Глава 9
ПОТЕРЯННЫЕ МАЛЬЧИШКИ
Раскатистый стон плыл над прогалиной, заунывный, как целый месяц из одних сплошных понедельников.
— ...рррррраааааааааааоооооооо...
Судя по звуку, это могло быть животное в ужасных мучениях. Но на самом деле это был Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок, стоящий на взрытом снегу, прижав одну руку к сердцу, а другую вытянув очень театрально.
И вращая глазами.
— ...оооооооооооооооооооооо...
— Эччч, муза такая напасть ужасная, — сказал Роб и зажал себе уши.
— ...таааааак, несмелость прочь, — начинаю пети, — простонал пиктси, — больше силы нет промолчать умети.
Вверху летучие существа перестали атаковать и начали паниковать. Некоторые столкнулись в полете.
— Конечно, то живущи здесь дриады иль феи здесь свой держат хоровод, — отметил Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок. — Летайте вкруг, мечтания, отрады, в охране древ, у падающих вод.
Летуньи отчаянно кричали. Некоторых сшибло наземь, а те, что еще могли держаться на лету, роем понеслись прочь.
— Кого с земли восторг души уносит, назло врррагам тот завсегда поэт, — сообщил пиктси. — Тот славы тррребует, не просит.
Рой метался меж древесных стволов, удаляясь. Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок прокричал им вслед:
— Он строг, величествен и дик! Как полный месяц, бледный лик.
И крылатых как не бывало. *
[* В оригинале поэтический экспромт пиктси носит сходство со стихотворением The Tay Bridge Disaster, принадлежащим перу Вильяма Мак Гонагалла (об этом вы сможете подробнее узнать из комментариев, когда они будут выложены).
Сокровищница русской поэзии позволила нам заменить пародию на Мак Гонагалла вовсе не пародией, а цитированием бессмертных строк четырех отечественных поэтов: А. Сумарокова, М. Муравьева, К. Рылеева и В. Кюхельбекера. (Прим. переводчика).]
Фигглы стали подниматься на ноги. У кого-то текла кровь от фейских укусов, кто-то лежал на земле, скорчившись и постанывая.
Тиффани посмотрела на свой палец. Там, где фея укусила ее, остались два маленьких прокола.
— Не так уж худо, — крикнул снизу Роб Всякограб. — Не унесли никого. У ребят всего несколько случаев ушей, вовремя не заткнутых.
— Они в порядке?
— Будут, опосля лечения хорошего.
На снежной кочке Вильям дружески хлопнул по плечу Не-столь-большого-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джока.
— Вот это, парень, — сказал Вильям с гордостью, — была поэзия из наихудших, что за долгое время слыхал я. Оскоррбление уху, мучение духу. Концовку доработать надо, но стенание выдал отменно. И старррание очень похвально! Мы из тебя гоннагла еще воспитаем!
Не-столь-большой-как-Средний-Джок-но-больше-Мальца-Джока Джок счастливо закраснелся.
В Сказочной Стране слова по-настоящему имеют силу, подумала Тиффани. А я — более настоящая. Я буду это помнить.
Пиктси опять развернулись в беспорядочный боевой порядок, и все двинулись дальше. Теперь Тиффани не выскакивала слишком далеко вперед.
— Энто были тебе малыши с крылушками, — сказал Роб, глядя, как Тиффани сосет палец. — Довольна ты?
— Почему они хотели тебя унести?
— Эччч, они жертву в гнездо к себе тащат, чтобы тама их молодь...
— Стоп! — сказала Тиффани. — Дальше какая-нибудь гадость, верно?
— О, айе. Отвратительная, — ответил Роб, ухмыляясь.
— И вы тут жили?
— Э, прежде здесь получше было. Не то чтоб лучше не куда, заметь, но Кралева не столь холодна была в тогдашнюю пору. Король тогда еще был тута, и она всегда была счастливою.
— А что случилось? Король умер?
— Нет. Они парочкой слов обменялися, ежели ты разумеешь, о чем я.
— О, ты имеешь в виду — поспорили немного?..
