Дварфы, заметила Сахарисса, снова работали над прессом. Редко он оставлася одной формы больше пары часов. Разрабатывали дварфы по ходу дела.
Сахариссе казалось, что единстенные инструменты, которые нужны дварфу – это его топор и какие-нибудь средства, чтобы развести огонь. Тогда в конечном счете у него получится кузница, а с ее помощью дварф сможет сделать простые инструменты, а с их помощью – сложные инструменты, а уж со сложными инстурментами дварф сможет сделать более или менее что угодно.
Пара дварфов копалась в производственном мусоре, сваленном у стен. Пару катков уже расплавили для их железа, а лошадок-качалок использовали, чтобы плавить свинец. Один-другой дварф покидали сарай по каким-то загадочным поручениям и возвращались с маленькими мешками и вороватым видом. Еще дварфы очень хороши в пристраивании вещей, выброшенных другими людьми, даже если те пока что их еще, вообще-то, не вполне выбросили.
Сахарисса принялась за репортаж о ежегодном собрании Добрых Приятелей Сонного Холма, когда грохот и какое-то ругательство на убервальдском – хорошем языке для ругательств – заставили ее подбежать ко входу в подвал.
- Вы в порядке, мистер Шрик? Мне принести совок и щетку?
- Бодрозвачский жальциет!... о, простите, мисс Сахарисса! На пути к прогрессу фстретилась непольшая фыбоина.
Сахарисса спустилась по лестнице.
Отто был у своего самодельного верстака. На стене висели коробки с демонами. Несколько саламандр дремало в своих клетках. В большой темной банке скользили земляные угри. Но банка рядом с ней была разбита.
- Я нелофко задел ее и сбил, - объяснил Отто, выглядя смущенным. – А теперь глупый угорь сабрался за ферстак.
- Он кусается?
- О, нет, они очень ленифые тфари…
- А над чем ты работал, Отто? – спросила Сахарисса, поворачиваясь, чтобы получше рассмотреть нечто на верстаке.
Он попытался рвануться и загородить ей дорогу.
- О, это фсе еще очень экспериментально…
- Способ делать цветные пластины?
- Да, но это просто грубая фременная поделка…
Краем глаза Сахарисса заметила движение. Сбежавший земляной угорь, заскучав под верстаком, совершал очень вялое устремление в сторону новых горизонтов, где угорь может извиваться гордо и горизонтально.
- Прошу, не надо… - сказал было Отто.
- О, все нормально, я совсем не брезгую…
Рука Сахариссы сомкнулась на угре.
Когда она очнулась, перед ее лицом хлопал черный платок Отто.
- Ох, боже мой, - проговорила она, пытаясь сесть.
Лицо Отто представляло собой картину такого ужаса, что на секунду Сахарисса забыла о собственной раскалывающейся голове.
- А что с тобой случилось? – спросила она. – Выглядишь ужасно.
Отто резко отшатнулся, попытался встать и наполовину рухнул на верстак, схватившись за грудь.
- Сыр! – простонал он. – Прошу, достаньте мне сыра! Или большое яблоко! Что-нибудь укусить! Пожаааалуйста!
- Здесь внизу ничего такого нет…
- Дершись от меня потальше! И не дыши так! – взвыл Отто.
- Как – так?
- Грудь фот так туда и сюта и фферх и вниз! Я вампир! Теряющая сознание молодая девушка, прошу, поймите, тяжелое дыхание, фздымание бюста… Это призыфает изнутри что-то ушасное!
Пошатываясь, он с усилием выпрямился и схватил черную ленточку с лацкана.
– Но я буду сильным! – выкрикнул он. – Я не допущу, чтобы фсе пропало!
Он чопорно встал в положение «смирно», хотя и слегка размытое из-за дрожи, сотрясавшей его с головы до ног, и таким же дрожащим голосом запел:
- К цели ты сфоей ступай, ступай, С булочкой чайку налифай, налифай…
Лестницу внезапно загромоздили суматошно спускающиеся и спотыкающиеся дварфы.
- Вы в порядке, мисс? - спросил Боддони, подбежав со своим топором. – Он пытался что-то сделать?
- Нет, нет! Он…
- Напиток в жифых венах, он не для меня… - пот стекал по лицу Отто. Он стоял, прижимая одну руку к сердцу.
- Вот так, правильно, Отто! – прокричала Сахарисса. – Борись с этим! Борись!
Она повернулась к дварфам.
- У кого-нибудь из вас есть сырое мясо?
- К жизни нофой сдержанной и к фоде родниковой мы придем… - на бледном лбу Отто пульсированли вены.
- Есть немного свежего крысиного филе наверху, - пробурчал один из дварфов. – Стоило мне два пенса.
- Тащи его сейчас же, Гоуди, - резко приказал Боддони. – Дело, похоже, плохо!
- …Коли под рукой нашлись, дшин и бренди мошем пить, можем фиски или ром, но питье, что мы не терпим и што больше мы не пьем, это…
- Два пенса – это два пенса, вот все, что я скажу!
- Смотрите, он начинает дергаться! – воскликнула Сахарисса.
- И петь он тоже не умеет, - произнес Гоуди. – Ладно, ладно, иду я, иду.
Сахарисса похлопала по влажной руке Отто.
- Ты можешь одолеть это! – быстро сказала она. – Мы здесь все с тобой! Ведь правда, все? Правда же?
Под ее угрожающим взглядом дварфы разразились хором невоодушевленных даканий, даже несмотря на то, что выражение лица Боддони говорило о том, что он вообще не был уверен, для чего здесь Отто.
Гоуди вернулся с маленьким свертком. Сахарисса выхватила его у дварфа из рук и протянула вампиру, который отшатнулся.
- Нет, это всего лишь крыса! – воскликнула Сахарисса. – Совершенно нормально! Вам ведь можно крыс, так?
Отто замер на мгновение, а затем схватил пакет.
И впился в него зубами.
Во внезапной тишине Сахарисса задалась вопросом, не слышит ли она очень слабый звук, похожий на потягивание через соломинку со дна молочного коктейля.
Через несколько секунд Отто открыл глаза и покосился на дварфов. Он выронил пакет.
- Ох, какой позор! Кута мне деть лицо? О, што фы долшны обо мне думать…
Сахарисса с отчаянным воодушевлением захлопала.
- Нет, нет! Мы все очень впечатлены! Правда же, все?
Незаметно для Отто она очень выразительно махнула рукой дварфам. Последовал еще один нестройный хор соглашения.
- То есть, я теперь уше больше трех месяцефф переносил «холодную летучую мышь», - пробормотал Отто. – Так отфратительно не фыдершать сейчас и…
- О, сырое мясо – это ничего, - перебила Сахарисса. – Это же позволено, да ведь?
- Да, но ф какую-то секунду я чуть не…
- Да, но ты не сделал. Вот что важно. Ты хотел и не сделал. - Она повернулась к дварфам. – Вы все можете возвращаться к тому, чем занимались. С Отто теперь все совершенно в порядке.
- Вы уверены… - возразил было Боддони, а потом кивнул. Он бы скорее заспорил с диким вампиром, чем с Сахариссой в данный момент. – Конечно, мисс.
Когда дварфы вышли, Отто сел, утирая лоб.
Сахарисса потрепала его по руке.
- Хочешь глоток…
- Ох!
- …воды, Отто? – спросила Сахарисса.
- Нет, нет, фсе ф порядке, я думаю. Ох. О боше. Боже мой. Мне так шаль. Ты думаешь, что фсе под контролем, и фдруг фсе фосвращается… Что за день…
- Отто?
- Да, мисс?
- А что именно произошло, когда я схватила угря, Отто?
Он вздрогнул.
- Я думаю, сейчшас, восможно, не лучшее время…
- Отто, я видела разные вещи. Там было… пламя. И люди. И шум. Всего на мгновение. Это было как будто весь день целиком пронесся за секунду! Что случилось?
- Ну, - неохотно сказал Отто, - фы снаете, как саламандры поглощают сфет?
- Да, конечно.
- Ну, угри поглощают темный сфет. Не темноту, а именно сфет фнутри темноты. Темный свет… Понимаете, темный свет… ну, он еще не изучен долшным образом. Видете ли, он тяшелее обычнофо света, так што большая ефо часть находится под фодой или ф очень глубоких пещерах в Убервальде, но немного фсегда есть даше ф обычной темноте. Это дейстфительно очень уфлекательно…
- Это какой-то волшебный свет. Понятно. Можем мы немного ближе к делу продвинуться?
- Я слышал, считается, что темный сфет – это первичный свет, от которого произошли все остальные фиды света…
- Отто!
Он поднял бледную руку.
- Я долшен фам все это расскасать! Фы слышали о теории, что такой вещи, как настоящее время, не сущестфует? Потому что если оно делимо, то не мошет быть настоящим, а если оно неделимо, то у нефо не мошет быть начала, сфясанного с прошлым и конца, сфясанного с будущим? Философф Хейдехоллен утферждает, что фселенная – это просто остыфший суп времени: фсе время смешано, и то, што мы насыфаем прошестфием времени – это просто кфантовые колебания ф структуре пространстфа-времени...
- У вас в Убервальде очень долгие зимние вечера, не так ли?
- Фидите ли, темный свет считается доказательсфом этому, - продолжил Отто, не обратив на нее внимания. – Это свет без фремени. То, что он осфещает, понимате… не обясательно сейчас.
Он остановился, словно ждал чего-то.
- Ты хочешь сказать, он делает снимки прошлого? – спросила Сахарисса.
- Или будущефо. Или откуда-то еще. Конечно, ф дейстфительности нет никакой разницы.
