть Карцер, как был в бессознательном состоянии, так и оставался, чего нельзя было сказать о самой Ангве.

- Э… Сержант? - окликнул её Ваймс. Он никогда не видел, чтобы Ангва нежничала даже с Моркоу.

- Он вкусно пахнет, - проурчала сержант, поднимая голову от лежащего на её коленях человека.

Ваймс поморщился.

- Не ешь его, - на всякий случай сказал он, а то, может, Ангва считает Карцера очень большой крысой?

И с подозрением покосился на Карцера. У того всегда был такой вид, будто он борется за жизнь ежесекундно. Даже и будучи полностью в отключке.

- Что там с контрактом?

- О, доктор Низз был так любезен, - вспомнив кислое выражение лица главы гильдии Убийц, произнесла Ангва. – Хотя, подозреваю, гильдия никогда не работала за столь мизерную сумму.

Командор и сержант старались не улыбаться.

- Гм… А как Шнобби воспринял… отлучение себя от свиньи-копилки? – светским тоном поинтересовался Ваймс.

- С энтузиазмом, - кивнув с серьёзным видом, поведала сержант. – Он придумал новое пари на счёт Карцера. Но про контракт никому не сказал.

- Наверно, запамятовал, - тут командор не выдержал и улыбнулся.

- Надеюсь, он того стоит, - Ангва резко поднялась, скинув голову Карцера обратно на кровать. И, подходя к двери, кинула через плечо: - Заходил Боггис. Искал вас, сэр.

- Сказал: зачем? – насторожился Ваймс.

Ангва повернулась от двери.

- Спросил, не хотели бы вы, сэр, посмотреть из кого получаются такие, как Карцер.

Добавлено: Tue Feb 07, 2012 6:41 pm     Заголовок сообщения:

15. Высылка

Не то движенье это скоростное,
а может, просто что-то возрастное:
все радости – гори они в огне…
Когда-нибудь за жизнь свою вторую
я это всё, конечно, расшифрую,
а нынче это недоступно мне.





- Значит, решено – едем? - с восторгом шумел Чудакулли, волоча за собой удочки, арбалеты и прочие приспособления для охоты и рыболовства. Для него поездка в Ланкр была, прежде всего, чаемым отдыхом и долгожданным развлечением.

Ваймс переглянулся с Думмингом Тупсом, единственным адекватным человеком в Незримом Университете (если не считать библиотекаря, который был адекватным орангутангом). Тот отступил подальше от своего патрона и умоляюще взглянул на командора.

- Тупс, я делегирую свои полномочия вам, - бодро объявил Архиканцлер.

- Разумеется, Архиканцлер, - с обречённым видом вздохнул Думминг, несказанно радуясь в душе, что на этот раз его не тащат в горы.

- Мы привяжем две метлы вместе, а между ними сделаем гамак, - увлечённо планировал Чудакулли. – Ваша светлость, настоятельно рекомендую тебе взять тёплые подштанники, на высоте довольно холодно.

Командор оглянулся: вокруг толпились волшебники, как истинные анк-морпоркцы, они не могли оставаться в стороне, когда что-нибудь затевалось.

- Спорю на свой второй завтрак, что вы не довезёте парня живым, - заявил Декан, которого ленчем не корми, дай только поспорить. – Человек в отключке не выдержит перепада температуры.

- Да что ты понимаешь! – взревел Архиканцлер.

Волшебники загалдели как стая бакланов. Ваймс перестал слушать и, отступив на пару шагов, оглядел волшебническую толкучку, и нашел, что искал.

- Шнобби, - позвал он. – Принимаешь ставки?

Капрал выступил из-за Декана, словно покоцанный астероидами спутник из-за планеты-гиганта, и смущенно почесал кончик носа.

- Да чё с них взять, с волшебников? - пожаловался он. - Разве только, обед.

Командор только хмыкнул и, оставив за спиной спорящих волшебников, вышел за ворота Незримого Университета.


***


Здание гильдии Воров представляло собой помпезное архитектурное сооружение в стиле барокко. И было, в прошлом, Королевским Судом, упраздненным в незапамятные времена. А здание его передано гильдии Воров. Какая ирония.

Боггис встретил командора Стражи в дверях.

- Мне передали… - начал Ваймс.

- Да-да, - торопливо прервал президент гильдии Воров. – Как ты знаешь, мы выращиваем новую смену. Хм… - Боггис явно нервничал, - в основном, подкидыши. Так вот, тут у нас ясельная группа, - показывал он командору Стражи помещения. – Там школа. Тут столовая… Капитан Моркоу был у нас с ревизией. Отозвался похвально, - с законной гордостью заявил глава Гильдии.

Ваймс поморщился, припоминая, что Моркоу действительно ему что-то такое докладывал. Но сквозь туман всегдашней рутины, командор мало что мог вспомнить.

- Но эти… Мелкие Карцеры, - продолжил Боггис, увлекая командора дальше вглубь здания, - неконтролируемы.

- Почему ты назвал их «Карцеры»?

- Они постоянно дерутся.

- Да ну! – делано удивился Ваймс, для которого драки и потасовки являлись неотъемлемой составляющей счастливого детства.

Они как раз подошли к запертой двери, оббитой железом, и Боггис, отодвинув тяжёлый засов, открыл её, и за ней оказалось небольшая комната с другой дверью и решетчатым окошком в ней. Первое, что поразило Ваймса – тишина, по сравнению с шумными классами, столовой и другими «детосодержащими» помещениями. Боггис подвёл командора к решетчатому окну, и командор заглянул внутрь. С некоторой осторожностью, памятуя, что это всё-таки потенциальные Карцеры. Но в оглянувшихся на дверь детях он не увидел ничего порочного. Ваймс почувствовал себя дураком.

- Это же дети, - сказал он, отходя от решетки.

Глава гильдии Воров недоверчиво глянул на Ваймса, на «деток в клетке», и, оттащив командора от двери, прошипел:

- Не говори при них громко. Они как губка, всё впитывают, а потом используют против тебя же.

- Прямо как судебная система, - хмыкнул Ваймс.

Подошел к двери, и ещё раз взглянул на детей. И со второго взгляда, Ваймс уловил в них нечто общее: все они были очень спокойные. Даже можно сказать – невозмутимые. И пока командор разглядывал их, они, в свою очередь, тоже подошли к решётке и разглядывали его. В комнате их было не больше десятка. В возрасте примерно до тринадцати лет. Все мальчишки.

- Девчонок нет? – спросил Ваймс у Боггиса.

- Есть, - неохотно ответил тот. – Но их содержат в другом… э…

- …карцере?

- Угу, - кажется, Боггис и впрямь боялся произнести лишнее слово при этих детях.

- И что же в них такого… «карцерового»? - не мог понять Ваймс, рассматривая деток. Он думал, что скажет Сибилла, притащи он домой ещё десяток детей, в дополнение к их собственному. Да ничего не скажет, понял он. И, скорее всего, они просто присоединятся к подопечным Сибиллы – болотным драконам – и будут мирно составлять им конкуренцию в дальнейшем разрушении фамильного особняка Овнецов.

Боггис схватил командора за локоть и, выпихнув наружу, захлопнул дверь.

- Они нарушают порядок так же, как этот Карцер. Завзятые смутьяны. Они все ужасные, неблагодарные, совершенно неисправимые! Если оставить их в классе, они способны увести за собой всех. Знаешь, как появляются такие как они, командор?

Разумеется, Ваймс это знал. Так образуется любая молодёжная банда. Не вокруг самого сильного, а вокруг самого невозмутимого, уравновешенного. А если он ещё и умён… Тогда вообще беда: вот вам и готовый Карцер – «хладнокровный убийца с мозгами».

- Подожди-ка, - остановил Боггиса командор. - Если Карцера можно назвать акулой, то эти дети за решеткой всего лишь… креветки, - ухмыльнулся Ваймс, мысленно уподобляя Анк-Морпорк океану.

- Да? – язвительно осведомился Глава гильдии Воров. – Когда тебя окружат такие вот «креветки», вооруженные заточками из зубных щёток, попрощайся со своим «хозяйством». Не суди их строго – просто выше они не допрыгнут. И если на этом всё закончится, считай, что тебе крупно повезло. Мы не отправляем их в Танти только потому, что дурной пример Карцера… гм… В общем, ты знаешь что-такое «малолетка», как отделение в тюрьме, командор? Там полное отсутствие всяких правил. Это тебе не взрослая тюрьма, которая, как ты знаешь, наш филиал. Где есть нормальный «пахан», и установленные им правила. «Малолетка» это беспрерывная свара, которая начинается просто потому, что кто-то «подставился». Понимаешь?

- Мда… - Ваймс вырос на улице, где бои между подростковыми бандами были обычным делом. А «подставиться» значило лишь то, что ты стоишь в удобной для удара позе, и, следовательно, представляешь собой мишень. И правил нет. Только вот когда ты входишь во взрослую жизнь, на тебя начинает давить куча законов и правил, основное из которых гласит: «если убьёшь клиента, бизнес погорит». Анк-Морпорк, что ни говори, был, прежде всего, торговым городом. – Карцер был в «малолетке»? – догадался командор.

- Витинари собирал на него досье, - пожал плечами Боггис. - Родился в карцере. Имени нет. Скитался по тюрьмам. О родителях известно лишь то, что мать умерла при его рождении на Цепной улице…

- На Цепной? – неприятные воспоминания заставили Ваймса нахмурится. – Можешь не продолжать.

- Ты чем-то его зацепил, - заметил Глава гильдии Воров.

- Почему ты так думаешь? – с неприязнью осведомился Ваймс.

- Ну, он же тебя не убил, - ответил Богггис, ещё больше разозлив командора, предпочитавшего думать, что это он, Ваймс, такой непобедимый.


***


Карцер, наконец, послушался Смерти и вступил на тропку, ведущую к центру поля. Конечно, невесомая душа не могла помять колосья. Впрочем, как и его рука, прошедшая сквозь костлявую длань Мрачного Жнеца, не позволила осуществить мечту подержать Смерть за руку. Или хоть кого-то подержать за руку. Ибо приобретённое за всю его жизнь недоверие не позволяло живому человеку пробыть рядом с Карцером хотя бы какое-то время, не говоря уж о том, чтобы за что-нибудь подержаться. Карцер сразу спешил провести границу – обычно ножом через чьё-либо лицо – дабы оградить себя от посягательств. И, к сожалению, в большинстве случаев, он был не так уж и неправ.


***


- В эту трубку кормить, а эта для дыхания, - консультировал Ваймса доктор Газон, подготавливая Карцера к путешествию в Ланкр. - Запомни: красная – есть, синяя – дышать. Отличная вещь эти резиновые трубки. Я нахожу наше с Игорем сотрудничество очень продуктивным. Спасибо, что нас познакомил.

- Да, пожалуйста, - отозвался Ваймс. – Не могу я запомнить эти трубки, - пожаловался он.

- Не бери в голову, ваша светлость, - успокоил его Чудакулли. – Я всё запомнил, - и принялся оптимистично перечислять: - В красную заливаешь суп, синюю – не трогать, из жёлтой выливается… Что-то случилось, ваша светлость? – заметив выражение лица командора, обратился к нему Архиканцлер.

- Просто думал, что будь Карцер в сознании, все эти трубки оказались бы у вас… - не договорив, Ваймс хмыкнул.

- Люди неблагодарные существа, - философски пожал плечами Газон, удивив Ваймса тем, что практически процитировал Боггиса.

- … И, тем не менее, следует относиться к ним по-человечески, - сказал лорд Витинари.

Ваймс резко обернулся. Ну конечно! И с чего это он решил, что патриций не узнает?

- Интересное решение – отправить господина Карцера на родину Универсального Армейского Ланкрского Ножа, - заметил патриций, выступая из тени, и заглядывая в гамак, привязанный между двух мётел.

Ваймс впился взглядом в невозмутимое лицо Витинари, разглядывающего Карцера, лежащего в гамаке.

- Сэр, - обратился к правителю командор, - когда вы тогда вечером пришли на кладбище Мелких Богов, вы его пытались защищать от меня или меня от него?

- Командор, это ваша прерогатива Защищать. А я всего лишь прогуливался… неподалёку.

- В таком месте, в такое время?

Не отвечая, Витинари понял свою трость, и набалдашником чуть повернул голову Карцера на бок.

- Мне всегда хотелось узнать, - сказал он, - что находится в этой голове?

- Что в голове? – ухмыльнулся Ваймс. – Тресните тростью посильнее и увидите серую кашу, как и у всех.

- Вот именно, как и у всех, - откликнулся патриций, и посмотрел Ваймсу прямо в глаза.

Добавлено: Tue Feb 14, 2012 9:42 am     Заголовок сообщения:

16. Ноша

…Не по плечу это бремя,
бремя тревог и потерь.




Ненавижу летать, думал Ваймс, изо всех сил цепляясь за помело. С какого распроклятого рожна его дёрнуло согласиться на аферу, предложенную Чудакулли? Он покосился на Архиканцлера. Тот с восторгом вопил что-то, что Ваймсу всё равно не удавалось расслышать в шуме ветра. Командор зажмурился, от архиканцлерого энтузиазма его замутило ещё больше. И красоты горного Ланкра, простиравшегося внизу, ничуть не занимали его.

Чёртов Витинари! С этим его «относиться по-человечески». И к кому?! К Карцеру! Который и не человек вовсе… Тут командор протянул руку и с беспокойством проверил: здесь ли ещё Карцер. Они обмотали преступника несколькими одеялами и обложили бутылками с горячей водой. Но вода всё равно быстро остывала, так что было необходимо периодически останавливаться и нагревать её.

«Дети, - обмолвился Чудакулли на одной из таких остановок, - если не дать им то, что положено, они возьмут сами, когда вырастут».

«И это будет, скорее всего, преступлением», - добавил про себя Ваймс.