— Ну так мож, чуток, — сказал Роб. — Но энти слова были волшебные. Леса в щепки, горы вдребезги, народу сотня-другая сгибла, типа того. И Король ушел в свой собственный мир. Житье здесь никогда не было пикником веселым, ведаешь ли, даже в стародавние деньки. Но жить можно, ежели ушами не хлопать, и тута водились цветики, птахи, летняя пора. Нынче все больше дрёмы, псы, кусючие феи да прочее такое, что заползает сюда из миров своих, и весь край в упадке лежит упамши.
Всякие штуки, которые взяты сюда из других миров, думала Тиффани, топая по снегу. Все миры сплюснуты вместе, словно горох в мешке. Или прячутся друг в друге, как мыльные пузырьки внутри мыльных пузырьков.
И ей представились всякие штуки, которые забираются из собственного мира в другой, так же, как мыши просачиваются в кладовку. Только бывают на свете вещи хуже мышей.
Что делал бы дрём, если бы попал в наш мир? Ты о нем никогда не будешь знать. Он будет сидеть в углу, а ты этого не увидишь, потому что он тебе не даст. Он изменит то, как ты видишь мир, навеет на тебя кошмары, сделает так, чтобы тебе жить не хотелось...
Ее Второй Помысел добавил: «Вот я и думаю, сколько их уже к нам залезло, а мы знать не знаем?»
А сейчас вокруг меня — Сказочная Страна, где грезы могут ранить. Есть место, где все истории — правда, и все песни — правда... Я еще подумала, что за странную вещь сказала келда...
Обожди-ка, сказал Второй Помысел Тиффани, это что было — Первый Помысел?
Нет, подумала Тиффани, это был Третий. Мысль о том, как я думаю о том, что думаю. Так мне думается, по крайней мере.
Ее Второй Помысел сказал: давайте все тут успокоимся, пожалуйста, голова все-таки не резиновая.
Лес все тянулся вокруг. А может, он был совсем небольшой, просто двигался вместе с ними. Это Сказочная Страна, чему тут можно доверять?
И снег по-прежнему исчезал там, где Тиффани оставляла следы, и от единого ее взгляда деревья пытались привести себя в порядок и выглядеть реальнее.
Эта Королева, думала Тиффани, ну... она ведь королева. У нее целый собственный мир. Она может с ним делать что угодно. А не делает ничего, кроме как воровством занимается и устраивает в чужой жизни бардак...
Вдали послышался топот копыт.
Она! Что мне нужно делать? Что сказать?
Нак Мак Фигглы отскочили в разные стороны и спрятались за деревьями.
— С дороги отсунься! — прошипел Роб.
— Он может быть с ней! — ответила Тиффани, нервно стиснув ручку сковороды и вглядываясь в голубые тени меж деревьев.
— И чего? Мы после сыщем способ, как его выкрасть! Она Кралева! Лицом к лицу ты не смогёшь ее побити!
Копыта стучали все громче, и теперь было похоже, что это скачет не одно животное, а несколько.
Из-за деревьев появился взмыленный, окутанный паром олень. Уставился на Тиффани безумными красными глазами, потом вдруг напружинился и перепрыгнул через нее. Тиффани обдало тяжелым запахом его тела, когда она пригнулась, и его пот капнул ей на шею.
Олень был настоящий. Такую вонищу представить невозможно.
А вот и собаки появились...
Первая тут же отхватила прямой удар ребром сковороды и покатилась по снегу кубарем. Вторая развернулась к Тиффани, но тут удивленно нагнула голову, глядя вниз. Под каждой лапой у нее в снежном взрыве появились пиктси. Трудно загрызть кого бы то ни было, если у тебя все четыре лапы резко разъехались в стороны, а потом другие пиктси запрыгнули псу на голову, и кого-нибудь когда-нибудь загрызть уже стало... вообще невозможно. Пиктси жутко не любили Мрачных Псов.
Тиффани запрокинула голову, глядя на вставшего перед ней белого коня. Он тоже был настоящим, насколько Тиффани могла судить. И на нем сидел мальчик.
— А ты еще кто? — спросил он. Это прозвучало у него как «А ты что за штуковина?»
— А кто ты? — сказала Тиффани, откидывая волосы с глаз. Это было лучшее, что в тот миг пришло ей на ум.