- И все это ты людям в голову нацеливаешь?
Отто выглядел обеспокоенным.
- Я обнарушифаю странные побочные дейстфия. О, дварфы гофорят, что темный свет дает необычные… эффекты, но они очень суеферные люди, так что я никогда не принимал это фсерьез. Однако…
Он порылся среди завала на верстаке и подобрал иконографию.
- О, боже. Это так слошно, - произнес Отто. – Послушайте, философф Цепп гофорит, что у разума есть сфетлая сторона и темная сторона, и, понимаете, темный свет… виден темными глазами расума…
Он вновь замолчал.
- Да? – вежливо отозвалась Сахарисса.
- Я шдал раската грома, - объяснил вампир. – Но, уфы, здесь не Убервальд.
- Что-то я не уловила смысл, - призналась Сахарисса.
- Ну, фидете ли, если бы я произнес нечто злофещее вроде «темные глаза расума» дома в Убервальде, раздался бы фнесапный утар грома. А если бы я указал на самок, фосфышающийся на скале и сказал: «Фот тот… замок», непременно бы печально сафыл волк. – Он вздохнул. – Ф старой стране окрушаюший ландшафт психотропичен и снает, што от нефо ожидается. Здесь ше, уфы, люди просто странно на тебя покосятся.
- Ладно, ладно, это волшебный свет, снимающий жуткие необычные катринки, - произнесла Сахарисса.
- Это очень… газетный спосоп излошения, - вежливо сказал Отто. Он показал ей иконографию. – Фсгляните фот сюта. Я хотел снимок дварфа, работающей в кабинете Патриция, а получил это.
Снимок был размытой смесью расплывшихся пятен и завихрений, и на нем различалось смутное очертание дварфа, лежащей на полу и что-то изучающей. Но на это было наложено ясное изображение Ветинари. Два изображения Лорда Ветинари, уставившихся друг на друга.
- Ну, это его кабинет, и он постоянно там бывает, - отозвалась Сахарисса. – Такое… волшебный свет улавливает?
- Восможно, - ответил Отто. – Мы знаем, што то, что сущестфует физически, не фсегда сущестфует на самом деле. Посмотрите фот на эту.
Он протянул ей другую картинку.
- О, удачный снимок Уильяма, - сказала Сахарисса. – В подвале. А… Это же Лорд де Слов прямо за его спиной, не так ли?
- Прафда? – спросил вампир. – Я не знаю этофо челофека. Знаю, что, когда я делал снимок, ф подфале ефо не было. Но… нушно только сколько угодно времени погофорить с мистером Вильямом, чтобы понять, что, ф каком-то смысле, ефо отец фсегда смотрит ему через плечо…
- От этого мурашки по коже.
Сахарисса оглядела подвал. Камни были старыми и все в пятнах, но они точно были не почерневшими.
- Я только видела… людей. Сражающихся мужчин. Пламя. И… серебряный дождь. Как может дождь идти под землей?
- Я не знаю. Фот почему я и исучаю темный свет.
Звуки наверху подсказывали, что вернулисьУильям и Славногор.
- Я бы не стала об этом никому больше говорить, - сказала Сахарисса, направляясь к лестнице. – У нас и так дел хватает. От этого мурашки по коже.


Снаружи бара названия не было, потому что всем, кто знал, чем было это место, название было не нужно. Тем, кто не знал, чем это место было, не стоило входить. Умертвия Анк-Морпорка были, в целом, законопослушной компанией, хотя бы потому, что знали, что закон обращал на них определенное количество особого внимания, но если вы заходили в место, известное как Заупокой, темной ночью и безо всякого дела там, то кто узнает?
Для вампиров* это было место, где можно зависнуть. Оборотни здесь могли распустить волосы, да и вообще распуститься. Для страшил это было место, где можно выбраться из шкафа. Для упырей оно значило солидный мясной пирог и чипсы.
----
* То есть тех, которые не собирались вокруг фисгармнонии в Представительстве Воздержания, нервно распевая песни о том, как сильно они любят какао.
----
Все глаза – и это не то же самое, что и количество голов, умноженное на два – повернулись к двери, когда она со скрипом отворилась. Новоприбывших изучили из темных углов. Они были в черном, но это ничего не значило. Кто угодно мог одеть черное.
Они подошли к стойке, и мистер Штырь стукнул по заляпанному дереву.
Бармен кивнул. Самым главным, уяснил он, было удостовериться, что, покупая напитки, обычные люди за них платили. Позволять им заводить счет было не лучшим решением. Это демонстрировало неоправданно оптимистичный взгляд на будущее.
- Чем я могу… - начал было он, прежде чем рука мистера Тюльпана схватила его за шею и тяжело ударила его голову о стойку.
- У меня плохой день, - заявил мистер Штырь, обращаясь к миру в целом, - а у мистера Тюльпана нерешенные личностные конфликты. У кого-нибудь есть вопросы?
В полумраке поднялась нечеткая рука.
- Что за повар? – спросил голос.
Мистер Штырь раскрыл рот для ответа, а затем повернулся к своему коллеге, изучавшему ряд очень странных напитков в баре. Все коктейли слезливые, а те, что в Заупокое, обычно были еще слезливее.
- Написано «Убей Повара!!!» - объяснил голос.
Мистер Тюльпан с размаху воткнул два длинных шампура для кебаба в стойку, где они задрожали.
- А какие у вас есть повара? – спросил он.
- Хороший фартук, - сказал голос в полумраке.
- Это предмет –ной зависти всех моих друзей, - прорычал мистер Тюльпан.
В тишине мистер Штырь услышал, как невидимые выпивающие высичтывали вероятное число друзей мистера Тюльпана. Это было не то вычисление, при котором простому мыслителю пришлось бы снимать ботинки.
- А. Понятно, - произнес кто-то.
- А теперь, мы не хотим никаких неприятностей с вами со всеми, - сообщил мистер Штырь. – Мы просто хотели бы встретиться с оборотнем.
Другой голос во мраке произнес:
- Затшем?
- Есть для него работенка, - отетил мистер Штырь.
В темноте послышался приглушенный смешок и вперед прошаркала фигура. Размером она была приблизительно с мистера Штыря, у нее были заостренные уши и волосы, которые явно под лохмотьями продолжались до лодыжек. Пучки волос торчали из дырок в рубашке и густо покрывали тыльные стороны ладоней.
- Я отчасти оборотень, - сказало существо.
- От какой части?
- Смешная шутка.
- Ты можешь говорить с собаками?
Самопровозглашенный отчасти оборотень оглянулся на своих невидимых зрителей, и мистер Штырь впервые ощутил приступ беспокойства. Зрелище мистера Тюльпана с его медленно вращающимся глазом и пульсирующим лбом не давало своего обычного эффекта. Во мраке слышались шорохи. Он был уверен, что слышал хихиканье.
- Ага, - ответил оборотень.
А, пошло все к черту, подумал мистер Штырь. Одним отточенным движением он вытащил свой лук-револьвер и выставил его в дюйме от лица оборотня.
- Наконечник из серебра, - предупредил он.
Он был поражен скоростью движения. Внезапно вокруг его шеи сомкнулась рука, и пять острых кончиков прижались к его коже.
- А у этих – нет, - произнес оборотень. – Посмотрим, кто первым ослабит хватку, а?
- Да, точно, - сказал мистер Тюльпан, который тоже кое-что держал.
- Это всего лишь вилка для барбекю, - откликнулся оборотень, едва бросив на нее взгляд.
- Хочешь посмотреть, как –но быстро я могу ее кинуть? – спросил мистер Тюльпан.
Мистер Штырь попытался сглотнуть, но получилось только наполовину. Мертвецы, он знал, не могли сжимать настолько сильно, но до двери было по меньше мере десять шагов, и расстояние, казалось, увеличивалось с каждым ударом сердца.
- Эй, - проговорил он. – В этом нет нужды, так? Почему бы нам всем не расслабиться? И, эй, мне было бы проще с тобой говорить, если бы ты был в нормальной форме.
- Без проблем, друг мой.
Оборотень содрогнулся, но ни на секунду не выпускал шеи мистера Штыря. Все черты лица стали наплывать друг на друга, оно исказилось настолько, что даже мистеру Штырю, который в других обстоятелсьвах бы весьма развлекся от чего-то подобного, пришлось отвернуться.
Это позволило ему увидеть тень на стене. Она, вопреки всем ожиданиям, росла. Как и уши.
- Ефть вопрофы? – произнес оборотень. Теперь его зубы серьезно мешали речи. Его дыхание было даже зловоннее, чем костюм мистер Тюльпана.
- А… - выдохнул мистер Штырь, балансируя на цыпочках. – Думаю, мы ошиблись адресом.
- Я тоже так думаю.
У стойки мистер Тюльпан многозначительно сбил горлышко бутылки.
И вновь помещение наполнилось ожесточенной тишиной подсчета и персональной математики прибыли и убытков.
Мистер Тюльпан разбил бутылку о собственный лоб. В этот момент он, казалось, не слишком много внимания обращал на комнату. Просто у него в руках оказалась бутылка, которая ему больше была не нужна. Поставить ее на стойку было бы всего лишь ненужной тратой координации движения.
Люди пересчитали заново.
- Он человек? – поинтересовался оборотень.
- Ну, конечно, «человек» - это всего лишь слово, - отозвался мистер Штырь.
Он почувствовал, как его вес переходит на пальцы ног, по мере того, как его опускали на пол.
- Я думаю, мы, наверное, пойдем, - осторожно произнес он.
- Точно, - ответил оборотень. Мистер Тюльпан рывком открыл большую банку пикулей, или, по крайней мере, каких-то длинных, толстых зеленых штук, и попытался запихнуть одну из них себе в нос.