Командор всё не мог забыть показанных ему Боггисом детей за решёткой. А ведь это не самый худший вариант для них. Если вспомнить те маленькие скелеты, - услужливо подсказала память. Ну, а если вырастут и будут такие же, как Карцер? Непонятно, что хуже. Проклятье! До Ваймса вдруг дошло, почему ему захотелось извиниться перед Карцером на другой день после его ареста. Дети ведь не сорная трава: что вложишь в ребёнка, то и получишь. Человек, обычно, о таком не задумается без особой необходимости. Для Сэма Ваймса такая необходимость появилась, когда они с Сибиллой родили ребёнка. Нет, конечно маленький Сэм будет в порядке… А те дети в карцере гильдии Воров? И не сказать, что командор Стражи ничего такого не знал.

Ваймс вспомнил слова Метельщика: «…если юный Сэм Ваймс не пройдет ускоренного курса фундаментального служения правопорядку под руководством порядочного человека, вроде вас…». А ведь именно он, тридцатилетней давности встал тогда пред алым от ярости командорским взором, заставив Ваймса опустить меч. Потому что Сэм Ваймс встретил своего хорошего человека… а Карцер… так и останется жертвой обстоятельств, несчастным человеком со сломанной судьбой? Ведь стоит человеку сломаться, ломается всё… до чего этот человек сможет дотянуться.

Хотел сделать мир чище, сэр Самуэль? Как? Убив Карцера? Люди не могут брать закон в свои руки. Но такие вещи происходят сами собой. Вот Карцер и взял, когда защищался, и такая защита в какой-то момент переросла в неприкрытую агрессию. Поэтому им заинтересовалась Стража. А внимание Стражи, это, как ни крути, всё же внимание. Ваймс отлично помнил, как Карцеру хотелось поговорить. Все хотят внимания. И, видят боги, он уделил Карцеру внимание сполна. Сделал для него всё, что мог. Большего для него и родная мама не сделала бы. Только вот… Этого всё равно недостаточно. Командор чувствовал это подсознательно, даже не понимая тогда, за что извиняется. Утешало одно: Карцер тоже этого не понял.

Те дети за решеткой… Всех же домой не перетаскаешь. Такого как Карцер, точно никто домой не возьмёт.

Я вижу твой дом отсюда…

А я твой – нет. Потому что у тебя нет дома. То бишь, терять нечего. И ничего не жаль, включая собственную жизнь.

В этот момент облака расступились и Ваймс увидел внизу кособокий домишко, из тех, что рисуют в детской книжке.

Перед домиком их ждали две пожилые леди. И высокая и тощая, обращаясь к низенькой и толстой, говорила в этот момент:

- У нас в Ланкре есть создания пострашнее, чем этот ихний Карцер. Я про твоего кота, Гита.

- Эй! – возмутилась толстушка.

- И что это за «Карцер»? - прищурилась высокая. - Это имя такое? Не, так дело не пойдёт! Он человек, так пускай у него будет человечье имя… - она на секунду задумалась. – Тепереча его будут звать… - и поскольку миры разделяет перегородка не тоньше паутинки, что-то да просочилось: - Джек*.

- Моё почтение, госпожа Ягг! Эсме, отлично выглядишь, - Чудакулли спрыгнул с метлы и, широко разведя руки в стороны, двинулся к тощей даме. За его спиной командор Ваймс, слегка ошалев от свежего горного воздуха, полу-сполз полу-свалился с помела.

- Эсме, ты ничуть не изменилась с нашей последней встречи, - радостно пробасил волшебник, предприняв попытку заключить оную даму в объятия. За что был немедленно шлёпнут по рукам. – Всё такая же колючая, - потирая шлёпнутую руку, посетовал он.

- А ты всё такой же романтичный дурак, - парировала Эсме. – Показывай, что привёз, - и решительно прошагала к гамаку, привязанному под мётлами.

Названная госпожой Ягг толстушка сочувственно кивнула Чудакулли и засеменила следом за Эсме, которая добравшись до мётел, уже заглянула в гамак, и теперь путалась в одеялах и бутылках, докапываясь до Карцера.

- И только с ёжиком вышел прокол… - задумчиво пробормотала она, разглядывая утыканного трубками Карцера.

- Эсме!.. – с шокированным видом всплеснула руками госпожа Ягг.

- Повытаскивай-ка из него все эти трубки, Наверн, - велела высокая дама.

Чудакулли, усмехнувшись, принялся за дело.

Командор с трудом принял вертикальное положение и поймал пронзительный взгляд тощей дамы.

- Это командор Ваймс из Городской Стражи Анк-Морпорка, - поспешил представить его Чудакулли.

Ваймс вежливо прикоснулся кончиками пальцев к своему шлему. Мама приучила его быть вежливой с дамами. А поза и манеры высокой живо напомнили командору его собственную мать.

Это явно понравилось обеим дамам. Низенькая заулыбалась, а высокая удовлетворённо кивнула.

- Я Эсме Ветровоск, - сказала она, церемонно поклонившись, - можешь называть меня Матушка.

- Гита Ягг, - представилась низенькая, - все кличут меня Нянюшкой.

- Мы ведьмы, - сообщила Матушка деловым тоном. - А это ваш преступник? – она потыкала гамак, плавно закачавшийся от её движения.

- Убивец, - неприязненно прошипела Нянюшка, вызвав у командора тёплые чувства.

- Всё верно, - на твёрдой земле Ваймсу стало значительно легче. Только б они не начали спрашивать, какого рожна они притащили убийцу в их тихий край.

- Ну и зачем ты привёз его нам? – выступила Нянюшка разрушителем надежд.

«Выручай, господин де Словв», - подумал Ваймс, вручая ей последний выпуск «Таймс».

- Ну, так и чего с того, что он не убивает женщин и дитёв? – прочтя статью о суде, заявила Нянюшка. – Эдак мы без мужчинок останемся, это ни в какие ворота не лезет!

- В твои ворота точно не лезет, Гита, - пихнув Нянюшку в бок, буркнула Матушка. И кивнула Ваймсу: - Я его беру.

Ваймс уставился на неё, не веря собственным ушам, и в то же время, ощущая то облегчение, что сопутствует перекладыванию проблемы с больной головы на здоровую.

- Гита, принеси одеяло, что я приготовила. И поставь чайник, - распоряжалась Матушка. – Вот что, тащите-ка его в сарай.

- Неужели ты будешь держать человека в сарае? – огорчился Чудакулли, и покачал гамак Карцера как люльку. Хотя, по мнению Ваймса, Карцер и сарая не заслуживал.

- Перестань сентиментальничать, - рявкнула Матушка. – Когда у меня было время приготовить комнату? Твоё семафорное сообщение не на много вас опередило. И у меня отличный сарай. Козам в нём очень уютно. По всякому, они никогда не жаловались, - добавила она.

Сарай был, и правда, неплохой. Отличный сарай. Ну, да, пара досок отвалилась, а остальные держались на честном слове. И зазор между земляным полом и дверью вполне мог служить дополнительным входом, но козы в него всё равно вылезти не смогли бы – рога мешали.

Поместив на сеновале предварительно замотанного в большое и бесформенное лоскутное одеяло Карцера, ведьмы и их гости отправились в дом пить чай.

- Ты вот, что, - сказала Матушка Ваймсу, пока Нянюшка хлопотала на кухне. – Ты правильно сделал, что привёз его сюда. Не слушай мою подругу, она просто клуша. Иногда случается такое, с чем одному не справится, - старая леди ободряюще похлопала командора по плечу костлявой рукой. – Езжай домой.

- Его должны были повесить, - предупредил Ваймс. Просто не мог об этом умолчать.

Но в улыбке пожилой леди было столько… железа, что Ваймс понял – Карцеру, даже со всеми его ножами, с ней не сладить.

___________
Примечание:
* В честь Потрошителя.

Добавлено: Sat Feb 18, 2012 7:30 pm     Заголовок сообщения:

17. Пробуждение

Живые, вставай-подымайся,
будь счастлив, кто снова живой,
на первый-второй рассчитайся,
ряды поредевшие сдвой.

Чисты ваши тонкие руки,
ясна ваших глаз синева,
цена за минувшие муки
ничтожна, как дым и трава.




Выпроводив гостей, Матушка Ветровоск зашла в сарай и остановилась над Карцером. Ей приходилось возвращать людей к жизни. Но тут вопрос был: захочет ли он сам вернуться? Есть такие упрямые люди.

Как поняла Матушка из газеты и ваймсова рассказа, основная причина, побудившая Карцера предпринять попытку самоубийства, была та, что никому никогда не удавалось заставить этого человека делать то, что он не хочет. А таковые попытки, судя по многочисленным старым шрамам, неоднократно имели место быть. «Моё тело – это только моё дело, - читалось в этих шрамах. - Хотите меня повесить? А вот вам всем! О своём теле решения принимаю только я сам». Только вот, он явно не рассчитал, что может выжить. Значит, предстоит много работы.

Она чиркнула спичкой, зажигая свечу. Её свет будет путеводным маяком, потому как Матушка намеривалась отправиться туда, откуда мало кто может вернуться.


***


В мире Смерти Карцер стоял посреди пшеничного поля, и волны спелых колосьев колыхались вокруг него, подчиняясь неощутимому ветру.

- УРОЖАЙ ВАЖЕН, - сказал ему Смерть.

Но Карцеру было сложно смириться.

- Зачем ты привёл меня сюда? В конце концов, я тот, кто мнёт колосья…

- СКОРЕЕ ТОТ, КТО ВЫДИРАЕТ ИХ С КОРНЕМ, - поправил Смерть. Он наклонился и сорвал колосок. – НО ВЗГЛЯНИ, НЕКОТОРЫЕ КОЛОСЬЯ ПОРАЖЕНЫ СПОРЫНЬЁЙ.

- Некоторые, но не все, - возразил Карцер, вспомнив суд.

- ВЕРНО. НО СПРАВЕДЛИВОСТИ НЕТ. ЕСТЬ ТОЛЬКО Я.

Множество жизней-колосьев казались золотистым светом. Кощунственно было даже помыслить об их уничтожении. В сознании как будто зажгли свечу.

И в этот, редкий для Карцера момент прозрения, в чёрном небе мира Смерти внезапно появилась совершенно тривиальная дверь. Деревянная, покрытая облупившейся серой краской, и даже чуток скрипучая.

Дверь открылась, и оттуда выглянула худая носатая старуха. Окинув пронзительными синими глазами окружающую действительность, и кивнув Смерти как старому знакомому, она обратилась к Карцеру, открывшему от изумления рот.

- Хорошо тебе тут? - осведомилась старуха. – Тепло, светло и мухи не кусают?

- Что? - карцерово прозрение, не выдержав зрелища старой тётки в небе, растаяло, не успев оформится в связную мысль.

- Я понимаю, что отсюда не хочется уходить, - терпеливо пояснила она. - Но я могу вернуть тебя обратно в мир живых прямо сейчас.

- А, - не без ехидства «припомнил» Карцер, - ты о том самом мире, где меня ждёт виселица?

- Точно, - подтвердила старуха. И протянула руку. - Или иди сюда, или оставайся.

Карцер посмотрел на протянутую ему руку – никто никогда не подавал ему руки. Проигнорировать такое? Он повернулся к Смерти.

- МЫ ВСТРЕТИМСЯ В КОНЦЕ ТВОЕГО ПУТИ, - пообещал Смерть.

- Да, спасибо, что напомнил, - поморщился Карцер. – Не верь, если тебе будут говорить, что ты плохой собеседник, - и ухмыльнулся ему.

Затем вцепился в старухину руку и начал падать в небо.

Падать было неприятно. Карцера замутило. Ни верха, ни низа, лишь пустота и холод. Только тепло человеческой руки не давало ему «потеряться».

- Возвращаться всегда тяжело, - сказала ему Матушка.

Карцер скорчился на полинялом лоскутном одеяле. Боль вспомнила о его существовании, и хлынула в его тело, неприятнейшим образом напомнив, что он, к сожалению, ещё не умер.

- Выпей это, - ему в лицо ткнулся край чашки. Небезопасный трюк, ибо на такие действия у Карцера всегда было готово противодействие.

Неопределённость – неуверенность – агрессия. Вот что служило лейтмотивом поведения Карцера.

Неопределённость его места в мире прождала неуверенность. Родившийся в карцере, и проведший свою жизнь в тюрьмах, он, тем не менее, смутно подозревал, что не там должно быть место человека. Агрессия же была его способом реагировать на окружающий мир, состоящий, в основном, из решёток.

Карцер открыл глаза, и уставился в лицо Матушки Ветровоск испытывающим взглядом, решая, можно ли ей доверять. И пока он этого не решил, глоток из чашки он так и не сделал. Матушка терпеливо ждала, стараясь не делать резких движений. Нянюшка Ягг, знавшая её всю жизнь, поразилась бы непривычно мягкому матушкиному выражению лица. Наконец, Карцер нашел, что искал в лице Матушки и решился отпить из чашки.


***

Матушка просидела с раненым всю ночь, а под утро её позвали в соседнюю деревеньку, где пала корова.

- Хорошая была корова, - бурчал коровий владелец, кровельщик Ткач. – Удойная, смирная…

- Да уж, помню, - ехидно встрял его сосед, ткач Пекарь. – Такая была вреднющаяя, как-то тебя самого рогом чуть не подвесила за погремушки.

Матушка Ветровоск переводила взгляд с одного соседа на другого. Падёж скота это всегда событие, на которое сбегаются посмотреть всей деревней. Это уж как их укипаловкой не пои. И ведьма, в таком представлении, зачастую играет центральную роль. Сперва деревенские припомнят все смешные, глупые и травматичные случаи с этой коровой. Причём хозяева упомянутой скотины, поминают только положительные стороны владения данной коровой, игнорируя отрицательные. Потом пойдёт ритуальная перепалка деревенских, возможно с руко-, коромысло-, или ведроприкладством. Ведьме в таком случае достаётся роль арбитра. И обычно Матушка вволю оттягивалась на таких событиях. Но сегодня с недосыпа, ей было совершенно влом выслушивать всю эту галиматью.