— Это мой лес, — проговорил мальчик. — Повелеваю тебе делать то, что я скажу!
Тиффани пристально вгляделась в его лицо. Тусклый, тухлый свет Сказочной Страны плохо помогал зрению, но чем дольше она смотрела, тем больше была уверена.
— Твое имя Роланд, верно? — сказала она.
— Не разговаривать со мной так!
— Да, точно. Ты сын Барона!
— Приказываю тебе молчать! — У мальчика на лице появилось странное выражение: он порозовел и сморщился, как будто старался не заплакать. Поднял руку, в которой держал хлыст...
Послышалось негромкое «чпок». Тиффани глянула вниз. Нак Мак Фигглы сгрудились в пирамиду под животом коня, по их плечам один пиксти только что взобрался наверх и перерезал подпругу.
Она вскинула руку и крикнула, постаравшись, чтобы прозвучало твердо:
— Сиди, не двигайся! Шевельнешься — упадешь с лошади!
— Это заклятье? Ты ведьма? — Мальчик бросил хлыст и вытащил из-за пояса длинный кинжал. — Смерть ведьмам!
Он рывком погнал коня вперед, и случилось одно из таких особых длинных мгновений, когда вселенная говорит: «оп-па», и, по-прежнему сжимая кинжал, мальчик скатился с коня в снег.
Тиффани знала, что дальше будет. Голос Роба отдался эхом среди деревьев:
— Вот щас ты попал, друган! Дайте ему!
— Нет! — завопила она. — Не трожьте его!
Мальчик отползал от Тиффани назад, не сводя с нее полных ужаса глаз.
— Я тебя правда знаю, — сказала она. — Тебя на самом деле зовут Роланд. Ты сын Барона. Говорили, что ты погиб в лесу...
— Не надо про это!
— Почему?
— Плохое случится!
— Оно уже случилось и продолжается, — ответила Тиффани. — Слушай, я здесь, чтобы спасти своего...
Но мальчик уже был на ногах и бежал прочь от нее, вглубь леса. Обернулся и крикнул:
— Отстань от меня!
Тиффани помчалась вслед, перепрыгивая через заснеженный бурелом, увидела мальчика впереди, он перебегал от дерева к дереву, пытаясь прятаться за ними. Потом остановился и поглядел назад.
Тиффани подлетела к нему с разбегу, со словами:
— Я знаю, как тебя отсюда вытащ...
... и начала танцевать.
Ее рука была в руке попугая. Или, по крайней мере, кого-то с головой попугая. Ноги сами несли Тиффани, двигаясь в идеальном ритме. Исполнили быстрый, легкий поворот, и теперь ее рука оказалась в руке павлина. Или, по крайней мере, кого-то с головой павлина. Она бросила взгляд через его плечо и поняла, что находится в зале — нет, в бальном зале, и этот зал наполнен танцорами в масках.
А, подумала она. Еще один сон. Смотреть надо было, куда бегу.
Музыка звучала странно. В ней был ритм, но приглушенный и причудливый, как будто играли задом наперед и под водой музыканты, которые никогда прежде не видели своих инструментов.
Тиффани надеялась, что на танцорах маски. Она заметила, что сама смотрит сквозь глазные прорези — хотелось бы знать, какая маска на ней. И еще на ней было в длинное платье, и оно поблескивало.
О-Кей, подумала Тиффани, тщательно следя за своими мыслями. Там был дрём, а я его в спешке проглядела. И сейчас я во сне. Но это не мой сон. Дрём должен сплетать его, пользуясь моими воспоминаниями, а там ничего подобного и близко нет...
— Фва ваа фвах ваа вха? — сказал павлин. Голос его был как музыка. Звучал почти словно голос, но не был им.
— О да, — сказала Тиффани. — Прекрасно.
— Фваа?
— О. Эмм... Вафф фавф фвафф?
Это вроде бы сработало. Павлиноглавый танцор слегка поклонился, грустно сказал:
— Мва ваф ваф, — и убрел прочь.
Где-то здесь находится дрём, сказала Тиффани себе. И он, должно быть, неслабый. Это большой сон.