- Если бы мы захотели остаться, мы бы остались, - добавил мистер Штырь.
- Точно. Но вы хотите уйти. Как и ваш… друг, - отозвался оборотень.
Мистер Штырь попятился к двери.
- Мистер Тюльпан, у нас есть дела в другом месте, - сказал он, – шшшш, да вытащи ты этот чертов пикуль из носа, хорошо? Мы должны быть профессионалами!
- Это не пикуль, - раздался голос в темноте.
Мистер Штырь почувствовал несвойственное облегчение, когда за ними захлопнулась дверь. К его удивлению, он услышал, как защелкнулись два затвора.
- Ну, могло бы пройти и получше, - сказал он, стряхивая с пальто пыль и шерсть.
- Что теперь? – спросил мистер Тюльпан.
- Время подумать о плане Б, - ответил Штырь.
- А почему бы нам просто не избивать –ных людей, пока кто-нибудь не скажет нам, где собака? – предложил мистер Тюльпан.
- Заманчиво, - отозвался мистер Штырь, - но это мы оставим на план В…
- Шобоновсе.
Они оба развернулись.
- Гни паточные края, я им грил, - произнес Старикашка Рон, шаткой походочкой переходящий улицу, связка Таймс под одной рукой, веревка его не поддающейся определению дворняги – в другой. Он поймал взгляд Новой Фирмы.
- Арглгарлиарп? – предложил он. – ЛайарррБнип! Вы, господа, газетку не хотите?
Мистеру Штырю показалось, что у последнего предложения, хоть оно и было произнесено приблизительно тем же самым голосом, было навязчивое не-вполне-правильное качество. В отличие от всего остального, в нем был смысл.
- Мелочь есть? – спросил он у мистера Тюльпана, похлопав по карманам.
- Ты собираешься ее, на–, купить? – изумился его партнер.
- Всему есть время и место, мистер Тюльпан, время и место. Вот, держите, мистер.
- Десница тысячелетия и моллюск, шобоновсе, - провозгласил Рон, добавив, - Премного благодарен, господа.
Мистер Штырь раскрыл Таймс.
- В этой штуковине… - он замолчал и пригляделся повнимательнее.
- «Вы не видели эту собаку?» - прочитал он. – Вот уж…
Он уставился на Рона.
- Вы их много продаете? – спросил он.
- Свыксни зыбь, я им грил. Ага, сотни.
Вот, опять, легкое ощущение двухголосия.
- Сотни, - повторил мистер Штырь. Он опустил взгляд на пса продавца газет. Тот выглядел очень похожим на того, что в газете, но все терьеры выглядят одинаково. В любом случае, этот был на поводке.
- Сотни, - еще раз повторил он и снова прочел короткую статью.
Он посмотрел в никуда.
- По-моему, у нас есть план Б, - произнес Штырь.
С уровня земли пес продавца газет внимательно следил за тем, как они удалялись.
- Еще бы чуть-чуть и все, - сказал он, когда те свернули за угол.
Старикашка Рон сложил газеты в лужу и вытащил из глубин своего гигантского пальто холодную сосиску.
Он разделил ее на три равных куска.

ИСТИНА СДЕЛАЕТ ТЕБЯ СВОДНЫМ • ЭКСТРА!
ВЫ НЕ ВИДЕЛИ ЭТУ СОБАКУ?
Вознаграждение в 25 долларов за Информацию


Уильям насчет последнего поколебался, но Стража дала ему весьма хороший рисунок, и прямо сейчас он чувствовал, что небольшой дружественный жест в этом направлении будет хорошей идеей. Если он вдруг окажется в глубокой беде, головой вниз, то ему будет нужен кто-то, кто вытащит его.
Еще он переписал статью о Патриции, добавив все, в чем был уверен, а такого было немного. Откровенно говоря, он застрял.
Сахарисса сочинила статью об открытии Инквайрера. Насчет нее Уильям тоже был не уверен. Но, в конце концов, это были новости. Они не могли просто проигнорировать это, и статья заполняла какое-то место.
Кроме того, ему нравилась первая строка, которая начиналась так: «На Мерцающей Улице начал работу потенциальный конкурент старейшей в Анк-Морпорке газеты, Таймс…»
- У тебя получается все лучше, - заметил он, поглядев через стол.
- Да, - отозвалась она. – Я теперь знаю, что, если увижу голого человека, я обязательно должна узнать его имя и адрес, потому что…
Уильям подхватил, и они закончили фразу хором:
- …Имена продают газеты.
Он отклонился на спинку стула и выпил по-настоящему ужасный чай, который делали дварфы. Всего на мгновение возникло необычное чувство блаженства. Странное слово, подумал он. Одно из тех слов, которые описывают нечто, не издающее звуков, но, если бы издавало, то звук был бы именно таким. Блаженство. Это напоминало звук мягкой меренги, тихо тающей на горячем блюде.
Здесь и сейчас он был свободен. Газета уложена в постель, ей подоткнули одеяло и прочитали молитвы. Она была закончена. Команда, ругаясь и плюясь, уже толпилась, чтобы забрать еще какое-то количество экземпляров. Они конфисковали несколько разнообразных старых тележек и детских колясок, чтобы возить в них свои газеты по улицам. Конечно, через час или около того пресс снова станет голодным, и Уильям снова будет толкать огромный камень в гору, прямо как тот мифологический персонаж… как там его звали?..
- Как звали того героя, которого приговорили к тому, чтобы толкать на гору камень, и каждый раз, когда он поднимал его до вершины, камень снова скатывался? – спросил он.
Сахарисса даже не подняла взгляд.
- Кто-то, кому нужна тачка? – предположила она, ожесточенно накалывая листок бумаги.
Уильям распознал в ее голосе нотки человека, которому все еще надо было делать досадную работу.
- Над чем ты работаешь? – спросил он.
- Над репортажем об Обществе Анк-Морпорских Поправляющихся Аккордионистов, - ответила она, быстро выписывая строчки.
- С ним что-то не так?
- Да. Пунктуация. Ее вообще нет. По-моему, нам, может быть, придется заказать дополнительный ящик запятых.
- Тогда зачем ты с ним мучаешься?
- По имени названы двадцать шесть человек.
- В качестве аккордеонистов?
- Да.
- А они не будут жаловаться?
- Их никто не заставлял играть на аккордеоне. О, и на Брод-вее была большая авария. Перевернулась телега, и несколько тонн муки вывалились на дорогу, отчего пара лошадей встала на дыбы и опрокинула собственную повозку, до верху нагруженную свежими яйцами, и от этого пролилось тридцать бидонов молока… Так что, как ты смотришь вот на такой заголовок?
Она протянула листочек бумаги, на котором написала:

СМЕШАНО ТЕСТО ДЛЯ САМОГО БОЛЬШОГО ПИРОГА В ГОРОДЕ!!

Уильям поглядел на него. Да. Каким-то образом в этом было все, что нужно. Несчастная попытка привнести юмор была очень к месту. Именно такая вещь вызвла бы бурю веселья вокург стола миссис Арканум.
- Убери второй восклицательный знак, - посоветовал он. – А в остальном, по-моему, идеально. Где ты об этом слышала?
- О, заглянул Констебль Фиддимент и рассказал мне, - сказала Сахарисса. Она опустила взгляд и без особой нужды поправила бумаги. - По правде говоря, думаю, он немного не ровно ко мне дышит.
Крошечный, до сих пор незамечаемый кусочек личности Уильяма мгновенно заморозился. Огромное число молодых людей, похоже, были счастливы говорить Сахариссе разные вещи. Он услышал собственные слова:
- Ваймс не хочет, чтобы кто-либо из его офицеров с нами разговаривал.
- Да, ну, не думаю, что рассказ о куче разбитых яиц считается, ведь так?
- Да, но…
- В любом случае, если молодые люди хотят мне что-то говорить, я ничего не могу с этим поделать, не так ли?
- Полагаю, нет, но…
- Как бы то ни было, на сегодняшний вечер все. – Сахарисса зевнула. – Я иду домой.
Уильям вскочил так быстро, что содрал коленки о стол.
- Я тебя провожу, - выпалил он.
- Боже мой, уже почти четверть восьмого, - сказала Сахарисса, надевая пальто. – Почему мы все еще работаем?
- Потому что пресс спать не отправляется, - ответил Уильям.
Когда они вышли на тихую улицу, он задался вопросом, не был ли Ветинари прав насчет пресса. В нем было что-то… неодолимое. Он был похож на собаку, которая смотрит на тебя до тех пор, пока ее не покормишь. Немного опасную собаку. Собака укусила человека, подумал он. Но это не новости. Это старости.
Сахарисса позволила ему проводить ее до конца своей улицы, где она остановила его.
- Дедушку поставит в неудобное положение, если тебя со мной увидят, - сказала она. – Я знаю, это глупо, но… Соседи, знаешь? И вся эта чепуха с Гильдией…
- Я знаю. Эм.
На мгновение, когда они посмотрели друг на друга, повисла тяжелая пауза.
- Э-э, я не знаю, как это выразить, - произнес Уильям, зная, что рано или поздно это пришлось бы произнести, – но я должен сказать, что, хотя ты очень привлекательная девушка, ты не мой тип.
Она послала ему старейший из всех виденных им взглядов, а затем сказала:
- На это ушло много объяснений, и я бы хотела поблагодарить тебя.
- Я просто подумал, что раз мы с тобой все время вместе работаем…
- Нет, я рада, что один из нас это сказал, - сообщила она. – А с твоим языком без костей, готова поспорить, девушки за тобой в очередь выстраиваются, так? Увидимся завтра.