- Вот что, - возлагая длань на бурый коровий бок, изрекла Матушка драматичным голосом, - эта корова померла от... – крошечная заминка, кто не знал, не догадался бы, когда подходящая выдумка приходила на ум: - … крошевовздрагивавшего пандекотита.

Несуразное название произвело должный эффект на неграмотных деревенских, выразивших своё восхищение и ужас дружным ахом.

- Поэтому мне надо взять образцы мяса, - продолжила не чуждая практицизма Матушка. – Чтобы узнать, не ядовито ли оно. Рёбрышки подойдут. И задняя часть – в ней, обычно, самый яд, - добавила она, мрачно понижая голос.

- У вас-то ведь теперь живёт убийца из самого Анкморпорха, - почтительно припомнил хозяин коровы, - так стал быть, две порции надо?


***


Карцер проснулся около полудня с привычной уже болью в повреждённых руке и колене, и непривычным ощущением, что его кто-то ест. Повернув голову, он встретился глазами с одной из матушкиных коз.

Коза жевала его куртку, с лёгким интересом наблюдая за встающим из сена человеком. Две другие козы жевали штаны и ботинки Карцера. Таковы козы, если в сарае оставить что-либо несъедобное, оно непременно окажется в желудке козы.

Но не таков был Карцер, чтобы его можно было безнаказанно съесть. Убийца сузил глаза.


***


Путь до дома с частью коровьей туши, сложенной в тачку, занял какое-то время. И домой Матушка попала уже после полудня.

В сарае она глянула на мирно спавшего на своём месте Карцера, и внимательно осмотрела подкоп под дверью. Коз в сарае не было.

Вернувшись в дом, Матушка сделала чай, принесла чашку спящему Карцеру и пошла искать коз. А найдя, ей пришлось долго уговаривать их слезть с дерева.


***


Проснувшись, Карцер спросонья влез незажившей рукой в чашку ещё тёплого чая. Значит, добрая тётенька приходила сюда. Козы пугливо сгрудились в противоположном углу, подальше от неприветливого постояльца. Карцер не обратил внимания на их испуг. Он прикончил остатки чая, и высунул нос из своего убежища. Скучно сидеть в сарае. А козы неплохая компания, пока они не начинают жевать твою одежду.

Из дома выглянула давешняя старуха.

- Иди-ка сюда, - позвала она. – Да, и чашку принеси.

Карцер вернулся за чашкой, вызвав панику среди коз, и приволакивая ногу, с заключённым в лубок коленом, полудохромал, полудопрыгал до домика. Где носатая старуха в кухне перед очагом отбивала большие куски посыпанного солью мяса.

- Меня звать Эсмеральда Ветровоск, - представилась старуха. – Подай-ка перец. Я тутошняя ведьма, - тут она покосилась на Карцера, пытаясь определить его реакцию, каковой, впрочем не последовало, так как ведьм в тюрьмах не водилось, и он не знал как на них реагировать. - Так ты убийца?

Вопрос, прямо сказать, не из простых. Зато выбор прост: лги и медленно умирай или скажи правду, и тебя казнят. При чём, проделают это оперативно. Карцер в таких случаях обычно делал невинную мину, и претворялся, что не понимает не то чтобы сути вопроса, но и сам язык обращения.

Неопределяемое чувство, не дававшее Карцеру прикончить Ваймса и заставившее его поверить этой незнакомой старухе, повернуло его лицом к своей проблеме. Ну, да вопрос не из приятных. Но эта тётка всю ночь держала его за руку, пока он корчился от боли. Для человека очень тяжело, когда нельзя прикоснуться. А Карцер так охранял свои личностные границы, что прикосновение стало для него табу.

Матушка терпеливо ждала. Для переживших насилие восстановление отношений – самая сложная часть прощения.

Карцер открыл рот, но вовремя вспомнил, что языка нынче у него нет. Тогда он просто кивнул. Большое достижение для человека, по инерции отрицавшего свои преступления.


*Писано под раммштайновский Майн Тайль*

Добавлено: Sat Feb 25, 2012 10:18 am     Заголовок сообщения:

18. Испытание

Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя.
Чего не заработал - не проси.
Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя
всего вершок - попробуй укуси.




Матушка сунула в руки Карцера миску перловой крупы.

- Порченные убираешь, целые оставляешь, - проинструктировала она. – До обеда, - попрощалась старая ведьма и отбыла в неизвестном Карцеру направлении.

Её вызвали в деревушку Локоть Скрипача. Перелом руки, как ни парадоксально, у рухнувшего с крыши Джоза… гм… Скрипача – что? популярная фамилия в тех краях. Джоз, правда, был полностью лишен музыкального слуха, и зарабатывал на жизнь выращивая овёс.

- Ой, - Джозу больно уже не было, он переживал за сахар. Матушка закончила с обработкой его руки и теперь представляла серьёзную угрозу для фарфоровой в голубых цветочках сахарницы. А точнее, для её содержимого. Потому что фермерские жёны, славящиеся своим гостеприимством и вкусными пирогами, очень следили за своей репутацией отличных хозяек. А кто был высшей инстанцией и главным арбитром в данном вопросе, как не местная ведьма?


***


Карцер уставился на крупу в миске. Матушка поручила ему несложную работёнку, чтоб не хандрил. Но хандрить он как-то и не сбирался. Во владениях Смерти его сильно переклинило, это правда. Ну, а сейчас начало отпускать.

Для таких как Карцер вовсе не характерно было предаваться рефлексии. Начнёшь поминать былое, кто-нибудь подкрадётся, и снесёт задумчивую башку. Здесь, в Ланкре, было очень даже не плохо. Вот уже почти сутки никто не пытался его убить. Это было так странно. Так что уходить он не хотел. Кормят мясом, спи сколько влезет, целый сарай к его услугам, а козы при его приближении норовят закопаться в землю – опять же, развлечение.

А вот найти развлечение в ковырянии какой-то крупы?.. Карцер честно пытался. Он рассыпал перловку по земле, устроив несанкционированный праздник для пернатых со всей округи.


***


Матушка, с трудом лавируя нагруженной тачкой, допетляла до своего дома. Что поделать, когда люди дают ей всякую всячину. Ну, не выбрасывать же пироги, там, всякие, масло, кексы. Короче, весь чайный стол, разве только без чайника и чайных чашек, они бы всё равно не доехали бы целыми по всем этим колдобинам. Зато с большим мешком овса – щедрым даром от Джоза Скрипача.

Карцер встретил её с пустой миской и скорчил такую физиономию, что, мол, бросили, не кормят. Разумеется, Матушка не поддалась на подобную провокацию.

- Ну, и куда перловку дел?

Карцер живо изобразил на своём подвижном лице: «Какую перловку?», но видя, как Матушка сложила руки на груди, поспешно ткнул в обожравшуюся птицу, не успевшую уползти в кусты, мол, это он. Переевший голубь, покачиваясь, прищурился на ведьму и кувыркнулся на бок, обессиленно перебирая лапками. Матушка Ветровоск перевела горящий взгляд с полудохлой птицы на Карцера, умудрившегося принять самый невинный вид.

- Птичек кормишь? Хороший мальчик.


***


Матушка разбудила его на следующее утро:

- Поднимайся, мы идём в гости.

Доковылять до городка было непросто. Карцер был крепким молодым оболтусом, но как-то не привык обходиться одной здоровой ногой. Так что, он изрядно выдохся, когда они с Матушкой добрались до пряничного дома Нянюшки Ягг.

Открывшая дверь низенькая толстая старушка походила на порядком слежавшееся, но всё ещё румяное яблочко. Вот только выражение её лица стало отнюдь не яблочным, едва она увидела Карцера.

- Эсме ты притащила его в мой дом? О чём ты думала?! – прошипела она, оттащив подругу в кухню, когда Карцер, следуя весьма неохотному приглашению, похромал в комнату.

- А мы не к тебе пришли, Гита, - невозмутимо ответствовала Матушка, оглядываясь по сторонам. – Где твой кот?

Нянюшка понимающе заухмылялась. Увидев в своём доме мерзавца разбойного вида, Грибо вполне мог принять его за конкурента.

- А тебя не волнует, что твой… постоялец может пострадать?

- Хм?.. – несколько рассеянно откликнулась Матушка. – Вовсе не обязательно.

Шагнув в комнату, Карцер словно оказался в лавке оголтелого продавца безделушек. Со всех плоских поверхностей на него взирали до омерзения счастливые физиономии разнообразных фарфоровых гномиков, плюшевых игрушек и абсолютно не отличающихся от них люди с иконографий. Определив лучшее место в комнате – кресло, Карцер похромал к нему и плюхнулся на него. Тут же, как по волшебству, будто место на кресле активизировало некую сигнализацию, в дверном проёме показался огромный толстый котяра.

Грибо нацелил на человека, посмевшего сесть в его кресло, единственное око, светящееся злокозненным интересом, боднул головой дверь и угрожающе мявкнул. Его хвост бешено хлестал по бокам.

Однако человек в кресле никогда не воевал с кошками, и не понимал, насколько они могут быть опасны. Посмотрев на «киску», Карцер зевнул, и, поудобнее устроившись в кресле, закрыл глаза.

В кухне Матушка Ветровоск чопорно присела на краешек стула и приняла выжидательный вид, как гость, хоть и пришедший незваным, всё же не собирающийся уйти без угощения.

- Что ты хочешь, Эсме? – вздохнула Нянюшка Ягг.

- Чаю, - ответила Матушка и принюхалась: - Печеньки? - все ведьмы отлично чуют свежую выпечку, и приходят всегда к чаю.

Грибо вальяжно подошел к человеку и потёрся о его ноги – выражая этим своё презрение на кошачьем языке жестов. Мол, ты здесь только для мебели. Но правда была в том, что кошки Карцера не интересовали.

Заглянув в комнату, ведьмы увидели сидящего на персональном кресле нянюшкиного кота Карцера. Грибо возлежал на его коленях, громко мурлыкая. В оттенках мурчания слышалось раздражение, передние лапы с острыми когтями, поочерёдно сжимались и разжимались, портя одежду Карцера, а единственный жёлтый глаз Грибо, лениво жмурясь, вспыхивал порой адским пламенем. Но Грибо был гораздо умнее матушкиных коз, и понимал, что человек, позволивший запрыгнуть себе на колени, хоть и не задира, но способен пойти до конца. И конец этот вполне мог закончиться для Грибо маленькой трогательной могилкой в палисаднике нянюшкиного домика, при кошачьей попытке написать на карцеровы штаны, к примеру.

Нянюшка Ягг мрачно понаблюдав за идиллической картинкой, вернулась обратно в кухню, где Матушка, уже вовсю угощалась выпечкой.

- И всё-таки не понимаю, Эсме, - буркнула Нянюшка, - как ты могла привести убивца в дом, где дети бывают. Это я к тому – что вдруг ко мне б внуки пришли?

- Я очень рассчитывала на твоих внуков, Гита, - Матушка Ветровоск считала маленьких Яггов чем-то вроде биологического оружия. – Но, так как их нет, пришлось довольствоваться твоим котом.

- Может Грибо приболел? – с беспокойством пробормотала Нянюшка. Она снова выглянула в комнату: картина не поменялась. – Чего ты добиваешься, Эсме?

- Сама знаешь, - невозмутимо прихлёбывая чай, ответила Матушка Ветровоск. – Бросаешь на горячую сковородку, и смотришь, что будет, - откусила печенюшку. Неторопливо прожевала. Взяла вторую и добавила: – А кот-то твой оплошал, - и ухмыльнулась.

Добавлено: Mon Mar 05, 2012 5:29 am     Заголовок сообщения:

19. Ограничение

Весь мир устроен из ограничений,
чтобы от счастья не сойти с ума.




Тёплым летним вечерком Матушка сидела на крылечке собственного дома и ощипывала голубя, издохшего от обжорства. И всё благодаря несанкционированному пиру, устроенному Карцером. Сам он лежал в сарае и старался не стонать громко.

Прогулка до городка и обратно не прошло для Карцера бесследно. Он заболел. Новое, непривычное колено воспалилось, поднялась температура. Все Матушкины ухищрения, в основном головологического характера, не помогли. И она попросила бывшую ведьму, а ныне королеву Ланкрскую Маграт посмотреть больного.


***


Королевская чета изволила завтракать. Сидя напротив друг друга, что соответствовало этикету. Но не на дальних концах длинного стола, как это бывало раньше, а за узкой его частью. На этикет ведь можно смотреть под разным углом. Так что теперь король с королевой часто неловко стукались коленками, зато разговаривая не надо было кричать через весь зал.

- Королевский омлет, - возвестил Шон Ягг, плюхнув перед королевской четой блюдо. Дворецкий господин Пыжкинс, слёг с приступом подагры, и Шон временно замещал его, то есть, «дворецевал», а ещё замещал лакея, которого никогда не было, и называлось это «лакеровать». – И королевская почта, - добавил он, лакировко подсовывая почтисеребряный поднос под королевские носы.

Король и королева опустили взгляд с парика, вращающегося на голове Шона, на «королевский омлет». На самом деле это был обычный омлет, но зачем-то вырезанный в форме короны. Маграт тайком передала мужу под столом совершенно плебейский кусок хлеба и варёное яйцо, но так, чтобы Шон не увидел. Поскольку он всегда огорчался, если королевская чета не ела «королевскую пищу».

Пока король храбро тыкал омлет вилкой, его жена занялась почтой, состоящей из одного письма. Точнее, сложенной вчетверо бумажки, на которой значилось: «Водворес коралеве Маграт от Матушки Витровоск Дивицы Ветьмы». Получить от Матушки сообщение, даже и принесённое Шоном Яггом, исполняющим на данный момент ещё и обязанности почтальона, для Маграт было слегка… необычным. Всё что нужно было сообщить, обычно передавалось в устной форме. Ведь бумага в горах была редкостью. Послание гласило: «Приди комне Нужна помосчь Чиловек заболнел».

- Это ведь тот убийца из Анк-Морпорка, о котором в газете писали? – «Таймс» таки добралась и до Ланкра, с некоторым опозданием, правда. – Мне обязательно идти туда? – Маграт как-то без восторга восприняла послание Матушки.