Он посмотрел, как она прошла по улице к своему дому. Через несколько секунд в верхнем окне зажглась лампа.
Кинувшись со всех ног, он вернулся в свой пансион как раз опоздав ровно настолько, чтобы получить от миссис Арканум всего лишь Взгляд, но не настолько, чтобы его не допустили к столу за неучтивость. Серьезно опоздавшим приходилось есть свой ужин за столом на кухне.
Сегодня был карри. А одной из странностей в питании у миссис Арканум было то, что недоеденных остатков вы получали больше, чем первоначальной свежей еды. То есть было куда больше блюд, традиционно содержавших осмотрительно отобранные пригодные к употреблению остатки предыдущих блюд – вроде тушеного мяса, жаркого из вареного мяса с овощами, карри, - чем тех блюд, откуда эти остатки могли взяться.
Карри был особенно странным, поскольку миссис Арканум считала иностранные части рецепта всего чуть менее обсуждаемым предметом, чем личные части, и, следовательно, добавляла загадочный желтый порошок карри очень маленькой ложечкой, а иначе вдруг все внезапно сорвут с себя одежду и станут вытворять что-нибудь иностранное. Главными же ингредиентами оказались брюква, похожий на вкус на дождевую воду изюм и остатки холодной баранины, хотя Уильям не смог припомнить, когда у них была нормальная баранина любой температуры.
Для других жильцов это не было проблемой. У миссис Арканум были большие порции, а они были людьми, которые кулинарные достижения измеряли их количеством на тарелке. На вкус, может, и не изумительно, но спать вы отправлялись с полным желудком, а это все, что имело значение.
В данный момент обсуждались новости дня. Мистер Пачкотест принес Иквайрер и оба выпуска Таймс, исполняя свою роль хранителя огня сообщения.
Все пришли к согласию, что новости в Инквайрере были интереснее, хотя миссис Арканум заявила, что вся тема о змеях была не для обсуждения за столом и что газетам не должно быть позволено так тревожить людей. А вот дожди из насекомых и все остальное полностью укрепило всеобщую точку зрения на далекие земли.
Старости, подумал Уильям, проводя вскрытие изюмины. Его Светлость был прав. Не новости, а старости, говорящие людям, что то, что, как они думают, они уже знают – правда…
Патриций, с этим все согласились, был изворотливым малым. Собравшиеся пришли к общему мнению, что все они одинаковые. Мистер Уиндлинг заявил, что в городе творятся беспорядки и надо что-то менять. Мистер Длинношахт сказал, что за город он говорить не может, но, как он слышал, бизнес драгоценных камней за последние годы стал очень оживленным. Мистер Уиндлинг отозвался, что для некоторых это было неплохо. Мистер Склонн выразил мнение, что Стража и свой зад обеими руками не найдет – за эту фразу он чуть не схлопотал место за кухонным столом для завершения своего ужина. Было достигнуто соглашение, что Ветинари в целом был неплох и его необходимо было отстранить. Главное блюдо завершилось в 8.45 вечера, и за ним последовали разделенные сливы в жидковатом креме, мистеру Склонну в качестве невысказанного выговора слив досталось меньше.
Уильям рано поднялся к себе в комнату. Он приспособился к кухне миссис Арканум, но ничто, кроме радикальной хирургии, не могло заставить его полюбить ее кофе.
Он лежал на узкой кровати в темноте (Миссис Арканум давала одну свечку в неделю, а тут то одно, то другое – он забыл купить еще) и пытался думать.


Мистер Криввс пересек пустую бальную залу, его шаги с эхом раздавались на деревянном полу.
Он занял свое место в центре круга свечей с небольшим напряжением нервов. Будучи зомби, он всегда немного беспокойно относился к огню.
Он кашлянул.
- Ну? – произнесло кресло.
- Они упустили пса, - отозвался мистер Криввс. – Во всех остальных отношениях, должен сказать, они проделали мастерскую работу.
- Насколько плохо все может быть, если его найдет Стража?
- Как я понимаю, пес, о котором идет речь, весьма стар, - сообщил мистер Криввс свечам. – Я отдал мистеру Штырю распоряжение разыскать его, но я уверен, что ему окажется нелегко получить доступ в городское собачье подполье.
- Здесь в округе есть и другие оборотни, не так ли?
- Да, - спокойно ответил мистер Криввс. – Но они не помогут. Их очень мало, а Сержант Ангва из Стражи в сообществе оборотней - очень важная личность. Они не станут помогать незнакомцам, потому что она узнает.
- И наведет на них Стражу?
- Полагаю, она не будет вмешивать Стражу, - ответил Криввс.
- Пес теперь уже наверняка в каком-нибудь дварфийском котелке, - сказало кресло. Последовал общий смех.
- Если дела пойдут… не так, - проговорило кресло, - кого знают эти люди?
- Они знают меня, - отозвался мистер Криввс. – Я бы не стал чрезмерно волноваться. Ваймс играет по правилам.
- Я всегда предполагал, что он считается жестоким и порочным человеком, - сказало кресло.
- Совершенно верно. И потому, что он знает, что считается таким человеком, он всегда играет по правилам. В любом случае, завтра соберутся Гильдии.
- Кто станет новым Патрицием? – спросило кресло.
- Это будет предметом тщательного обсуждения и принятия во внимания всех возникших мнений, - ответил мистер Криввс. Его голосом можно было бы смазывать часы.
- Мистер Криввс? – проговорило кресло.
- Да?
- Не пытайтесь применять это на нас. Им станет Скроуп, не так ли?
- О мистере Скроупе, несомненно, хорошо думают многие ведущие фигуры города, - отозвался адвокат.
- Хорошо.
И затхлый воздух наполнился бессловной беседой.
Абсолютно никому не было нужды говорить: Многие самые влиятельные люди в городе были обязаны своим положением Лорду Ветинари.
И никто не ответил: Конечно. Но у людей, ищущих власти, у благодарности было очень плохое качество хранения. Люди, ищущие власти, в основном разбираются с вопросами по мере их поступления. Они бы никогда не попытались сместить Ветинари, но, если бы он пропал, они бы стали практичными.
Никто не спросил: Кто-нибудь будет защищать Ветинари?
Молчание служило ответом: О, все. Они скажут вещи вроде: «Бедняга… Вы знаете, это все от переутомления». Они скажут: «Самые тихие ломаются». Они скажут: «Именно так… Мы должны поместить его куда-то, где он не сможет причинить вреда себе или окружающим. Вы так не думаете?». Они скажут: «Может быть, стоит еще возвести небольшую статую?». Они скажут: «Меньшее, что мы можем сделать – это отозвать Стражу, мы ведь стольким ему обязаны». Они скажут: «Мы должны смотреть в будущее». И так, тихо и незаметно, все изменится. Нмкакого шума, почти никаких беспорядков.
Никто не сказал: Убийство личности. Какая замечательная идея. Обычное убийство срабатывает только однажды, но это – каждый день.
Сказало кресло:
- Я думал, а не станут ли Лорд Низз или даже мистер Боггис…
Другое кресло перебило:
- О, да будет вам! С чего бы им? Так намного лучше.
- Верно, верно. Мистер Скроуп – человек прекрасных качеств.
- Хороший семьянин, насколько я понимаю.
- Прислушивается к простому народу.
- Не просто к простому народу, я уверен?
- О, нет. Он очень открыт для советов. От просвещенных… сосредоточенных групп.
- Ему их много понадобится.
Никто не сказал: Он полезный идиот.
- И тем не менее… Стражу нужно подчинить.
- Ваймс будет делать, что ему велено. Он должен. Скроуп будет по меньшей мере столь же признанным законом выбором, сколько и Ветинари. Ваймс – такой человек, у которого должен быть босс, потому что именно это дает ему законность.
Криввс кашлянул.
- Это все, джентльмены? – спросил он.
- А что там с Анк-Морпорк Таймс? – произнесло кресло. – Там возникает небольшая проблема?
- Люди счиатют ее занятной, - ответил мистер Криввс. – И никто не принимает всерьез. Инквайрер уже превосходит ее по продажам вдвое, всего после одного дня. И у нее не хватает финансов. И у нее, эм, сложности с поставками.
- Хорошая там в Инквайрере сплетня про женщину и змею, - заметило кресло.
- Там такая была? – спросил мистер Криввс.
У кресла, упомянувшего о Таймс в первый раз, что-то было на уме.
- Я был бы больше рад, если бы несколько подходящих ребят разбили бы пресс, - сказало оно.
- Это привлечет внимание, - откликнулось другое кресло. – А Таймс внимания и хочет. Их… писатель страстно желает, чтобы его заметили.
- О, ну, раз вы настаиваете.
- Я и мечтать не смею о настаивании. Но Таймс потерпит крах, - заявило кресло, а это было то кресло, к которому прислушивались остальные. – Молодой человек также идеалист. Ему еще предстоит узнать, что общественный интерес – это не то, что в интересах общества.
- Еще раз?
- Я имею в виду, джентльмены, что люди, возможно, думают, что он делает хорошее дело, но покупают они Инквайрер. Там новости интереснее. Я вам когда-нибудь говорил, мистер Криввс, что ложь успеет обежать весь мир, прежде чем правда наденет башмаки?
- Великое множество раз, сэр, - ответил Криввс с немного меньшей, чем обычно, проницательной дипломатичностью. Потом он это осознал и добавил: - Очень ценное суждение, я убежден.
- Хорошо. – Самое главное кресло втянуло воздух. – Приглядывайте за нашими… работниками, мистер Криввс.