Её супруг на мгновение перестал мученически хрустеть попавшей в омлет скорлупой, и прочёл письмо.

- Ты ведь королева, - для Веренса II нужды поданных всегда были на первом месте. Второе место занимало убеждение, что ведьмы знают, что делают. В конце концов, именно они посадили его на трон. А Матушка занимала в этом списке место всяко впереди первого. – Шон может сопровождать тебя в качестве охраны.

- Так точно, госпожа королева, - Шон, он же единственный солдат регулярной армии Ланкра, вытянувшись в струнку, отдал честь, - я пойду с вами. Только вот сниму почтальонскую сумку, и найду шлем. Куда-то он опять подевался.

- Он в детской, Шон,- ответила Маграт. – Маленькая Эсме купала в нём свою куклу. Так что, сперва вылей из него воду, прежде чем наденешь себе на голову.

- Спасибо, госпожа королева. А мне взять меч или алебарду? Или, может, и то и другое? Так будет куда солиднее.

- Ох, Шон, - поморщился Веренс. – Возьми что-нибудь одно. А то ты всегда наступаешь на древко алебарды и запутываешься в ножнах.

- И идёшь медленно потому, что всегда норовишь таскать с собой весь свой арсенал, - добавила Маграт. Но видя приунывшего Шона, пожалела о своих словах: - Ну, хорошо, только не хнычь. Ты наша охрана, значит выбор оружия только за тобой, - утешила она.

- Возьму алебарду, - возликовал воспарявший духом Шон.

- Но фанфары оставь, - потребовала Маграт.

- Без фанфар нельзя, госпожа королева, - тут же упёрся Шон. Он как раз выучил новый пассаж из «Менуэта розового слона», и теперь ему не терпелось пустить в ход новоприобретённое умение.

- Боюсь, Шон, что фанфары понадобятся мне здесь, - пришёл на выручку король, в ответ на умоляющий взгляд Маграт. – Сегодня прибывает посольство с Медной горы.

- Так точно, ваше величество, - разумеется Шона огорчила невозможность применить фанфары, но против важности посольства возразить было нечего.

Маграт и Веренс незаметно переглянулись и вздохнули. Иногда энтузиазм Шона был несколько утомителен.


***


Матушка подняла голову от бренной голубиной, и уже почти голой, тушки у себя в руках и увидела королевскую процессию. Впереди шла королева Маграт, за ней, цепляясь за её юбку, семенила двухлетняя принцесса Эсмеральда Маргарет Внимание Орфография. Шествие замыкал бряцающий Шон Ягг, увешанный разнообразным оружием, и волочивший за собой внушительного вида алебарду.

Оглядев процессию, Матушка кивнула всем:

- Он в сарае, - сказала она вместо приветствия.

Принцесса Эсмеральда тут же кинулась к Матушке с воплем: «пёрышки». На земле вокруг нашлось немало сизых перьев – игрушек в Ланкре было немного. Или много. Смотря, что считать игрушками. Для маленькой Эсме на данном этапе её жизнедеятельности ВСЁ было игрушками.

Маграт подкралась к сараю и осторожно заглянула внутрь. Преступник спал на ворохе сена, укрытый старым лоскутным одеялом. Решив, что спящий убийца гораздо безопаснее бодрствующего, Маграт осторожно и тихо подобралась поближе, чтобы осмотреть больного.

Карцеру только удалось задремать, как на него внезапно напала тощая блондинка, а краснощёкий молодой человек, сунувшись в дверь сарая, заорал дурным голосом:

- Её величество королева Маграаат!

Карцер сбросил себя блондинку и отполз подальше, не совсем понимая, что нужно делать, когда блондинки атакуют.

Восстав из вороха соломы, блондинка, обиженно надула губы.

- Матушка!.. – прохныкала она.

Немедленно явившись на зов, Матушка Ветровоск, мгновенно изучив обстановку, наградила подзатыльником краснощёкого молодца, ободряюще похлопала по руке блондинку, и шикнула на Карцера:

- Тихо, - указала на блондинку. – Маграт раньше была ведьмой, а теперь она наша королева, - добавила она тоном «вот до чего деваха докатилась». - Так что она тебя полечит. Лежи и не двигайся, - предупредила Матушка. – А это младший сын Гиты Ягг, мы вчера у неё были, - представила она смущенно переминающийся с ноги на ногу краснощёкий экспонат номер два.

Постаравшись поскорее закончить осмотр, Маграт выбралась из сарая, а Карцер, тоже с трудом выдержав это испытание, спрятался под одеялом с головой. Шон бдительно торчал у двери, стукаясь алебардой о низкую притолоку.

В домике Матушка наливала воду в котелок.

- Он не говорит? – Маграт принялась выгружать из котомки лекарственные травы.

- Прокусил себе язык, - ответила Матушка.

- Ах, да, - вспомнила Маграт. – Читала в газете, - фраза «зачем ты взяла его» повисла в воздухе, переливаясь всеми красками, как неоновая вывеска.

Но так как Маграт не отважилась её озвучить, Матушка не потрудилась на неё отвечать.

Шон напряженно всматривался в неподвижные складки лоскутного одеяла, на случай если они предпримут внезапную атаку. Он тоже прочёл газету. И теперь гадал, какое оружие из захваченного с собой сейчас придётся применить на практике.

Мимо Шона прошла маленькая Эсме.

Одеяло пошевелилось, Карцер выглянул из одеяла и посмотрел на Шона.

Шон удрал.

Эсме помнила, что в сарае были козочки. А теперь их не было. Но зато было интересное одеяло из разноцветных лоскутков.

Почувствовав, что по нему что-то карабкается, Карцер откинул край одеяла и увидел блондинистое дитя.

Шон заглянул в кухню и открыл рот, но сказать ничего не успел. Потому что в этот момент раздался громкий визг маленькой Эсме.

Первым в сарае оказался Шон, и он увидел преступника. Влетевшая следом Маграт тоже увидела преступника и Шона, со всей дури опускавшего на него свою алебарду. Железная часть которой, правда, тут же накрепко засела в притолоке, зато ея деревянная часть, завершая замах, вполне себе благополучно добралась до того преступника… и разлетелась в щепки от соприкосновения с его плечом и вскинутой рукой. Доказав, тем самым, что человек достаточно твёрдая субстанция, а вот оружейные древки надо время от времени заменять.

Карцер вскинул глаза на вошедших, и разогнулся, открыв принцессу. Малышка Эсме, ковырявшаяся в соломе, повернулась к матери, и радостно пропищала:

- Мама, смотри – улитка, - и показала на ладошке улитку.



***


- Как ты мог оставить принцессу одну, Шон Ягг?! – бушевала Нянюшка Ягг. - Почему ты ушел?!

- Он на меня посмотрел!..

- Бойся, как бы я на тебя не посмотрела, Шон Ягг! - рявкнула Нянюшка. - Моя ненаглядная! – замурлыкала она тут же, повернувшись к маленькой Эсме. – Где-то у меня была конфетка…

- Она мне даже ничего не сказала, - потрясённо прошептала Маграт. Она сидела за кухонным столом Нянюшки, вцепившись в кружку с чаем обеими руками.

- Эсме могла специально это подстроить, - хмуро буркнула Нянюшка.

- Но зачем! – одновременно воскликнули Маграт и Шон.

- Ну, испытать вас, - пожала плечами Нянюшка. – Его, себя…

- Мама, ещё конфетку! – потребовала Эсме.

- Конечно, моя сладенькая, - Нянюшка тотчас выудила из своего кармана конфету.

- Эсме, сладкое вредно для зубов, - Маграт перехватила конфету и машинально отправила себе в рот. – Матушка хотела так показать, что… как там, в газете?..

- «Ни женщин, ни детей», госпожа королева, - подсказал Шон.

- Может, не такой он опасный… - с сомнением изрекла Маграт, чьи ещё не потерянные ведьмовские инстинкты кричали об обратном.

- Ага, - фыркнула Нянюшка, - может, Эсме положительно повлияет на него и он изменит свой образ жизни… Ха! Видели мы таких. Шон.

- Да, мама.

- Ты должен тренировать удар!


***


- Забавно, как могут быть опасны самые обычные хорошие люди, - выковыривая из руки и плеча Карцера щепки, заметила Матушка Ветровоск.

Карцер лежал, уставаясь в потолок. Матушка, следуя совету Маграт, взяла его в дом, так как в сарае ночью было холодно. Кровать одолжили Ягги. Матушка напоила его каким-то отваром, уложила в кровать, вытащила остатки алебардного древка из его руки и перебинтовала. Но он всё равно плохо себя чувствовал. А сегодняшнее знакомство с королевским домом Ланкра оказалось весьма утомительным и слегка тавматичным. Карцер повернулся к Матушке и улыбнулся.

- Правильно, не вешай нос, - Матушка похлопала его по щеке, и, склонившись к нему добавила: - Ты ведь не убежишь, потому что никогда не отказывался от схватки?

Добавлено: Sun Mar 18, 2012 7:40 am     Заголовок сообщения:

20. Уровень плохости

На новый лад судьбу не перешить.
Самодовольство – горькое блаженство.
Искусство всё простить и жажда жить –
недосягаемое совершенство.




Карцер хоть и чувствовал себя неважно, всё же не мог отлёживаться вечно. Не привык. Это только в сказках лежачего не бьют. В жизни как раз всё наоборот. Показывать свою слабость – всё равно, что выставить на аукцион собственную задницу. С другой стороны, Карцер часто так и поступал в последние годы. Нарочно, чтобы приманить любителей задниц… э-э… стоит ли упоминать последующее быстрое мелькание колюще-режущего предмета? Ну а потом, его выгоняли из очередной тюрьмы.

Из спальни наверху раздавались громовые раскаты матушкиного храпа. Карцер привык спать под любую музыку, но такие рулады даже он слышал впервые.

Решив поставить чайник, Карцер героически похромал на кухню, где его ждало полное фиаско в обращении с кухонными принадлежностями. Весьма громкое фиаско. Храп наверху затих, но тут же возобновился с новой силой.

Теоретически, кто ж не знает, как сделать чай? А вот на практике, как оказалось, исполнить это было затруднительно. Особенно для того, кто никогда этим не занимался. Пища доставлялась в тюрьме по часам, в соответствии с действующим законом, а вне тюрьмы готовая еда отнималась, минуя оный. Таков закон жизни, бытующий в мире Карцера: хочешь жить – отними эту жизнь у кого-нибудь другого. То есть, если не покажешь, что можешь убивать, тебя не будут уважать.

Карцеру никогда не доводилось не то что готовить, но и даже приближаться к плите, ну разве только для того, чтобы убить повара, но, конечно, только в том случае, если тот плохо готовил. Кроме того, трудно орудовать одной левой. Чайник ведь не зарезать надо. Дурное дело нехитрое – зарезать-то он и одной левой сподобился бы. Но с чайником это не прошло бы. Чайник, конечно, сдачи не даст. Но жесткий он. Нечуткий.

В конце концов, он просто попил из бочки для сбора дождевой воды. Затем, через некоторое время, выкашлянул маленькую лягушку. Лягушка плюхнулась в траву, проморгалась, и уставилась на Карцера, который представлялся с лягушачьей точки обзора двумя сросшимися деревами, увенчанных где-то наверху парой ноздрей. Возможно, в её маленьком мозге возникло некоторое количество ругательных мыслей. Если, конечно, она могла думать.

Матушка у себя в спальне открыла глаза, и некоторое время таращилась в потолок, стараясь избавиться от ощущения сырости, и справится с желанием жрать мух.

За дверью висела табличка «Я НИ УМИРЛА». Матушка как раз спустилась вниз, когда Карцер с тщательно выверенным потрясением на лице, показал на эту табличку.

- Я крепко сплю, - пожала плечами Матушка Ветровоск. – И, да, я ещё не умерла.

Потом обратила внимание на чайник, брошенный в очаг.

- Если хочешь поставить чайник, - Матушка нагнулась за чайником, - набери воды, - комментировала по ходу действия, - отцеди лягушек, - подчеркнула она. – А то это будет не чай, а суп… по-квирмски.

Карцер улыбнулся. Он всегда улыбался. Улыбка была его средством защиты, оружием ближнего боя, наравне с ножами. Но в данном случае, его просто рассмешил «суп по-квирмски». А вот тонкая наука чайникопостановления прошла мимо его сознания. Он просто сидел и ждал, когда его накормят. Предоставив старой женщине возню со всей этой непонятной посудой. Последняя, впрочем, тоже могла быть использована в качестве оружия. Карцер это вполне осознавал, наблюдая, как Матушка размахивает кастрюлей. По его личной оценке, Матушка Ветровоск могла быть очень опасным уличным бойцом.

Матушка, в свою очередь, тоже наблюдала за Карцером. Только лишь из тех соображений, что «за всем нужен глаз да глаз». В случае с Карцером двух обычных глаз могло и не хватить. Потому как он вполне мог оставить вас без зрения вообще. Но это не значило, что его не нужно было кормить. Большую часть своей жизни она провела в полном одиночестве, не нуждаясь ни в чьей компании. Появление типа, подобного Карцеру, для пожилой леди оказалось бы непосильным бременем, будь эта леди не Матушкой Ветровоск. Для неё он таковым не являлся. Скорее, он был глотком свежего воздуха в душном помещении.

Хотя были, конечно, свои сложности. Например, Карцер был из тех, кто во время еды сдвигает варёный лук к краю тарелки. А Матушка была из тех, кого это бесит. Ешь, что дают – считала она. И спасибо не забудь сказать. А Карцер считал: есть, что дают – собственному здоровью вредить. Ну, и пырнул ножом булочника, посмевшего слегка травануть его плесневелым хлебом. Привычка, благоприобретённая в тюрьмах: горе тому тюремщику, кто осмелится плюнуть в его баланду. Кстати, варёный лук Карцер потом всё-таки ел – порции еды в тюрьмах вовсе небыли щедрыми. Как и тот плесневелый хлеб, потому что был тогда голоден. А потом вернулся и убил булочника. Он бы и хлебопёков убил, но под конец дня кроме владельца, подсчитывающего выручку, в булочной никого не было. А привычка к выковыриванию чего-либо из миски с едой… а вдруг тюремщик нечаянно уронит туда ключ от кандалов? Или напильник. Чего только не найдёшь в миске тюремной баланды! Тараканы не в счёт.