В Храме Ома на Улице Мелких Богов была полночь, и в ризнице горел один огонек. Это была свеча в очень тяжелом богато украшенном подсвечнике, и она, в некотором роде, возносила к небесам молитву.
Молитва, из Обращения К Неверным, была такая: пусть никто не заметит, как мы все это прикарманиваем.
Мистер Штырь рылся в чулане.
- Не могу найти ничего твоего размера, - сообщил он. – Похоже, что… О, нет… слушай, ладан для того, чтобы его воскурять.
Тюльпан чихнул, осыпав противоположную стену шрапнелью из сандалового дерева.
- Мог бы, на–, раньше мне сказать, - пробормотал он. – У меня немножко бумажек есть.
- Ты что, опять Гонялся за Чистильщиком Духовок? – укоризненно спросил мистер Штырь. – Я хочу, чтобы ты сконцентрировался, понятно? Так, единственное подходящее для тебя, что мне здесь удалось найти…
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату прошел пожилой священник. Мистер Штырь инстинктивно схватил большой подсвечник.
- Привет? Вы здесь для, м-м, полуночной службы? – спросил старик, моргая от света.
На сей раз мистер Тюльпан схватил руку мистера Штыря, когда тот поднял подсвечник.
- Ты свихнулся? Что ты за человек такой? – прорычал он.
- Что? Мы не можем допустить, чтобы он…
Мистер Тюльпан вырвал серебряный подсвечник из руки своего партнера.
- Я имею в виду, посмотри только на эту –ную штуку, а? – потребовал он, не обращая внимания на потрясенного священника. – Это же подлинный Селлини! Пятьсот лет! Только посмотри на эту резьбу на подставке! Ха, подумать только, для тебя это всего-навсего пять –ных фунтов серебра, так?
- Вообще-то, м-м, это Футокс, - отозвался старый священник, который все еще не мог повысить умственную скорость.
- Что, ученик?! – воскликнул мистер Тюльпан, его глаза от удивления прекратили свое вращение. Он перевернул подсвечник и посмотрел на основание. – Эй, а точно! Здесь метка Селлини, но есть и отпечаток маленькой «ф». Впервые вижу его –ную раннюю работу. И он был –ным лучшим серебряных дел мастером, жаль, что у него было такое –ное глупое имя. Знаете, за сколько его можно продать, святой отец?
- Мы думали, долларов за семьдесят, - с надеждой отозвался священник. – Он был в той куче мебели, которая одна старая леди оставила церкви. По правде, мы его держали за сентименатльную ценность…
- У вас остался ящик, в котором его привезли? – спросил мистер Тюльпан, снова и снова поворачивая в руках подсвечник. – У него были прекрасные –ные подарочные ящики. Из вишневого дерева.
- Э… нет, я так не думаю…
- Досадно, на–.
- Э… а он все еще чего-нибудь стоит? По-моему, у нас еще один где-то есть.
- Если предлагать правильному коллекционеру, то, может, четыре тысячи –ных долларов, - прикинул мистер Тюльпан. – Но, я так предполагаю, если у вас –ная пара, сможете получить двенадцать тысяч. Футокс сейчас очень коллекционируемый.
- Двенадцать тысяч! – протрещал старик. Его глаза загорелись смертным грехом.
- Может быть, больше, - кивнул мистер Тюльпан. – Это –ный восхитительный шедевр. Я себя чувствую весьма привелегированным от того, что видел его.
Он горько посмотрел на мистера Штыря.
- А ты собирался его использовать как тупое оружие.
Он благоговейно поставил подсвечник на стол ризницы и бережно протер рукавом. Потом развернулся и тяжело треснул кулаком по голове священника, который со вздохом осел.
- А они просто держали его в –ном чулане, - сказал он. – Честно, я бы сейчас, на–, плюнул!
- Хочешь взять его с собой? – спросил мистер Штырь, запихивая одеяния в мешок.
- Не, все скупщики краденного в округе наверняка его просто переплавят на серебро, - ответил мистер Тюльпан. – Я не могу позволить, чтобы у меня на –ной совести такое было. Давай найдем этого –ного пса и сразу уберемся с этой помойки, хорошо? Это место меня на такое –ное уныние навевает.


Уильям перевернулся, проснулся и широко раскрытыми глазами уставился в потолок.
Две минуты спустя миссис Арканум спустилась вниз в кухню, вооружившись лампой, кочергой и, самое главное, бигудями в волосах. Против такой комбинации устояли бы только незваные гости с самыми крепкими нервами.
- Мистер де Слов! Что вы делаете? Полночь на дворе!
Уильям бросил на нее взгляд, а потом продолжил открывать шкафчики.
- Извините, что опрокинул кастрюли, миссис Арканум. Я заплачу за любой ущерб. Так, а где весы?
- Весы?
- Весы! Кухонные весы! Где они?
- Мистер де Слов, я…
- Где чертовы весы, миссис Арканум?! – в отчаянии воскликнул Уильям.
- Мистер де Слов! Как не стыдно!
- На чаше весов лежит будущее города, миссис Арканум!
Растерянность медленно сменила выражение серьезного оскорбления.
- Что, на моих весах?
- Да! Да! Очень может быть, что так!
- Ну, э… Они в кладовой рядом с мешком муки. Говорите, всего города?
- Вполне возможно! – Уильям почувствовал, как провис пиджак, когда он засунул большие медные гирьки в карман.
- Возьмите старый мешок из-под картошки, прошу, - предложила миссис Арканум, теперь весьма взволнованная происходящим.
Уильям схватил мешок, закинул все туда и бросился к двери.
- С Университетом, и рекой, и всем остальным? – нервно спросила хозяйка.
- Да! Да, действиетльно!
Миссис Арканум вернула челюсть на место.
- Вы все потом начисто вымоете, да ведь? – сказала она его удаляющейся спине.
К концу улицы прогресс Уильяма замедлился. Большие железные кухонные весы и полный набор гирек не так-то легко нести.
Но в этом-то и был смысл, не так ли? Вес! Уильям бежал, и шел, и тащил все сквозь холодную, туманную ночь, пока не добрался до Мерцающей Улицы.
В здании Инквайрера все еще горел свет. Зачем так надолго задерживаться, когда можно придумывать новости по ходу дела? - подумал Уильям. Но вот это - настоящее. И даже тяжелое.
Он заколотил в дверь сарая Таймс, пока какой-то дварф не открыл. Дварф был изумлен, увидев безумного Уильяма де Слова, пролетевшего мимо него и вывалившего на стол весы и гири.
- Прошу, разбудите Славногора. Нам нужно выпустить еще один номер! И можно мне, пожалуйста, десять долларов?
Славногору потребовалось время, чтобы во всем разобраться, когда, в ночной рубахе, но все равно в неизменном шлеме, он выкарабкался из подвала.
- Нет, десять долларов, - объяснял Уильям озадаченным дварфам. – Десять долларовых монет. Не стоимостью в десять долларов.
- Зачем?
- Чтобы увидеть, сколько весят семьдесят тысяч долларов!
- У нас нет семидесяти тысяч долларов!
- Слушайте, сойдет даже одна долларовая монета, - терпеливо сказал Уильям. – Десять долларов просто будут поточнее, вот и все. С этим я смогу начать работать.
В конце концов, из дварфийского ящика с деньгами извлекли десять подходящих монет и должным образом взвесили. Затем Уильям раскрыл в блокноте свежую страницу и склонил голову в неистовом вычислении. Дварфы торжественно за ним наблюдали, как будто он проводил алхимический эксперимент. Наконец он оторвался от своих цифр, в его глазах горело разоблачение.
- Это почти треть тонны, - произнес он. – Вот сколько весят семьдесят тысяч долларовых монет. Полагаю, по-настоящему хорошая лошадь могла бы унести это вместе с всадником, но… Ветинари ходит с тростью, вы его видели. У него бы целая вечность ушла на то, чтобы нагрузить лошадь, и даже если бы ему удалось скрыться, едва ли бы он ехал быстро. Ваймс, должно быть, догадался об этом. Он говорил, что факты идиотские!
Славногор встал перед рядами ящичков наборной кассы.
- Готов начать, когда скажешь, шеф, - сказал он.
- Ладно… - Уильям поколебался. Он знал факты, но что эти факты означали? – Э… Сделай заголовок: «Кто подставил Лорда Ветинари?», а потом начинается статья… э-эм…
Уильям понаблюдал, как рука быстро набрасывалась и хватала литеры среди маленьких ящичков шрифта.
- А… э… «Стража Анк-Морпорка теперь уверена, что еще по крайней мере один человек был вовлечен в… в…
- Бесчинство? – предположил Славногор.
- Нет.
- Сумятицу?
- «…В нападение во дворце утром вторника», - Уильям подождал, пока дварф нагнал его. Было все проще и проще читать слова, образующиеся в руках Славногора, пока его пальцы прыгали от ящичка к ящичку: м-о-ч-ь…
- Ты вместо «н» поставил «м», - сказал он.
- Ой, да. Извини. Давай дальше.
- Э-э… «Факты свидетельствуют о том, что Лорд Ветинари далеко не нападал на служащего, как полагалось, а мог застигнуть преступление в процессе совершения».
Рука летала над шрифтом… п-р-е-с-т-у-п-л-е-н-и-е-пробел-в…
Она замерла.
- Ты в этом уверен? – спросил Славногор.
- Нет, но эта теория не хуже любой другой, - ответил Уильям. – Ту лошадь нагрузили не для того, чтобы сбежать, а для того, чтобы ее обнаружили. У кого-то был какой-то план, и он пошел не так. По крайней мере в этом я уверен. Так… новый абзац. «Лошадь в конюшнях была нагружена третью тонны монет, но, при его состоянии здоровья, Патриций…»
Один из дварфов разжег печь. Другой разбирал формы, в которых был предыдущий выпуск. Комната снова оживала.