В заключение трапезы Карцер убил чашку, преднамеренно столкнув её со стола.

- Ещё раз так сделаешь, и будешь пить чай из мыльницы, - предупредила Матушка, так как в её домике было всего три чашки.

Карцер посмотрел на неё проникновенным взглядом… и всё-таки разбил вторую чашку. Нарочно.

- Что ж, есть ещё ночной горшок, - задумчиво изрекла Матушка. – Ночной горшок у меня такой чистый, что из него чай можно пить. Я, конечно, никогда не буду этого делать, но мало ли кому что в голову придет…

Улыбка Карцера растаяла. Он смотрел на Матушку, приоткрыв рот. Такую странную угрозу он никогда ещё не слышал. Но шутка про горшок была отличная, и лицо Карцер снова озарила озорная улыбка.

- А теперь ты пойдёшь к Гите Ягг за новой чашкой, - сказала ему Матушка. – Не знаю уж, как ты уговоришь её. Она тебя не особо жалует.


***


Дохромав до городка, Карцер, разумеется, не смог найти дом Нянюшки Ягг (домишко-то её ведь такой незаметный). Зато нашел трактир (стоявший, аккурат напротив Нянюшкиного домика). Беспощадная поножовщина могла бы его утешить.

Вломившись в трактир, радостно улыбающийся Карцер жадно обвёл взглядом тех, кого через некоторое время можно будет обводить мелом.

День только начался, поэтому в трактире было немноголюдно. И люди без особого интереса покосились на него.

- А эт ещо хто?..

- Низна… - зевок, -…аю… - ленивое почёсывание.

Подобное неуважение к его знаменитой персоне Карцеру вовсе не понравилось. Расталкивая немногочисленных посетителей, хотя для этого ему надо было делать довольно большие зигзаги, он грозно похромал к барной стойке и с размаху треснул по ней кулаком, заставив подпрыгнуть всю посуду. Трактирщик с удивлением посмотрел на него.

Как Карцер и предполагал, людям не понравилось, что их толкают. Он улыбнулся, когда за его спиной прогудел обиженный бас:

- Ты чё толкаешься?

- А! – вспомнил кто-то. – Это ж тот самый убийца, про которого в газете писали…

Карцер довольно улыбался.

- И что с того? – продолжал тот же бас. – Теперь ему толкаться можно?

- Он живёт у старой Матушки, - прошептал памятливый кто-то.

После этого в трактире установилась потрясённая тишина, слышны были только жужжание мух и звук падающих капель из подтекавшего пивного бочонка.

- Я это… звиняюсь… - пробормотал бас и с шумом ломанулся вон, следом за более расторопными сельчанами.

Оставшись в одиночестве, Карцер недоумённо нахмурился, сообразив, что слава Матушки Ветровоск затмила его собственную.

Трактирщик нервно улыбнулся и толкнул к единственному посетителю кружку.

- За счёт заведения.

Но Карцеру не нужны были крохи со стола чужой славы. Он мрачно выплеснул пиво на пол и вышел, прихватив с собой кружку.


***


Сэм Ваймс знал, что городским обывателям нравятся проблемные личности, а когда они особенно злобные, публике ещё интересней, они добавляют живости в бесконечное цирковое представление, которым является уличная жизнь Анк-Морпорка. В газете на первой странице опять была иконография Карцера. В бессознательном состоянии на больничной койке. Злодей в жалком виде страха уже не вызывает.

Командор ни за что бы не признался, но он скучал… Не по Карцеру, разумеется! А по беготне по крышам, погоням, уличным дракам… Короче, да, по Карцеру. «Возможно, он и не желал мне смерти, зато пытался помешать мне себя арестовать, - думал он. - Но Карцер сам явился в конце. Витинари в чём-то прав». Хотя, Ваймс полагал, что Карцер сделал это потому, что ему некуда было идти.

Он вздохнул. Вокруг так много опасных людей… И Ваймсу хотелось бы оказаться среди них. А не идти на треклятый обед с какими-то влиятельными шишками. Он с надеждой посмотрел на маленький портативный семафор, принимающий сообщения от центрального семафора. Но сообщений не было.


***


Обречённо притащившись обратно в дом Матушки Ветровоск, Карцер не застал дома хозяйку. Матушку вызвали в соседнюю деревню – опять кому-то нужна была помощь.

Плюхнувшись за стол, Карцер поставил трофейную кружку перед собой, и посмотрел на неё. Потом сбросил со стола. Но кружка не разбилась. Карцер картинно бумкнулся лбом об стол.


***

После посещения больного в Ломте, Матушка заглянула в единственную в Ланкре семафорную башню. Семафорщики, увидев Матушку Ветровоск, испуганно попрятались. Не забыли ещё, как Ланкрская семафорная линия оборвалась, когда Матушка, привыкшая чтобы окрестные деревья и горы уступали ей дорогу, влетела с размаху в семафорную башню, и запуталась в верёвках, как муха в паутине. Ух, и разозлилась же она тогда!

С того случая это было самое первое её посещение семафора. Так что семафорщики не знали, что и ждать, и опасались худшего. Но Матушке надо было всего лишь отправить сообщение в Анк-Морпорк.


***


Карцер рылся в буфете. У Матушки Ветровоск было мало личных вещей. Только самое необходимое. Так что пачку перевязанных лентой старых писем можно было отнести к явным излишествам. Карцер рассмотрел чужие письма и прочёл по немногочисленности вещей историю одинокой жизни.

Матушка Ветровоск как раз успела вернуться, чтобы увидеть, как Карцер разложил письма на полу перед очагом. Обернувшись, он посмотрел Матушке прямо в глаза, затем, одним движением сгрёб все письма в охапку и шваркнул в огонь. Повернулся посмотреть на её реакцию. Но Матушка только сложила руки на груди и облокотилась на стену. Тогда Карцер взял двумя пальцами удерживающую письма ленточку и добавил к уже отправленному в «костёрчик».

Добавлено: Mon Mar 26, 2012 7:47 pm     Заголовок сообщения:

21. Совсем плохость

Верит ли вновь, как всю жизнь, в обольщения вечных химер:
в гибель зловещего Зла и в победу Добра, например?





Командор отчаянно скучал. Вокруг него плавали подносы со спиртным, которое было ему противопоказано. Как же Ваймс ненавидел эти званые обеды! Чтобы не уснуть, он принялся рассматривать гостей, представляя, что они «подозрительные личности», а он сейчас на улице и… да! идёт противный мелкий дождь. Собеседник, кто-то из Гильдии Торговцев, судя по ширине, как раз окатил его брызгами изо рта. Сэм Ваймс поборол желание утереться рукавом, и продолжал с вежливо-деревянной улыбкой не слушать собеседника.

В момент, когда командорские глаза уже почти сошлись на переносице, пришло спасение в виде сержанта Малопопки, принесшей семафорное сообщение. Ваймс вцепился в бумажку, как тонущий в соломинку.

- Из Ланкра, - обрадовался командор, всем сердцем надеясь, что Карцер сбежал, и сейчас ему предстоит мчаться в погоню, покинув осточертевший приём. – «Праснулся тчк разрушаит пасуду тчк», - прочёл он и недоумённо нахмурился, удивляясь отсутствию ожидаемых воплей о помощи. Перевернул бумажку, но и там ожидаемого не нашел. Передал послание Веселинке: - Кажется, что-то разрушает, - с надеждой в голосе сказал Ваймс. – Не пора ли вернуть Карцера? Его как раз и виселица заждалась.

- Посуду разрушает, - Веселинка осталось глуха к командорской надежде. - Это не повод для ареста, сэр.

- Уверена? А убийства – повод? - возвращаться на приём Ваймсу очень не хотелось. - Начинается всё с посуды, - мрачно пророчествовал он.

- Ну… - Веселинка, как бывший член гильдии алхимиков, и сама была не прочь что-нибудь разрушить. Так что, для неё это не было аргументом. Взглянула в умоляющие глаза командора и вздохнула. – Что скучный обед? А давайте я всем скажу, что у вас срочный и тайный вызов, сэр?

- Сержант, ты явно идёшь на повышение, - неосторожно начал Ваймс. – Ой, прости… - говорить гному о повышении было дурной шуткой.

- Идите в патруль, сэр, - отмахнулась сержант.

И Ваймс радостно шагнул в столь желанную темноту и сырость ночи, оставив за спиной духоту и бессмысленные разговоры званного обеда.


***


Ведьмы возвращались с вечеринки по поводу рождения ещё одного ланкрца. Событие, отмечаемое с размахом, обусловленным зажиточностью родителей ребёнка. Правда, вмешательство ведьм в процессе не понадобилось, и роды прошли благополучно, но лучше сохранять с ведьмами хорошие отношения. Не так ли? Никто ведь не хочет проснуться утром тыквой?

Нянюшка Ягг на ходу угощалась утащенным с празднества ломтём ветчины с горчицей и запивала пивом из весьма вместительной кружки, таскаемой с собой на всякий – например, такой – непредвиденный случай. Матушка Ветровоск тоже возвращалась не с пустыми руками. Они у неё были заняты тачкой.

- Знаешь, Эсме, на твоём месте я б не стала тащить еду этому троглодиту, - сквозь ветчину и пиво пробормотала Нянюшка.

- Я знаю, - жуя засахаренное яблоко, ответила Матушка. И добавила со значением: - Ты бы не стала.

Уловив нотки самодовольства в матушкином голосе, Нянюшка покосилась на подругу, и решила добавить щепотку острого перца в ведро патоки, изначально передающее отношение Нянюшки Ягг ко всему на свете.

- А ещё я б ему наподдала за то, что взял чужие письма… - Нянюшка внимательно следила за реакцией Матушки, но та с невозмутимым видом продолжала жевать яблоко. - …и наверняка прочёл их… - Матушка небрежно выплюнула яблочные косточки. - …да ещё и сжёг! - Матушка Ветровоск достала новое яблоко и со смаком вгрызлась в середину.

Нянюшка сдалась. Её подруга была непостижимой натурой. На то, что большинство людей не обратили бы внимания, Матушка Ветровоск могла броситься с яростью, недоступной и разъярённому быку. А на такие очевидные пакости, вроде сожжения личных писем, она просто пожимает плечами, и хмыкает.

Дойдя до матушкиного домика, ведьмы остановились, потому что Карцер прыгал по крыше, насколько позволяло ему сломанное колено, и что-то пел на тарабарском языке. На самом деле это была песня про ёжика, но из-за прокушенного языка она звучала как нечто непонятное. Но не для Нянюшки, узнавшей мелодию, и, особенно, интонации, которые Карцеру удалось воспроизвести очень точно. Как ни сильна была нянюшкина неприязнь к «убивцу», она не могла не отметить мастерство исполнения.

Причиной прыжков и пения был мухомор, обнаруженный Карцером в лесу, после того как он остался один. Матушка Ветровоск долго не возвращалась, и он проголодался. Решив, что он сам способен найти себе еду, Карцер пошёл в лес, и, вуаля, прямо у тропинки нашел красный с белыми крапинками гриб, возвышающийся над остальными грибами, как капитан Моркоу среди других стражников. Красный – значит спелый, логично?

За мухомор ему пришлось конкурировать с оленем, тоже нацелившимся на этот гриб. Олень был старый, с дурным характером, и ему тоже не понравилось соперничество с двуногим «неполноценным оленем». Карцеру же было плевать, кто там хрюкает в кустах. Козёл-переросток наставил на него рога, от возраста и битв, лишившиеся боковых отростков и заточенные как ножи. Нож на нож – это Карцеру было понятно. Оба соперника поднаторели в конкуренции и убийстве себе подобных. Оленю достаточно было лишь мотнуть головой, и кишки Карцера украсили бы близрастущие деревья. С другой стороны, у Карцера была только одна здоровая рука, а убежать с больным коленом он не мог. Ножей у него тоже не было. Так что он воспользовался ножами, нацелившимися ему в нос. Используя инерцию нападающего, он просто перенаправил их в дерево рядом с собой, где рога благополучно застряли в развилке. Пнув для острастки олений зад, Карцер некоторое время попрыгал на одной ноге, потому что забыл о сломанном колене. Сорвал мухомор и торжествующе его надкусил. Поспешно выплюнул. Вкус был так себе.

Но и этого оказалось достаточно для того, чтобы перед глазами Карцера появились небритые мужики в розовых балетных пачках и с тюлевыми крылышками, привязанными за спиной – так Карцеру представлялись феечки. Он с ними бился на крыше, где его и увидели пришедшие с вечеринки ведьмы.

Матушка, непривыкшая, чтобы по крыше её домика прыгали, нахмурилась. Обе ведьмы наблюдали некоторое время за действиями Карцера. Матушка Ветровоск, скривив рот в неодобрительную гримасу, а Нянюшка с улыбкой надежды, что он сверзится-таки с крыши и сломает всё, что осталось у него не сломанного.

- Почему он не падает… - через некоторое время произнесла Матушка.

Нянюшка удивлённо посмотрела на подругу.

- А разве не ты его держишь?

- Нет, - пожала плечами Матушка. И, подумав, спросила: - А ты пыталась его уронить?

- Км… Ну, да, - призналась Нянюшка.

- А ну-ка ещё раз, - попросила Матушка.

Нянюшка сосредоточилась, и Карцер слегка пошатнулся, но тут же сделал контр выпад с ударом по противнику, видимому только ему.

- Неплохо, - оценила Матушка. – А теперь я…

Следующие несколько минут милые и добрые старушки, по крайней мере, им полагалось быть таковыми, соревновались в новоизобретённом спорте «сбрось ближнего с крыши», используя ментальные техники. Однако Карцера за всю его жизнь кто только не пытался свалить с крыши. Так что, ведьмам, даже и ментально, это не удалось. Тело Карцера, не желающее самоубиваться, сделало всё само, пока его мозги путешествовали по иным мирам. Ведьмы перестали бомбардировать Карцера, и, через некоторое время он свалился сам, опрокинув бочку для сбора дождевой воды, и подарив свободу застрявшим там лягушкам.

Матушка обнаружила недоеденный мухомор неподалёку.

- И чего ж, он никак ни сдохнет, - посетовала Нянюшка, наблюдая за уснувшим Карцером, всего облепленного благодарными за спасение лягушками (на самом деле они его облепили потому, что на улице было прохладно, а человек создание теплокровное).

- Ты и правда хотела бы этого, Гита? - задумчиво вертя в пальцах мухомор, осведомилась Матушка.

- Эсме, он же сжёг твои письма! – воскликнула Нянюшка.

- Неужели тебе бумага дороже человека? – как-то слишком уж спокойно поинтересовалась Матушка.

- Любая бумажка дороже этого человека! – фыркнула Нянюшка.

- Бери за ноги, - Матушка взяла Карцера подмышки и потащила. Нянюшке волей-неволей пришлось помогать. Вдвоём они кое-как приволокли Карцера в дом, и свалили на кровать.

Отравление мухомором проявляется сильным головокружением, состоянием опьянения, фантастическими видениями, бредом, желанием петь и плясать, плюс ощущается неудержимая потребность ломать и крушить всё вокруг. То есть, в домике Матушки Ветровоск осталась только одна целая вещь – кровать Карцера. Да и то, только потому, что была железной. Всё остальное годилось теперь только на растопку.

- Ну, и что ты теперь будешь делать, Эсме?

- Принеси воды и поставь чайник. Сейчас надо промыть ему желудок.

- Эсме посмотри вокруг! – возмутилась Нянюшка. – Он же разрушил твой дом!

- Пока ещё нет, Гита. Просто сломал мебель, - терпеливо ответила Матушка. – Неси воду.

Некоторые народности, живущие в пупземелье, приготовляют из мухомора ритуальные напитки, после приема которых, они совершают экстатическое путешествие на небо.

Матушка наклонилась к спящему Карцеру и прошептала:

- Когда будешь на Мировом Древе, дай знать.

Находясь между мирами, Карцер в самом деле услышал слова Матушки. Небритые феечки закончились и перед ним действительно предстало огроменное дерево. Макушка его терялась в облаках, а где-то на немыслимой глубине раскинулись корни. Мимо проскакала белка, величиной с хорошую корову.

- С дороги! – рявкнула белочка, и исчезла где-то в кроне дерева.

- Я на дереве, - пробормотал Карцер. – Ну, и что дальше?

- Лезь наверх, - услышал он голос Матушки Ветровоск.

- Эсме что ты творишь? – прошипел голос Нянюшки Ягг.

- Ну, он всё равно там, так пусть не зря, - хмыкнул голос Матушки. – Как залезешь, рви всю листву, какая попадётся. И поторопись.

Из густой кроны донёсся свистящий крик, похожий на крик орла, только многократно усиленный, как будто бы птица кричала в рупор. Карцер вскинул голову. Мимо опять проскакала белка, но теперь вниз по древесному стволу.

- Не путайся под ногами! – крикнула она, не сбавляя скорости.

- Что за бня! – ругнулся Карцер.

- Это белка Рататокс, - сказал матушкин голос. – Она носиться по Древу вверх и вниз. Передаёт брань от Орла в кроне Древа к Дракону в Его корнях. Так что, смотри, не упади вниз, - предупредила она.

Карцер посмотрел вниз, и, мог бы поклясться – один из толстых корней, более зелёный на вид, чем другие – пошевелился!


*Хотелось бы напомнить, что читательские отзывы очень помогают автору в работе и служат духовным эквивалентом авторского гонорара.*

Добавлено: Sat Mar 31, 2012 6:46 am     Заголовок сообщения:

22. Дальше некуда

…падают листья,
осторожней ступайте в траву,
каждый лист, это мордочка лисья.
Вот земля, на которой живу.




Карцер карабкался вверх по коре Дерева. Вот уж не знал, что это так интересно! Сугубо городской житель, он никогда даже и представить не мог, как весело лазить по деревьям. Крыши домов, конечно, тоже бывают деревянные и удобные для лазанья. Но они, в какой-то мере, мёртвые. А вот Дерево было Живым. Оно дышало, шумело ветвями, шуршало букашками под корой, и кора была тёплой, как человеческое тело. Оно почти разговаривало с ним. Ну, если отрешиться от зуда в мозгу, который устроили ведьмы, переругиваясь друг с другом, давая ему указания и командуя. Здесь Карцер, как и в мире Смерти, мог беспрепятственно пользоваться здоровыми руками и ногами. И любимыми ножами, всаживая их в кору, чтобы продвигаться вверх.

Вперёд, Джек! Вот твой Бобовый Стебель, ха-ха!

Да, Карцер уже знал, что теперь у него есть «человеческое» имя. Не сказать, чтоб это его сильно радовало. Имя, данное людьми такое… пустое, безличное. Матушка сказала ему тогда, что заполнить его смыслом придётся ему самому. Не то что, его прежнее имя – Карцер. Тут тебе и имя, и фамилия, и инструкция к применению. И всё же, он был впечатлён. Данное кем-то имя, вроде как привязывает к человеку, давшему тебе его. Это было совершенно новое переживание.

Как и испытываемая боль, когда по тебе промчится буйволоподобная белка. Странно, вот сломанные в реальном мире колено и рука, сейчас были как новые. Но тут, на Дереве, оказывается, существует своя боль и её источник.

- Ещё раз наступишь на меня, я те хвост отрежу, тупая зверюга! – крикнул вслед белке Карцер. Что было, конечно, неосуществимо. Карцеровы ножи были для той белочки как зубочистки.

- Что ты сказал? – белка вернулась и теперь смотрела прямо на Карцера.

Перехватив поудобнее нож правой рукой, Карцер проверил левой надёжность другого ножа, воткнутого в кору. Упёрся в дерево ногами. Хамить превосходящему в силе оппоненту, лучше из удобной позиции. И повторил свои слова. Медленно и громко, следя за артикуляцией, чтоб на этот раз не возникло никаких недоразумений.

- Неплохо сказано, - одобрила Рататокс. - Ничего, если я позаимствую для Дракона? А то он малость косноязычен, - и улыбнулась, а беличья улыбка – то ещё зрелище.

Тишину прорезал лишь стрекот сверчков.

- А, - Карцеру, наконец, удалось закрыть рот. - Да, пожалуйста, - милостиво разрешил он. – Обращайся, если что! – крикнул вслед мелькнувшему рыжему хвосту.

- Повезло тебе, - прокомментировал голос Матушки Ветровоск. – Я, конечно, понимаю, что прошу невозможного, - мирно начала она, - но постарайся больше так не делать! - рявкнула она в конце.

- Наглость второе счастье, - подала голос Нянюшка Ягг. – Так что не останавливайся на достигнутом, - посоветовала она. – Залезешь наверх, скажи пару «ласковых» Орлу. А когда он сбросит тебя вниз, обругай Дракона.

- Непременно, - хмыкнул Карцер, возобновляя свой путь. – Кстати, раз уж ко мне вернулся голос… - следующая часть пути была украшена виртуозным исполнением песни про ёжика, к возмущению Матушки Ветровоск, и не сдерживаемому восторгу Нянюшки.

Добравшись, как муха по стене – и примерно с такой же скоростью – к нижним ветвям, Карцер принялся рвать листья. Распихивая их по карманам, и засовывая за пазуху, когда карманы закончились. И всё это под аккомпанемент матушкиных наставлений и приказов поторопиться. Нянюшка тоже не отставала от подруги, но её высказывания носили характер ироничных советов, и язвительных пожеланий.

- Скорее, - говорила Матушка Ветровоск. - И старайся рвать разные листья.

- Какие? - для урбанизированного взгляда Карцера они все были одинаково зелёными.

- Ха, горожанин! - презрительно изрекла Нянюшка Ягг.

Затарившись под завязку, Карцер, очень напоминая сейчас набитый листвой мешок, повернулся, соображая, где тут может быть выход. Как внезапно ощутил значительное деревотрясение. Взглянув себе под ноги, он увидел как сук, толщиной с дом, мерно вздрагивает, как будто в такт великанским шагам.

- А вот и продолжение сказки, - проворчал он себе под нос.

Поднял взгляд и увидел великанских оленей. Две штуки. С рогами. Большими.

- Упс! – произнёс голос Нянюшки Ягг в его голове.

- Я ж говорила поторопиться, - буркнул голос Матушки Ветровоск.

- Куда собрался? – вдруг заговорил один из оленей, тоном заправского держиморды. - А платить кто будет?

- Мы, между прочим, эти листья едим, - насупившись, добавил второй. – Плати по тарифу.

Карцер посмотрел на охапки листвы у себя в руках.

- А какой тариф? – поинтересовался он. Сегодня утром он уже справился с одним рогатым. Эти два, правда, были чуток побольше…

- Он не знает, - хмыкнул первый олень, с нехорошим веселием.

- А мы сейчас тебе покажем, - обрадовался второй.

Нагнув бодатые головы, животины ринулись на мелкого человечка, громко копытая по затрясшемуся древесному суку. Устоять на ногах при таком раскладе было невозможно. Не удержавшись на пляшущем суку, Карцер, заорав, сорвался и полетел вниз.

В какой-то момент он ещё слышал спорящих ведьм. Но после непродолжительного полёта спиной вниз... перестал их слышать. А также видеть, чувствовать и понимать. Потому что наткнулся во время своего срочного спуска вниз на острый как шип сучок, по масштабам Древа почти не заметный, а вот для Карцера оказавшийся размером с копьё. Карцер машинально схватился за сук, скользкий от его крови, успев ещё отстранённо удивиться, почему из его груди выросло дерево. Изо рта хлынула кровь. Затем руки безвольно соскользнули, и он повис как пришпиленное булавкой насекомое в коллекции чудовищного энтомолога.


***


В домике Матушки Ветровоск обе ведьмы переглянулись.

- Что это было? – спросила Нянюшка. - Несчастный случай? – предположила она с надеждой.

- Неа, - мотнула головой Матушка. И нагнулась к Карцеру, словно к чему-то прислушиваясь. Выпрямилась, и сказала: - Он пытался петь, - и в ответ на недоумённый нянюшкин взгляд, пояснила: - тогда, на крыше, и когда лез по Древу. И даже сейчас.

- Ах, да! – обрадованно вспомнила Нянюшка. – Песню про ёжика.

- Верно, - Матушка слегка поморщилась. Ну, не любила она эту песню. – Не доказательство, конечно, но многое объясняет, - задумчиво пробормотала она.

- Ты о чём, Эсме?

- Ты можешь вспомнить, чтобы кто-нибудь возвратился?

- На моём веку – нет, - сосредоточенно нахмурившись, пробормотала Нянюшка. – Подожди! – воскликнула она. – Ты про…

- Ага, очень давно был один такой, - сказала Матушка, и её сапфировые глаза засветились, как у человека открывшего perpetuum mobile.

- Это очень старая пупземельская легенда, - без особого энтузиазма припомнила Нянюшка Ягг. – Я б не стала рассчитывать на успех. Не тот он человек.

- Уверена, что тот, - Матушка, достав из погасшего очага уголёк, нарисовала на ладони Карцера знак из трёх линий. Сжав его ладонь в руках, Матушка Ветровоск зашептала на ухо Карцеру заклятие: - …могущество… сплелось с хитростью… коварного.., что равно светлым и темным являет свой лик неизменно, - услышала Нянюшка Ягг, и её седые волосы встали дыбом.

…здесь «посланье» — речи волшба, что знание в мире с дыханием жизни через пути переносит… - продолжала Матушка, и Нянюшка пожалела, что в руках у неё нет сейчас большой лопаты.

…ветром распахнутый плащ, вдохновенная речь, свист в темноте, что страх ночной отгоняет… - Нянюшка побежала искать лопату.

…ты лишь воин еще, но не истинный вождь, - сжимая ладонь Карцера, шептала Матушка. - Способность понять себя самого и чужие тревоги, тебе принесут жертва на Ясене и уменье рожденью способствовать, не только смерти одной. Гита! – резко повернувшись, произнесла она.

За её спиной Нянюшка Ягг занесла над головой лопату.

- А что? Я ничего, - забормотала Нянюшка, безуспешно пытаясь принять небрежный вид, помахивая лопатой, как веером. – Это на случай… - под сердитым взглядом Матушки, она опустила лопату, и добавила безнадёжным тоном: - А может, закопаем его в огороде? И ничего не было. А?