- Это примерно восемь дюймов плюс заголовок, - сказал Славногор, когда Уильям закончил. – Это взволнует людей. Хочшь еще что-нибудь добавить? Мисс Сахарисса написала кое-что про бал Леди Силаччии, и есть еще пара маленьких заметок.
Уильям зевнул. Не похоже, чтобы в эти дни у него получалось высыпаться.
- Втесни их, - сказал он.
- И еще это щелк-сообщение из Ланкра, которое прибыло, когда ты ушел домой. Стоило нам еще 50 пенни за посланника. Помнишь, ты днем посылал щелчки? Насчет змей? – добавил он, заметив ничего не выражающее лицо Уильяма.
Уильям прочел тоненький листочек. Сообщение было аккуратно расшифровано и записано почерком семафорного оператора. Наверное, это было самым странным сообщением, посланным при помощи новой технологии.
Король Веренс Ланкрский тоже усвоил идею, что в щелчках каждое слово было на вес золота.

ЖЕНЩИНЫ ЛАНКРА НЕ ИМЕЮТ ПВТР НЕ ИМЕЮТ ПРИВЫЧКИ ВЫНАШИВАТЬ ЗМЕЙ ТЧК ДЕТИ РОЖДЕННЫЕ ЭТОМ МЕСЯЦЕ УИЛЬЯМ ТКАЧ КОНСТАНЦИЯ КРОВЕЛЬЩИК КАТАСТРОФА ВОЗЧИК У ВСЕХ ПЛЮС НОГИ РУКИ МИНУС ЧЕШУЯ КЛЫКИ

- Ха! Мы их прижали! – воскликнул Уильям. – Дайте мне пять минут, и я сварганю из этого статью. Скоро увидим, сможет ли меч истины одолеть дракона лжи.
Боддони послал ему добродушный взгляд.
- Разве ты не говорил, что ложь успеет обежать весь мир, пока истина надевает башмаки? – спросил он.
- Но это истина.
- И что? Где ее башмаки?
Славногор кивнул остальным дварфам, те зевали.
- Отправляйтесь обратно в кровати, ребята, я все соберу.
Он проследил, как они все исчезают на лестнице в подвал. Потом он сел, вытащил маленькую серебряную коробочку и открыл ее.
- Нюхнешь? – предложил он, протягивая коробочку Уильяму. – Лучшая вещь, что вы, люди, изобрели за все времена. Жареный Красный Табак Ватсона. Здорово прочищает мозги. Нет?
Уильям покачал головой.
- Для чего ты всем этим занимаешься, мистер де Слов? – спросил Славногор, вдыхая в каждую ноздрю чудовищную порцию табака.
- Что ты имеешь в виду?
- Заметь, я не говорю, что мы не признательны и все такое, - продолжил Славногор. – От этого деньги прибывают. Нерегулярных заказов с каждым днем все меньше. Похоже, что каждая гравировальная лавка приготовилась перейти на печатание. Все что мы сделали – открыли молодым повесам проход. Но в конце концов они нас настигнут. За ними стоят деньги. Я не возражаю против того, что некоторые из ребят говорят о том, чтобы все распродать и вернуться в железные рудники.
- Вы не можете этого сделать!
- А, ну, - проговорил Славногор, - Ты имеешь в виду, что это ты не хочешь, чтобы мы это сделали. Я это понимаю. Но мы откладывали деньги. С нами все будет в порядке. Смею сказать, мы можем загнать кому-нибудь пресс. Может быть, вернемся домой с накоплениями. Вот ради чего все это было. Деньги. А ты почему этим занимался?
- Я? Потому что… - Уильям замолчал. Правда была в том, он никогда не решал ничего такого делать. На самом деле он во всей своей жизни ни разу не принимал подобного решения. Просто одно плавно вело к другому, а потом нужно было кормить пресс. Он и сейчас здесь ждал. Ты работаешь из всех сил, кормишь его, а он всего через час все равно становится таким же голодным, а вся твоя работа отправлялась в Ящик Шесть у Гарри Писса, и это было только началом его неприятностей. У него вдруг появилась достойное занятие с часами работы, и все равно все, что он делал, было не реальнее песочного замка на берегу, где появлялся только прилив.
- Я не знаю, - признался он. – Наверное, потому, что во всех остальных занятиях от меня нет никакого проку. Теперь я и представить себе не могу какое-то другое занятие.
- Но я слышал, что у твоей семьи уйма денег.
- Мистер Славногор, я бесполезен. Меня учили быть бесполезным. Что нам всегда предполагалось делать – это ошиваться вокруг, пока не случится какой-нибудь войны, потом совершить что-нибудь по-настоящему идиотски храброе, и после этого быть убитыми врагом. Все, что мы обычно делали – это цеплялись за разные вещи. За идеи, в основном.
- Значит, отношения у тебя с ними не очень.
- Послушай, мне не нужен разговор по душам на эту тему, ты понимаешь? Мой отец не приятный человек. Мне тебе нарисовать образ? Он не слишком любит меня, а я – его. Если уж на то пошло, то он, похоже, вообще никого особо не любит. Особенно дварфов и троллей.
- Нет такого закона, который говорит, что надо обязательно любить дварфов и троллей, - заметил Славногор.
- Да, но должен быть закон, запрещающий не любить их так, как это делает он.
- А. Вот теперь ты нарисовал мне образ.
- Может, ты слышал выражение «низшие расы»?
- А теперь раскрасил.
- Он даже больше не живет в Анк-Морпорке. Говорят, город слишком загрязнен.
- Очень наблюдательно с его стороны.
- Нет, я имел в виду…
- О, я понял, что ты имел в виду, - перебил Славногор. – Встречал я людей вроде него.
- Ты сказал, что все ради денег? – спросил Уильям. – Это правда?
Дварф кивнул на свинцовые слитки, аккуратно сложенные около пресса.
- Мы хотели превратить свинец в золото, - сказал он. – Свинца у нас полно. Но нам нужно золото.
Уильям вздохнул.
- Мой отец всегда говорил, что золото – это все, о чем дварфы думают.
- Практически все, - дварф взял еще одну щепотку табака. – Но в чем люди ошибаются, так это… понимаешь, если человек думает только о золоте, ну, он скряга. Если дварф думает о золоте, он просто ведет себя как дварф. Это другое. Как вы там называете черных людей, которые живут в Хоуандаленде?
- Я знаю, как их называет мой отец, - отозвался Уильям. – Но я их называю «люди, которые живут в Хоуандаленде».
- Правда так называешь? Ну, я слышал, говорят, там есть одно племя, в котором, прежде чем жениться, мужчина должен убить леопарда и преподнести его шкуру женщине? Тут то же самое. Дварфу, чтобы жениться, нужно золото.
- Что… как выкуп, приданое? Но, я думал, дварфы не различают…
- Нет, нет, каждый из двух бракосочетающихся дварфов выкупает другого у его родителей.
- Выкупает? – спросил Уильям. – Но как можно покупать людей?
- Вот видишь? Опять культурные недопонимания, парень. Вырастить дварфа до возраста, когда он может вступать в брак, дорого стоит. Еда, одежда, кольчуга… И с годами все накапливается. И все нужно отплатить. В конце концов, другой дварф получает ценный товар. И за него нужно заплатить золотом. Это традиция. Или драгоценными камнями. Они тоже годятся. Ты, должно быть, слышал наше выражение «он на вес золота?» Конечно, если дварф работал на своих родителей, то это все заносится на счет с другой стороны книги. Тогда как дварф, до позднего возраста не женившийся, должно быть, задолжал кругленькую сумму дохода… Ты все еще вот так странно на меня смотришь.
- Просто у нас все не так… - пробормотал Уильям.
Славногор послал ему пронзительный взгляд.
- Да ну, ладно? – сказал он. – Правда? А что же у вас вместо этого тогда?
- Э-э… благодарность, я полагаю, - произнес Уильям. Он хотел, чтобы этот разговор прекратился, прямо сейчас. Он вел к очень тонкому льду.
- А как она вычисляется?
- Ну… никак, в общем-то…
- А это не вызывает проблем?
- Иногда.
- А. Ну, мы тоже знаем о благодарности. Но наш способ означает, что пара дварфов начинает свои новые жизни, будучи… г’дарака… э-э, свободными, необремененными, новыми дварфами. Потом их родители вполне могут вручить им большой свадебный подарок, намного больше выкупа. Но это дело между дварфом и дварфом, из любви и уважения, а не между должником и кредитором… хотя, должен сказать, этими человеческими словами действительно не получается хорошо описать. Для нас это работает. Тысячу лет работало.
- Полагаю, для человека это звучит немного… прохладно, - сказал Уильям.
Славногор смерил его еще одним изучающим взглядом.
- Ты имеешь в виду, по сравнению с теплыми и замечательными способами, которыми ведут свои дела люди? – спросил он. – Не надо на это отвечать. В любом случае, я и Боддони хотим вместе открыть шахту, а мы дорогие дварфы. Мы знаем, как работать со свинцом, так что мы подумали, что годик-другой вот этого нам принесут пользу.
- Вы собираетесь пожениться?
- Мы хотим, - ответил Славногор.
- О… Ну, мои поздравления, - произнес Уильям. Он знал достаточно, чтобы не высказываться по поводу того, что оба дварфа выглядели как маленькие воины-варвары с длинными бородами. Все уважающие традиции дварфы так выглядели.* Славногор ухмыльнулся.