*ХАЧУ отзывы!*

Добавлено: Fri Apr 13, 2012 8:06 pm     Заголовок сообщения:

Spoiler: Смешнушка на тему о «Карцеле и аристокрации». Текст песни В.С. Высоцкого «На стол колоду, господа» идёт по порядку (исключая припев), а к нему я подогнала соответствующие, на мой взгляд, отрывки из «Ночной стражи». И вот что получилось: На стол колоду, господа. Краплёная колода!.. --- …Карцер взглянул на карту на столе. — О, вы планируете маленькую вылазку. Как мило. Мы ведь не хотим расстроить бунтарей, а? Почему вы, черт возьми, не атакуете, майор? Он подменил её когда, барон, вы пили воду. --- …— Пока ты и твои надраенные до блеска парни гарцевали и гонялись за прачками, — сказал Карцер, придвигая к себе единственный свободный стул в палатке и опускаясь на него, — на улице Паточной Шахты случилась настоящая беда. Тебе об этом известно? Валет наколот, так и есть. Барон, ваш долг погашен… --- ... — Да, - кивнул Карцер. - Все правильно. И тебе повезло, что я здесь оказался, мой маленький солдат. Вы проходимец, Ваша честь, и я к услугам вашим… --- …— Человек, взявший на себя командование, называет себя Джоном Килем. Но он самозванец. Настоящий Киль лежит в покойницкой. — Откуда ты все это знаешь? - спросил майор. — Мы в Особом отделе умеем добывать сведения, - хмыкнул Карцер. Что? Я не слышу ваш апард? О нет, так не годится!.. --- …— Не играй со мной, Карцер. Хуже будет! Ответьте, если я не прав, но наперёд всё лживо... --- …Если бы оскорбленная невиновность была валютой, лицо Карцера стоило бы бешеных денег. — Ничего не знаю ни о каких… — Не надейся, Карцер, я с тобой в эти игры играть не буду. Так что завязывай. Прошу назвать оружье, граф. За вами выбор. Живо!.. --- …— И ты позволишь ему выстрелить в меня? — воскликнул Карцер, отбросив нож. — В безоружного человека? Закончить не смогли вы кон. Верните бриллианты... --- Он мог бы стоять посреди хаоса с окровавленными руками и драгоценностями, спрятанными в кармане, и вопрошать с видом оскорбленной невинности: «А что я сделал?» А вы, барон, и вы, виконт, пожалте в секунданты... --- …— Жаль, ты прогнал капитана Моркоу, — пробормотал Карцер. — Ему не нравится, когда обижают невинных горожан… Вам скоро будет не до карт, вам предстоит сразиться... --- …— Никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс. — Что? — переспросил Ваймс, резко опуская взгляд. Да полно! Предлагаю сам: на шпагах, пистолетах... ---…Карцер жизнерадостно улыбался. — Я сказал, что никогда не держал тебя за дурака, господин Ваймс. Знал, что такого умного стражника, как ты, фокусом с двумя ножами не проведешь. Хотя сподручней было б вам, на дамских амулетах... --- …Подшипники флюгера начали дымиться.— На самом деле, господин Ваймс, у меня три ножа, — сказал Карцер, вскидывая руку. Ударила молния. Кинжалах, если б вы смогли – я дрался и в походах... --- …Все произошло не так, как он планировал. Ваймс ожидал чего-то подобного. Через какую-то секунду Карцер лежал на железной решетке, подмяв под себя руку, а вторую Ваймс колотил по металлу. Нож, который она сжимала, заскользил вниз по куполу. Но вы б конечно предпочли на шулерских колодах... ---- Я здесь не в игры играть, Карцер. Кончай с этим. Вы не получите инфаркт, вам предстоит сразиться… --- … На Саторской площади Ваймсу пришлось сбавить шаг, чтобы отдышаться, и это было отвратительно. Всего несколько лет назад он бы еще только разгонялся! Не поднимайте. Ничего. Я встану сам. Сумею... --- … Откатившись в сторону, Карцер тоже поднялся — удивительно проворно для человека, у которого только одно здоровое колено. Я снова вызову его. Пусть даже протрезвею... --- …Ваймс кивнул Карцеру. — Уверен, мы скоро встретимся, сержант. — Ага, — отозвался Карцер, на лице которого снова появилась проказливая улыбочка. — Береги себя! Виконт, молчать! --- …— Я разрешал тебе открывать рот, ты, песий хрен? — спросил Карцер. Барон, не хнычь... ---…— Капитан, а у нас не будет неприятностей?.. — Какие неприятности ты имеешь в виду, сержант? - осведомился Карцер. — Мы работаем на правительство. Плевать, что тьма народу... --- … присутствие зрителей не имело для Карцера никакого значения. Он мог запросто зарезать тебя на арене под взглядами сотен людей и невинно спросить: «Кто? Я?» Пусть он ответит, старый хрыч, чем он кропил колоду... --- … Карцер кивнул в сторону младшего констебля, настолько неуловимо, что только Ваймс заметил это. И понизил голос: — Зато мне чисто случайно достались все тузы, Герцог. — Зато я чисто случайно не играю в карты, Карцер. Когда откроет тайну карт, дуэль не состоится... --- …Карцер пристально посмотрел на него, потом подмигнул и повернулся к своим. — Я же говорил, он еще тот пройдоха, - сообщил он, ни к кому в особенности не обращаясь, и заговорщицки ткнул Ваймса под ребра. - Вечно блефует! А вы, виконт, хоть и не трус, а всё-таки скотина... --- … вдруг одним движением он развернулся и ударил человека, стоящего за ним, в живот. Я с вами завтра же дерусь, вот слово дворянина... ---…— Никогда не называй меня на «ты», — прошипел он. — Только «вы», понял? А вы, барон, извольте здесь не падать. Как же можно... --- …Особист застонал в ответ, корчась на мостовой. — Будем считать, это значит «да», ха-ха, — кивнул Карцер, убирая кастет в карман. Ну, а засим имею честь, я спать хочу безбожно... --- …— Теперь к делу… Герцог, так получилось, что у тебя мой человек. Как насчет того, чтобы ты передал его мне, и мы тихо-мирно разошлись? Ах, граф, прошу меня простить, я вёл себя бестактно... --- …— Ой, извини, я прошел по твоей могиле, — сказал Карцер. — Не хотел тебя обидеть. Я в долг хотел у вас просить. Но не решился как-то... --- …— Ты не станешь меня убивать, господин Ваймс. Только не ты. У тебя есть значок. Ты ведь не такой, господин Ваймс. Хотел просить наедине, мне на людях неловко... --- … Ваймс наклонился вперед, и клинок просвистел над его головой. И вот пришлось устроить мне дебош и подтасовку... --- … Он дрался бездумно и свирепо. Зверь сорвался с цепи и хотел только убивать. Нечасто Ваймсу казалось, что ему выпал шанс сделать мир лучше, но сейчас он не сомневался в этом. Наконец-то все было предельно ясно. Я весь в долгах, пусть я не прав, имейте снисхожденье... --- …— У тебя такой отличный дом, мистер Ваймс. Я к тому, а что есть у меня? - И он был убедителен. Он мог одурачить всех. Можно было даже практически забыть все те трупы. Примите уверенья, граф. А с ними извиненья... --- …Все дело в голосе. Из-за этого голоса начинало казаться, будто все, что ты знаешь, не более чем ложь. Ну, да, я выпил целый штоф и сразу вышел червой... --- … —Да ладно тебе, господин Ваймс. Попытка не пытка, верно? Каждому надо дать шанс, а? Никаких обид? ДУРАК?! Вот как? Что ж, я готов. Итак, ваш выстрел первый... --- …Карцер не сводил с него глаз. Ваймс улыбался, и эта улыбка была куда более зловещей, чем гримаса ярости. В руке Карцера блеснул металл. Но Ваймс уже налетел на него, повалил, перехватил запястье и стал колотить его рукой по надгробию Джона Киля, пока четвертый нож не выпал из окровавленных пальцев.

Добавлено: Sat May 05, 2012 7:46 pm     Заголовок сообщения:

23. Древо Жизни

Красный дуб с голубыми рогами,
ждёт соперника из тишины.
Осторожней: топор под ногами!
А дороги назад сожжены!
...Но в лесу, у соснового входа,
кто-то верит в него наяву...
Ничего не попишешь: природа!
Вот земля, на которой живу.




Карцер Джек открыл глаза. Природа окружала его со всех сторон. Во всех смыслах. Если под это определение подходит: висеть на дереве, вроде грибочка, наколотого на сучок для просушки. Но он не умер. Костлявых статистов, с сельскохозяйственными орудиями в руках, поблизости не наблюдалось. Кровь изо рта тоже больше не шла. А вот острый сук из его груди никуда не делся, ощущаясь теперь как тупая боль, мешающая дышать.

Вяло побарахтавшись, и поняв, что от судьбы, то есть, деревяшки в грудной клетке, не уйти, Карцер посмотрел вверх, на крону дерева. Две рогато-ветвистые головы смотрели на него, свесившись из листвы. Головы посовещались, и убрались обратно. Карцер хотел крикнуть им что-нибудь гадкое, но набрать воздух в травмированные лёгкие оказалось больнее, чем он думал.

При попытке подтянуться, ухватившись за деревяшку, он обнаружил, что руки стали как ватные. Сперва висеть было больно, потом неудобно, а затем – скучно. Руки и ноги затекли, шейные мышцы словно заржавели. А ещё захотелось есть. И пить. Но не писать…

- У меня глюки, - пробормотал Карцер. - Нельзя не ссать в течение суток.

Эта здравая мысль заставила его приободриться. Ненадолго. Освободиться, как он ни старался, не получалось. Кусок дерева в его груди был реальней некуда.

Белка сновала вверх-вниз по Дереву. Но окликнуть её, чтобы попросить помощи, Карцеру и в голову не пришло.

Людьми нас делает общение с себе подобными (ну, или с воображаемыми белочками). И не последнее место в этом общении занимает то, насколько мы можем быть полезными обществу (и белочкам).

У Карцера не было возможности быть полезным. Когда к тебе с младенчества относятся, как к потенциальному преступнику, трудно научиться чему-либо, не относящемуся непосредственно к выживанию в экстремальных условиях. То есть, он не умел жить вне экстремальных условий. Потому что не научили. Для всего нужна сноровка. А ещё закалка и тренировка. Все три, всю его сознательную жизнь, были направлены на процесс, обратный, так сказать, нормальному воспитанию. Не специально, конечно. Воспитательный процесс, направлен, обычно, на становление общественной пользы в будущем. А его отсутствие, более, надо сказать, естественный процесс, направлено на заполнение тюрем, и обеспечение занятости палачу.

Итак, с полезностью Карцер не преуспел. Но и бесполезным не хотел быть. Единственное, что ему оставалось в этом случае – быть вредным. Это гарантировано привлекало к нему всеобщее внимание, обеспечивало бесплатную кормёжку и надёжный кров. Где, правда, небо было в клеточку, а люди в полосочку. Но это уже частности.


***


- Сэр? – Ваймс вошел в Продолговатый кабинет и отдал честь.

Хэвлок Витинари повернулся от окна, в которое, по своему обыкновению, смотрел.

- Я вызвал вас, ваша светлость, чтобы обсудить вчерашнюю депешу из Ланкра.

- Э… ту, где Карцер «разрушает посуду»? – припомнил командор.

- Верно, - взглянув на депешу, подтвердил Витинари.

На некоторое время установилась тишина, во время которой Ваймс старался на попасться в ловушку, и не начать заполнять словами образовавшуюся лакуну. И всё-таки не выдержал:

- Только проснулся, и уже разрушает, - язвительно прокомментировал он.

- Против него было совершено преступление, - переложив на столе несколько папок, сказал Витинари. - Возможно, неоднократно, - одну из папок патриций показал командору. Ваймс узнал папку. В ней Игорь подавал медицинский отчёт.

- И он решил, что теперь всё позволено? - с раздражением вспомнив собственное негодование по этому поводу, Ваймс не мог согласиться сейчас с Витинари.

- Скорее всего, - откликнулся патриций.

- Он думает, что закон это пустой звук, - буркнул Ваймс.

- Если закон не работает, значит, закона нет, - ответил Витинари. – Мы не всесильны, командор. Руки закона… не всегда могут достать преступника. А недавно найденные в подвале детские скелеты это слишком, командор. Капитан Моркоу высказал…

- Неужели вы полагаете, сэр, что Карцера возможно вернуть в город?! – прорычал Ваймс.

- Не сломано, не чини, командор. Господин Карцер сломан… Если возможно…

- Починить? – хмыкнул Ваймс.

- …помочь ему, - поправил Витинари. - То городу бы он пригодился, - заключил патриций.


***


Солнце зашло, погрузив Дерево в непроглядную тьму, пока взошедшая луна не осветила налипшего на Коре Дерева и казавшегося крошечным Карцера. Он впал в состояние, близкое к обмороку. Голова безвольно свесилась на грудь. Из его правого уха вылез маленький демон, из тех, что были замечены Ваймсом в карцеровых глазах. Демон перебрался на плечо Карцера и крикнул:

- Эй, Левый! Вылезай!

На зов из левого уха выбрался другой демон. Почесался, зевнул и обратился к коллеге:

- Ну, и где же фуршет?

Неправда, что за новорождённым младенцем приглядывает ангел. Только люди могут сделать из не оформившегося, но жаждущего кусочка плоти, человека.

- Явно не здесь, - правый демон огляделся, пожал плечами, покрутил хвостом и почесал между рожек.

Ребёнок, какого бы «ангельского» вида он не был, по своим врождённым навыкам ближе всё-таки к демонам. Младенец инстинктивно умеет брать (а также лгать, красть и лупить ближнего лопаткой), но вот отдавать (и, соответственно, принимать последствия своих поступков и воздерживаться от насилия) его приходится долго и терпеливо учить. Возможно, всю жизнь. От этого на одном плече образуется ангел, в противовес, сидящему на другом плече демону. А вот если этому не учить, будет…

- И долго он будет так висеть? – пнув Карцера в ухо, буркнул правый демон.

- Пока не созреет, - мрачно предположил левый.


***


Проводив Ваймса, патриций пригласил следующего посетителя.

- Архиканцлер, заходите, - радушно распахнул двери Витинари, изобразив на лице приветственную улыбку.

- Что-нибудь от Эсме? – Чудакулли схватил депешу.

- Не думаю, что это личное, - слегка опешив от архиканцлеровского напора, возразил патриций. – Если только оно не скрыто в символах «тчк», - изволил пошутить он. Впрочем, взглянув на унылую фигуру Чудакулли, Витинари несколько умерил своё веселие.

- Эсме никогда не отвечала на письма, - уныло проговорил архиволшебник.

- Видно, дама с характером, - деликатно заметил патриций, после непродолжительного молчания.

- Ещё с каким! – воодушевился Чудакулли. – Запросто может единорога поймать и удержать одним волоском!

- Как увлекательно, - покривил душой его собеседник. – А теперь расскажите мне о методе «головология», так, кажется, он называется…


***


Всем нам нужно… нечто, сами не знаем что. Но если б знали, хотели бы нечто большее.