-----
* Большинство дварфов все равно продолжали именоваться «он», даже когда они вступали в брак. Всеми предполагалось, что где-то под всеми этими кольчугами один из них был женского пола, и оба из дварфов знали, кто именно. Но вся тема пола традиционно у дварфов счиатлась необсуждаемой, может быть, из скромности, возможно, оттого, что это их не очень интересовало и уж точно потому, что они придерживались точки зрения, что чем там два дварфа решили вместе заниматься – это целиком их личное дело.
-----
- Не переживай особо по поводу своего отца, парень. Люди меняются. Моя бабушка всегда считала людей чем-то вроде безволосых меведей. Больше не считает.
- Что заставило ее изменить свое мнение?
- Я так понимаю, смерть.
Славногор встал и похлопал Уильяма по плечу.
- Давай, пошли закончим газету. Начнем печатать, когда ребята встанут.
Когда Уильям вернулся, готовился завтрак, и миссис Арканум его ждала. Ее рот был сжат в твердую линию кого-то, кто шел по горячему следу неприемлевого поведения.
- Я требую объяснения происшествию этой ночью, - сказала она, встав перед Уильямом в дверях, - и недельное предупреждение, с вашего позволения.
Уильям был слишком вымотан, чтобы лгать.
- Я хотел посмотреть, сколько весят семьдесят тысяч долларов, - ответил он.
В различных областях лица хозяйки пансиона задвигались мыщцы. Будучи тем сортом женщин, которые очень быстро выясняют подобные вещи, она знала происхождение Уильяма, и подергивание было знаком некой внутренней борьбы, основанной на точном факте, что семьдесят тысяч долларов - достойная сумма.
- Я, возможно, повела себя слегка запальчиво и поспешно, - решилась она. – Вы выяснили, сколько весили эти деньги?
- Да, спасибо.
- Не хотите оставить себе весы на пару дней на случай, если вам понадобится взвеcить еще?
- Думаю, я закончил с взвешиванием, миссис Арканум, но все равно спасибо.
- Завтрак уже начался, мистер де Слов, но… ну, думаю, на сей раз, приняв все во внимание, я могу вас допустить.
Еще ему дали второе вареное яйцо. Это был редкий знак благосклонности.
Последние новости уже были предметом серьезного обсуждения.
- Я, откровенно говоря, изумлен, - заявил мистер Картрайт. – Меня поражает, как они все это узнают.
- Это определено заставляет задуматься о том, что еще происходит такого, о чем нам не говорят, - заметил мистер Уиндлинг.
Уильям некоторое время послушал, пока не смог больше ждать.
- В газете что-нибудь интересное? – невинно спросил он.
- Женщина с Улицы Киклбери говорит, что ее мужа похитили эльфы, - поведал мистер Пачкотест, протягивая Инквайрер. Заглавие на эту тему выражалось очень ясно:
ЭЛЬФЫ УКРАЛИ МОЕГО МУЖА!
- Это вымысел! – воскликнул Уильям.
- Быть не может, - возразил Пачкотест. – Тут есть имя и адрес дамы, вот они. Они бы не стали это в газету помещать, если бы это была ложь, не так ли?
Уильям взглянул на имя и адрес.
- Я знаю эту даму, - сказал он.
- Ну вот, видите!
- Это та, которая в прошлом месяце сказала, что ее мужа унесло большое серебряное блюдце, появившееся с неба, - продолжил Уильям, у которого на подобные вещи была хорошая память. Он хотел уже написать об этом в своем письме в качестве «веселой ноты», но передумал. – А вы, мистер Склонн, сказали, что все знают, что ее муж сам унесся с дамой по имени Фло, которая работала официанткой в Харчевне Харги.
Миссис Акрканум послала Уильяму пронзительный взгляд, говоривший о том, что, дополнительное яйцо или нет, но весь вопрос о ночных кухонных принадлежностях может вновь быть поднят в любую минуту.
- Я не расположена к подобным разговорам за столом, - холодно возвестила она.
- Ну тогда это очевидно, - сказал мистер Картрайт. – Он, должно быть, вернулся.
- С серебряного блюдца или от Фло? – уточнил Уильям.
- Мистер де Слов!
- Я всего лишь спросил, - отозвался Уильям. – А, я смотрю, они раскрывают имя человека, недавно ворвавшегося в ювелирную. Прискорбно, что оказался им Сделал Это Дункан, бедняга.
- Известный отъявленный преступник, судя по всему, - заметил мистер Уиндлинг. – Поразительно, что Стража его не арестует.
- Особенно когда он к ним каждый день заскакивает, - добавил Уильям.
- Для чего же?
- Для горячей еды и постели на ночь, - ответил Уильям. – Видите ли, Сделал Это Дункан признается во всем подряд. Первородный грех, небольшие кражи… В чем угодно. Когда он оказывается в отчаянном положении, он пытается сдаться за награду.
- Тогда они должны что-то с ним сделать, - сказала миссис Арканум.
- Я полагаю, обычно ему дают чашку чая, - отозвался Уильям. Он помолчал и затем решился спросить: - Есть что-нибудь в другой газете?
- О, да там все пытаются доказать, что Ветинари этого не делал, - ответил мистер Пачкотест. – А Король Ланкрский говорит, что у женщин в Ланкре змеи не рождаются.
- Ну разумеется, он бы стал так говорить, не правда ли? – сказала миссис Арканум.
- Ветринари наверняка что-то сделал, - произнес мистер Уиндлинг. – Иначе почему бы он стал помогать Страже с их расследованием? Это, по моему скромному мнению, не поступок невиновного человека.*
-----
* Лучшим способом описать мистера Уиндлинга является такой: вы на собрании. Вам бы хотелось уйти пораньше. Как и всем остальным. Все равно на самом деле не очень-то много надо и обсуждать. И прямо тогда, когда все уже видят, как из-за горизонта показалось Любое Другое Занятие, и уже аккуратно складывают свои бумаги, какой-то голос произносит «Могу ли я поднять незначительный вопрос, мистер Председатель…», и с ужасающим деревянным чувством в животе вы теперь точно знаете, что вечер будет продолжаться вдвое дольше, с большим количеством ссылок на протоколы предыдущих собраний. Человек, который только что это сказал, а теперь сидит с самодовольной улыбкой преданности процессу комитета, настолько похож на мистера Уиндлинга, что разницы между ними нет. А отличает мистеров Уиндлингов всей вселенной выражение «по моему скромному мнению», которое, как они думают, скорее добавляет веса их утверждениям, а не означает, как это в действительности происходит, «это маленькие жалкие взгляды кого-то с общественной привлекательностью ряски».
------
- Я уверен, существует полно доказательств, подвергающих сомнению его вину, - сказал Уильям.
- Правда, - отозвался мистер Уиндлинг, произнеся это слово тоном, предполагающим, что мнение Уильяма было значительно скромнее его собственного.
– В любом случае, я так понимаю, что сегодня собираются главы Гильдий. – Он вдохнул воздух. – Настало время перемен. Честно говоря, нам бы пригодился правитель, который немного больше прислушивается к мнениям обыкновенных людей.
Уильям бросил взгляд на мистера Длинношахта, дварфа, который мирно разрезал тост на кусочки. Может быть, он не заметил. Может быть, тут и нечего было замечать, и Уильям был чересчур чувствительным. Но годы прислушивания к мнениям Лорда де Слова дали ему определенный слух. Этот слух говорил Уильяму, когда фразы вроде «мнения обыкновенных людей», сами по себе невинные и достойные, означали, что кого-то стоит высечь.
- Что вы имеете в виду? – спросил Уильям.
- Город… становится слишком большим, - ответил мистер Уиндлинг. – В старые дни ворота держали закрытыми, а не распахнутыми для всех и каждого. И люди могли не запирать двери.
- У нас не было ничего стоящего, чтобы красть, - заметил мистер Картрайт.
- Это правда. Сейчас побольше денег, - согласился мистер Склонн.
- Однако не все они здесь остаются, - отозвался мистер Уиндлинг.
Хотя бы это было правдой. «Посылать деньги домой» было главной экспортной деятельностью города, и во главе ее стояли дварфы. Еще Уильям знал, что большая часть этих денег снова возвращалась, потому что дварфы покупали все у лучших дварфиских мастеров, а большинство лучших дварфийских мастеров в эти дни работали в Анк-Морпорке. И они присылали деньги домой. Волны золотых монет прокатывались туда-сюда, и редко у них выдавалась возможность потерять силу. Но все это беспокоило Уиндлингов города.
Мистер Длинношахт тихо поднял вареное яйцо и положил его на подставку.
- В городе слишком много людей, - повторил мистер Уиндлинг. – Я ничего не имею против… чужаков, боги знают, но Ветинари позволил этому зайти слишком далеко. Все знают, что нам необходим кто-то готовый проявить немного большую твердость.
Раздался металлический звон. Мистер Длинношахт, все еще сосредоточенно смотря на яйцо, вытащил маленький, но все равно впечатляюще топороподобный топор из своей сумки. Внимательно смотря на яйцо, словно оно собиралось вот-вот убежать, он медленно отклонился назад, а потом взмахнул топориком, описавшим серебристую дугу.
Верхушка яйца почти беззвучно взлетела, перевернулась в воздухе в нескольких футах над тарелкой и приземлилась около подставки.
Мистер Длинношахт кивнул себе, а потом поднял взгляд на застывшие лица.
- Прошу прощения? – произнес он. – Я не слушал.
На чем, как выразилась бы Сахарисса, собрание закончилось.
Уильям приобрел собственную копию Инвайрера по пути на Мерцающую Улицу и не в первый раз задался вопросом, кто все это пишет. Они справлялись с этим лучше, чем справился бы он, это точно. Он однажды задумался над тем, чтобы выдумать пару невинных статей, когда в городе происходило не очень много событий, и обнаружил, что это было намного труднее, чем казалось. Как он ни старался, здравый смысл и сообразительность продолжали брать над ним верх. Кроме того, врать было Неправильно.
Он угрюмо заметил, что они воспользовались историей о говорящей собаке. О, и той, что он раньше никогда не слышал: замечена странная фигура, по ночам набрасывающаяся с крыш Незримого университета, НАПОЛОВИНУ ЧЕЛОВЕК, НАПОЛОВИНУ МОЛЬ? Скорее уж наполовину выдумано, наполовину вымышлено.
Любопытным было то, если руководствоваться суждением стола за завтраком, что отрицание подобных историй только подтверждало, что они правдивы. В конце концов, никто не будет тратить время на то, чтобы что-то отрицать, если бы это что-то не существовало, не так ли?
Уильям срезал путь через Ручейный переулок. Как и Мерцающая улица, Ручейный переулок существовал для того, чтобы обозначать задние стороны различных мест. У этой части города не было какой-то иной настоящей цели, кроме как пройти через него к чему-то поинтереснее. Скучная улица состояла из складов с высокими окнами, развалившихся сараев и, что примечательно, Платных Конюшен Хобсона.
Они были огромны, особенно с тех пор как Хобсон понял, что можно сделать несколько этажей.
Вилли Хобсон был еще один дельцом образца Короля Золотой Реки – он нашел нишу, занял ее и заставил раскрыться так широко, что внутрь падало много денег. Многим людям в городе время от времени была необходима лошадь, и почти ни у кого не было места, где ее оставить. Для этого нужна конюшня, нужен конюх, нужен сеновал… Но для того, чтобы взять напрокат лошадь у Вилли, нужно всего несколько долларов.
Многие держали здесь и своих лошадей. Люди приходили и уходили постоянно. Кривоногий, гоблиноподобный маленький человечек, заведовавший этим местом, никогда никого не останавливал, если только они вдруг тайком не пытались утащить лошадь под одеждой.
Уильям оглянулся, когда из полумрака денников послышался голос:
- 'Звини, друг.
Уильям вгляделся в тени. На него смотрело несколько лошадей. В отдалении, повсюду вокруг него, вели других лошадей, кричали люди, стояла обычная суматоха конюшен. Но голос доносился из маленького озерца зловещей тишины.
- У меня еще два месяца до конца прошлой расписки, - сообщил Уильям в темноту. – И могу я добавить, что бесплатный набор ножей, похоже, был сделан из сплава свинца и лошадиного навоза?
- Я не вор, друг, - сказали тени.
- Кто здесь?
- Ты знаешь, что для тебя лучше?
- Э-э… да. Укрепляющие здоровье упражнения, регулярные приемы пищи, хороший ночной сон. – Уильям всмотрелся в длинные ряды денников. – Думаю, на самом деле вы имели в виду, знаю ли я, что для меня хуже, в общем контексте тупых инструментов и острых лезвий. Да?
- В общем и целом да. Нет, не двигайся, мистер. Стой, где я могу тебя видеть, и с тобой не случится ничего плохого.
Уильям проанализировал эту фразу.
- Да, но если я встану туда, где вы не можете меня видеть, то не думаю, что там со мной тоже случится что-то плохое.
Нечто вздохнуло.
- Слушай, ну уступи ты мне… Нет! Не двигайся!
- Но вы же сказали…
- Просто замри, и заткнись, и слушай, хорошо?
- Ладно.
- Я слышал, что есть один пес, которого ищут люди, - сказал таинственный голос.
- А. Да. Он нужен Страже, да. И?.. – Уильяму показалось, что он почти может различить слегка более темный силуэт. Что куда важнее, он чувствовал Запах, перекрывающий даже обычный фоновый аромат лошадей.
- Рон? – спросил он.
- Я что, говорю как Рон? – поинтересовался голос.
- Не… совсем. Так с кем я разговариваю?
- Можешь звать меня… Глубокая Кость.
- Глубокая Кость?
- Что-то не так?
- Полагаю, нет. Чем я могу вам помочь, мистер Кость?
- Просто предположим, что кто-то знает, где находится песик, но не хочет связываться со Стражей? – произнес голос Глубокой Кости.
- Почему нет?
- Давайте просто скажем, что для определенного вида личности Стража может быть проблемой, а? Это одна причина.
- Ладно.
- И давайте просто скажем, что в округе есть люди, которые бы скорее предпочли, чтобы песик не говорил того, что знает, пойдет? Стража, возможно, недостаточно позаботится. У них там совсем не заботятся о собаках, в Страже.
- Действительно?
- О да, Стража считает, что у собаки вообще нет никаких человеческих прав. Это еще одна причина.
- А есть и третья?
- Да. Я прочел в газете, что будет награда.
- А. Да?
- Только вот они там опечатались, ‘тому что у них стоит вместо сотни долларов двадцать пять, понимаешь?
- О. Понимаю. Но сто долларов – это большие деньги за собаку, мистер Кость.
- Не за эту собаку, если понимаешь, о чем я, - отозвались тени. – У этой собаки есть история.
- О, да? Это знаменитая Анк-Морпоркская говорящая собака, не так ли?
Глубокая Кость зарычал.
- Собаки не могут говорить, это все знают. Но есть те, кто понимают собачий язык, если понимешь, к чему я клоню.
- То есть оборотни?
- Возможно, люди подобного склада, да.
- Но единственный оборотень, о котором я знаю, служит в Страже, - сказал Уильям. – Так что вы просто говорите мне заплатить сто долларов, чтобы я мог передать Вуффлза Страже?
- Это бы добавило тебе знак отличия от старика Ваймса, не так ли? – произнес Глубокая Кость.
- Но вы сказали, что не доверяете Страже, мистер Кость. Я, знаете ли, слушаю, что люди говорят.
Глубокая Кость на некоторое время затих. А затем:
- Ладно, пес и переводчик, сто пятьдесят долларов.
- А история, которую может поведать этот пес, имеет отношение к событиям во дворце пару дней назад?
- Может быть. Может быть. Очень даже может быть. Может быть именно тем, о чем я упоминал.
- Я хочу увидеть того, с кем разговариваю, - заявил Уильям.
- Не получится.
- О, что ж, - произнес Уильям. – Это обнадеживает. Я просто пойду и захвачу сто пятьдесят долларов, так, и принесу их сюда, на это самое место, и передам вам, вот так просто?
- Хорошая идея.
- Ни за что.
- О, так ты мне не доверяешь, а? – спросил Глубокая Кость.
- Именно.
- Э-э… предположим, я поделюсь с тобой маленькой порцией бесплатной информации для новостей абсолютно на халяву. Лизнуть леденец. Слегка распробовать, все в таком духе.
- Продолжайте…
- Это не Ветинари пырнул второго человека. Это был другой человек.
Уильям это записал и рассмотрел.
- И чем именно это поможет? – спросил он.
- Это хорошая новость, вот что я говорю. Едва ли кто-то об этом знает.
- Здесь и знать особо нечего! Нет его описания?
- У него на лодыжке собачий укус, - сообщил Глубокая Кость.
- От этого его легко узнать на улице, правда? Чего вы от меня ждете, попробовать тайком чуть приподнимать брюки у всех подряд?
Глубокая Кость, казалось, был оскорблен.
- Это кошерная новость, точно говорю. Некоторых людей, если вы об этом напишете в своей газете, это обеспокоит.
- Да, они будут беспокоиться, что я сошел с ума! Придется вам сказать мне что-нибудь получше этого! Не можете дать мне описание?
Глубокая Кость на некоторое время замолчал, а когда его голос послышался снова, он звучал неуверенно.
- То есть, как он выглядел? – спросил он.
- Ну да!
- А… ну, у собак все не так, понимаешь? Что м… Что обычно делает средняя собака - так это смотрит вверх. Люди в основном - просто стена с парой ноздрей наверху, вот я о чем.
- Ну тогда не слишком много помощи, - заключил Уильям. – Жаль, но мы не можем вести де…
- А вот как он пахнет, это другое дело, - поспешно добавил голос Глубокой Кости.
- Ладно, скажите мне, как он пахнет.
- Я вижу перед собой кучку наличных? Не думаю.
- Ну, мистер Кость, я даже не собираюсь думать о том, чтобы собрать столько денег, пока у меня не будет какого-то доказательства, что вы действительно что-то знаете.
- Ладно, - через некоторое время сказал голос из теней. – Вы знаете, что существует Комитет По Деизбранию Патриция? Вот вам новость.
- Что в этом нового? Люди годами строили заговоры, чтобы от него избавиться.
Последовала еще одна пауза.
- Знаешь, - произнес Глубокая Кость, - было бы намного проще, если бы ты просто дал мне деньги, а я бы тебе рассказал все.
- Пока что вы мне ничего не рассказали. Расскажите все, и тогда я вам заплачу, если это правда.
- О, да, конечно, дерни одну из других, там колокольчики!
- Тогда, похоже, мы не можем вести дел, - заключил Уильям, убирая блокнот.
- Подожди, подожди… Вот это сойдет. Спроси у Ваймса, что делал Ветинари прямо перед нападением.
- Ну, и что же он сделал?
- Посмотри, сможешь ли выяснить.
- Не лишком-то это много, чтобы продолжать.
Ответа не было. Уильяму показалось, что он расслышал шарканье.
- Эй?
Секунду он подождал, а затем очень осторожно шагнул вперед.
В полумраке несколько лошадей повернули головы, чтобы посмотреть на него. Невидимого информатора же не было и следа.