Причиной убийства Карцером окружающих «плохих людей», говоря словами капитана Моркоу, была конкуренция. Зачем Карцеру гады всякие вокруг него? Он и сам отлично справляется! Так что – нафиг их. В этом был, пожалуй, полезный для общества момент. Только вот доказать обществу, что ему нужны гады, крайне затруднительно. Гадом можно быть, замаскировавшись под Полезный Обществу Элемент. И тихо творить свои гадства, не привлекая общественного внимания. Карцер был не из таких. Находить удовольствие в тихом гадстве было не для него. Ибо гедонизм был чужд Карцеру, и гадство было для него не роскошью, а способом выжить. Вот почему он так быстро сделал карьеру в Анк-Морпорке времён анархии. Анархия оказалась для Карцера той средой, благодаря которой он чувствовал себя как рыба в воде. И, вынутый из этой анархической воды, по составу сходной с вскормившей его тюремной обстановкой, Карцер должен был, метафорически выражаясь, отрастить себе лёгкие, вместо жабр, и научиться пользоваться руками и ногами не в качестве плавников. Ах, да! И отбросить хвост, состоящий из старых проблем, чтобы стать, наконец, человеком. Ну, или чем-то похожим на человека…

Дерево поочерёдно освещалось то солнцем, то луной. Белка Рататокс бегала по стволу верх и вниз. Пару раз она останавливалась около нацепленного на сучок Карцера. Нужны были свежие ругательства, но растормошить источник креативной ругани не удалось. Он не среагировал даже на метко брошенную шишку.

Висение на Дереве, безусловно, имеет свои преимущества. Например, нахождение на свежем воздухе. Прошедший дождь избавляет от необходимости мыться. А ещё…

Карцер так и не очнулся. Зато из его правого уха вылез… нет, уже не демон. Мелкое существо, вылезшее из карцерова уха, было облачено в белый балахон, за его спиной торчали рудиментарные крылышки, а над головой сияло колечко. Вооружено оно было миниатюрным подобием лиры. Взяв оную наперевес, и ударив по струнам, оно извлекло из инструмента благозвучный аккорд.

- О Левый, соблаговоли явиться пред очи мои, - изрекло оно. И ещё раз тренькнуло струнами.

Из левого уха бесчувственного Карцера, громыхая инструментом, путаясь в белоснежном балахоне и поддерживая сползающий нимб, вылезло создание, идентичное первому.

- Как несовершенен дольний мир, - посетовало оно, оглядевшись по сторонам, и присовокупив к своим словам сладкозвучнейшее бренчание лиры.

- Мои глаза увлажняются при мысли об несовершенстве этом, - поддакнул вылезший из правого уха ангел.

Некоторое время оба созерцали простирающийся во все стороны горизонт, лирично вздыхая и брякая сереброзвучными струнами. Затем переглянулись.

- Ну как? Огонь и сера с небес? – вопросил левый ангел.

- Тотальная уничтожуха! – подтвердил правый ангел.

Карцер всегда был в ладу с самим собой.

Добавлено: Sat May 12, 2012 7:15 pm     Заголовок сообщения:

24. Смирение

Какое небо голубое.
Мы не сторонники разбоя.



Карцер пришёл в себя, когда Матушка Ветровоск поливала его холодной водой из чайника.

Что в первую очередь делает человек, очнувшись?

- Тебе не нужен нож, - сказала она ему, прекращая холодный душ и опуская чайник.

В случае Карцера – хватается за нож, разумеется. Ну, или за то место, где он должен быть.

Нянюшка Ягг смотрела на него, мрачно насупившись. Да, с момента прибытия Карцер не держал в руках ножа. Но ножи – это роскошь. Для него гораздо привычнее были заточки. Одну из них Нянюшка случайно обнаружила, сунув в рот ложку, когда пила чай у Эсме Ветровоск.

Карцер взглянул на Матушку и вопросительное сделал движение, как будто тычок ножом, но без ножа.

- Да, - кивнула Матушка. – Можно и пальцем убить человека. Но лучше двумя, один палец и сломать недолго.

- Эсме! – возмутилась Нянюшка. – Чему ты его учишь?!

- О… – Карцер внезапно вспомнил своё многодневное висение на Дереве. – Хде деево? – невнятно произнёс он.

- Думаю, там же где и всегда, - пожала плечами Матушка, возвращая чайник на кухню.

- Деять дей… - пробормотал Карцер, имея в виду, что он девять дней провёл, вися на Дереве. И это воспоминание для него сейчас затмевало все остальные.

- О чём ты? - Матушка вернулась из кухни, и невозмутимо сложила руки на груди. – Ты был без сознания не больше пяти минут.

Но от Карцера не укрылся тревожный взгляд Нянюшки, и лопата у неё за спиной.

Он опустил глаза. Из-за пазухи торчали разномастные листья. Медленно выгребая листву из одежды, Карцер наполовину надеялся, наполовину опасался увидеть дыру у себя в груди. И, хотя кожа на груди была не повреждена, на листьях была кровь.

- И пусть прекратит затачивать ложки, - проворчала Нянюшка, бросая на Карцера неприязненный взгляд.

- Пусть затачивает, если это его успокаивает, - заявила Матушка непререкаемым тоном.

Наблюдая, как ведьмы, препираясь, разбирают притащенный им с Мирового Древа гербарий, Карцер чувствовал себя как-то… странно.

Трудно выдержать двух ангелов в голове сразу. С другой стороны, Карцер вполне уживался с двумя непрерывно спорящими ведьмами. Так что ангельский дуэт – это ещё цветочки. А точнее – трава, в смысле конопли. Когда в вашей голове резвятся демоны – это нормально. Насколько нормальным может быть вечное опьянение. Именно так воспринимались Карцером его внутренние демоны, подстрекающие, хихикающие над окружающим миром и не дающие повзрослеть. Обычный человек, с одним ангелом и одним демоном в комплектации, вынужден прибегать к помощи алкоголя, дабы отключиться от раздиравших его противоречий, устраиваемых вышеозначенными. По той же причине Карцер никогда не прикасался к спиртному. Просто незачем было. А питейные заведения посещал только ради Драки В Её Классическом Исполнении.

Передозировка ангелов оказалась гораздо хуже, чем демонский дуплет. Даже не зная о тех и других, он помнил прежние ощущения и мог сравнить их с новыми. Это как с алкоголя перейти на ЛСД. Всё вдруг стало такое яркое, в голове постоянно звучала музыка, а руки просто чесались от желания исполнять… добрые дела.

Добрые дела. Раньше Карцер и понять, что это такое не смог бы! Даже тыкая ножом очередного насильника, он всего лишь очерчивал границу, а ни в коем случае не пытался «сделать этот мир лучше». Под проблему нарушения границ также попали два стражника, убитые Карцером. И даже случайное спасение им капрала Пинга, было всего лишь отражением этой проблемы, только в обратной проекции. Ведьмы тоже охраняют границы. Но у ведьм всегда был их Ланкр. А у Карцера никогда не было личного пространства, за исключением – метафорически – его собственного прозвища. И хотя миру нужны люди, которые могут действовать на грани, Карцер для этого мира был слишком радикально настроен. Возможно поэтому Матушка Ветровоск приняла его к себе. Ей импонировало его отношение к окружающей действительности.

Зато теперь, следуя невнятным позывам, он…

Нянюшка Ягг не заметила, что уронила кисет, когда набивала трубку. Ещё вчера кисет тут же оказался бы в кармане Карцера, а теперь он протягивал его изумлённо таращившейся на него Нянюшке, и на лице у него было написано не меньшее изумление.

Отдав кисет, Карцер ретировался на собственную кровать и укрылся одеялом с головой. Собственные действия оказались для него потрясением.

- Чегой-то он? - Нянюшка испытывала сходные чувства.

- Перевоспитывается, - жестко сказала Матушка. И принялась сметать остатки кухонного стола в угол.

Проводив подругу, Матушка подошла к кровати Карцера и безжалостно сдёрнула одеяло.

- Хватит прятаться, - она взяла Карцера за подбородок и заглянула в его глаза. – Хм, - сказала она затем.

- Всё сомано, - Карцер заметил разрушенную мебель и не преминул об этом напомнить.

- Это не твоя вина, - солгала Матушка, потому что долг воспитателя, если уж с родителями не повезло, показать, что этот мир не такая уж помойная яма, каковой, он, впрочем, и является. Немного лжи в воспитательном процессе никогда не помешает. Потому что, если исключить её вовсе… свято место пусто не бывает… и, в конечном итоге, человек тонет во лжи, которую сам же и создаёт. Вот почему Карцер всегда говорил, иносказательно, конечно: «Это не я, а издержки воспитания».

Карцер знал, что она врёт. И знал, что Матушка Ветровоск знает об этом его знании. Но если политической наивности в Карцере не было ни разу, то какая-то другая наивность точно уж была. Например, он наивно верил, что люди должны быть хорошими. Иначе всё его показушное гадство пропадёт впустую. И если всяких гадов Карцер без колебаний пускал в расход, с хорошими людьми он старался так не поступать. Не покажешь ведь собственный мрак в кромешной тьме. Для этого нужно хоть какое-то освещение. А Ваймс удивлялся, почему Карцер не расправился со старым Пятаком, когда тот выпускал его из камеры. По той же причине, страшные угрозы Карцера выбить все зубы маленького Шнобби, были, по сути, объяснением перспектив и обращением к разумной части мозга, а не к той, что отвечала за героизм. Последний Карцер неизменно соотносил с маразмом (что было недалеко от истины). А вот Матушку Ветровоск он считал очень доброй, просто потому что она его кормила. Что было, разумеется, верхом наивности со стороны Карцера. Но, по его мнению, всякий, кто его кормил, заслуживал уважения (в основном, за храбрость).

Карцер не был психопатом. Но мог имитировать психопатический стиль поведения. Защитная реакция. Вроде того как бледная поганка прикидывается шампиньоном. Для этого нужно всего лишь постоянно улыбаться, нервируя окружающих, и периодически тюкать их кастетами, заточками и прочими Орудиями Вразумления. Все тут же, автоматически, причисляют тебя к разряду опасных, что в тюремном сообществе очень полезно. Так обнажение зубов будит в потомках обезьяны скрытый в подсознании ужас перед улыбающимся тигром или акулой. А в окружении Карцера психопатией страдал если не каждый, то каждый второй точно. Было с кого брать пример. И на ком оттачивать технику ножевого боя.

Поэтому он улыбнулся Матушке в ответ на такую беспардонную ложь. Но не широкой безумной улыбкой маньяка, соскучившегося Лично По Вам, а вполне уместной улыбкой человека, который понимал в чём соль шутки.

То, что ты набит ангелами, не означает, что ты стал дураком.

Матушка пристально посмотрела не него, и сказала:

- Чудненько. А теперь пойди во двор, к ульям, и открой крышку одного из них.

В чём-то люди походят на пчел… Иногда это очень кстати.


***


- Слышал, новое сообщение о нашем ненаглядном Карцере прошло мимо меня, - голос командора Ваймса так и сочился ядом. – Как же так?

- О, - Витинари в ответ изобразил глубокую задумчивость. – Возможно, это потому, что ваша светлость проигнорировал два моих предыдущих вызова.

- Ненавижу званые обеды с толпой идиотов, - проворчал Ваймс.

- Думаете, я эти обеды слишком обожаю? – холодно ответствовал патриций. – Политика, ваша светлость, это вам не фунт изюму.

- Сэр, - Ваймс уставился в стену над ухом патриция, прибегая к своей излюбленной технике отклонения от начальственного недовольства.

Поняв это, Витинари тихо вздохнул, вытащил из папки, озаглавленной «Карцер-Ланкр» семафорное сообщение и протянул её командору.

«Ево пакусали пчолы. Но он их неубил», - прочёл тот, и с недоумением продолжал таращиться на бумажку, силясь уяснить смысл послания.

- Обнадёживающее сообщение, – тоном чуть более оптимистичным, чем хотелось бы командору, проговорил патриций, отбирая у Ваймса бумажку, чтобы заключить оную опять в папку. - Не так ли?

- Не так, - буркнул Ваймс. Его так и тянуло что-нибудь возразить, но он не мог сообразить, что именно.

Витинари приподнял бровь.

- Его покусали – он не убил. Что же ещё вам надо, ваша светлость? По мне, так господин Карцер на пути к исправлению.

Ваймс помедлил, собираясь с мыслями. Возражение плавало на поверхности, как разлитое на поверхности лужи масло, нужно было только поймать его и отцедить.

- Не думаю, что Карцер боялся… пчёл, - осторожно сказал он. - Таких как он испугать невозможно. Но если он не ответил на удар, это тревожный знак. На вашем месте я бы убедился: он либо мёртв, либо недееспособен настолько, что стал бесполезен. Закон улицы, - пожал плечами командор.

- Хм… Убей или будь убит?.. - взгляд Витинари стал пристальным. - То есть, вы полагаете, ваша светлость, что господин Карцер потерял свою квалификацию?

- Точно, - кивнул Ваймс. - Будет ли он полезен городу, если не сможет находить преступников? – спросил он.

Витинари смотрел на командора поверх сложенных домиком пальцев.

- А ведь он – герой, - промолвил патриций. – Судя по репортажам «Таймс».

Лицо Ваймса скривилось, как от уксуса. Вот уж кого он ненавидел, после вампиров и свежего салата, так это героев.

- Герои занимаются убийством в глуши, - неприязненным тоном заявил он.

- Хотите сказать, ваша светлость, в нынешнем обществе нет места для героя?

- Сами же сказали как-то, что героизм это варварство, - буркнул Ваймс.

- Да, древняя традиция, - вспомнил Витинари. – Но, насколько можно судить, традиция эта продолжает здравствовать и поныне. Помню, как лет пять назад в город пришёл юноша, мечтавший поступить в Стражу… или, как некий капитан Ночной Стражи рубил цепи мясницким ножом, чтобы освободить даму, предназначенную на корм дракону…

Командор скрипнул зубами.

Витинари резко встал, и, пойдя к окну, уставился вдаль.

- Я бы не стал списывать господина Карцера со счетов так быстро. Так что, - патриций повернулся к Ваймсу и посмотрел ему в глаза, - смиритесь, командор.