Однако маленькие детали не удались. В зале были сотни гостей, но те, что вдали — хоть и двигались вполне нормально, были как те деревья: цветные пятна и полоски. Правда, чтобы заметить это, надо было смотреть очень внимательно.
Первое Зрение, думала Тиффани.
Гости в ослепительных костюмах и разнообразнейших масках спокойно проходили мимо нее под руку друг с другом, словно Тиффани была одна из них. Те, что не присоединились к новому танцу, направлялись к длинным столам, которые тянулись вдоль стены холла и ломились от яств.
Такие кушанья Тиффани видела только на картинках. На ее родной ферме никто не сидел впроголодь, но даже в самые изобильные дни — на Страшдество или сразу после осеннего урожая — она не видала такого зрелища. Еда на ферме в основном разных оттенков белого и коричневого. Никогда не ярко-розовая или голубая, и никогда сама собой не трясется.
Там было что-то на палочках, и что-то блестящее и мерцающее в чашах. Ничего простого. На всем был крем, либо шоколадные завитушки, либо тысячи маленьких разноцветных шариков. Все было или плетеное, или глазурованное, или добавлено к чему-то, или смешано с чем-то. Это была не пища. Это было то, во что превращается еда, если вела себя хорошо и попала в пищин рай.
Угощение предназначалось не просто для объеденья, но и для загляденья. Его обрамляли громадные сооружения из цветов и горы зелени. Прозрачные скульптуры высились, как ориентиры для путника, среди этого пейзажа лакомств. Тиффани протянула руку и дотронулась до сверкающего петуха. Он был изо льда, влажный под ее пальцами. Там и другие были: жизнерадостный толстый человечек, ваза с фруктами — все изо льда, лебедь...
Тиффани на миг почувствовала искушение. Кажется, прошло много-много времени с тех пор, как она ела. Но эта еда слишком очевидно была вовсе не едой. Это была приманка. Она специально говорила: здравствуйте, милые детки. Ешьте меня.
Я начинаю соображать в этих вещах, подумала Тиффани. Хорошо, что тварь не подумала о сыре...
...так вот же он, сыр. Внезапно... сыр все время был здесь.
Тиффани видела в Ещегоднике рисунки, где изображалось множество разных сыров. Она сама была мастером, и всегда хотела узнать, каковы на вкус другие сорта. То были чужедальние сыры со странно звучащими названиями, вроде Тройной Виббли, Ваней Лакомый, Старый Аррг, Красный Расползан и легендарный Ланкрский Голубой, который следует прибивать к столу гвоздями, а то он будет нападать на другие сыры.
Только попробовать на язык — вреда не причинит, конечно. Это не то же самое, что сьесть, правда ведь? Я же контролирую себя, так? Я этот сон вижу насквозь, разве нет? Поэтому он на меня не подействует, а?
И вообще... Ну кто может польститься на сыр?..
Окей, дрём положил его сюда, как только я об этом подумала, но...
Нож для резки сыра уже был у нее в руке. Она и не помнила, как взяла его.
Капля холодной воды упала ей на руку. Это заставило Тиффани поднять взгляд к ближайшей ледяной скульптуре.
Сейчас это была пастушка, в большой шляпке и знакомом платье с переметными сумками. Тиффани точно знала, что это был лебедь, когда она смотрела на скульптуру прежде.
К ней вернулся гнев. Меня почти одурачили! Тиффани снова поглядела на нож для сыра.
— Будь мечом, — сказала она.
В конце концов, дрём только создает грезу, а грежу я сама. Я реальна. Частица меня не спит.
Бряк!
— Поправка, — сказала Тиффани. — Будь мечом, который не слишком тяжел.
И на сей раз у нее получилось то, что можно держать в руке как следует.
Среди зелени, украшавшей стол, раздалось шебуршание, высунулась физиономия в обрамлении рыжих волос и прошептала:
— Тсс! Не ешь канапе энти!
— Долго вы на сей раз!
— Эччч, тута хитрюший старющий дрём, — ответил Роб Всякограб. — Нас не пускали в сон, пока мы не оделись подобающе.
Он раздвинул зелень и вышел с очень глупым видом, в смокинге и галстуке бабочкой. Вокруг зашуршало еще больше, и другие пиктси стали выбираться из зелени. Они слегка напоминали рыжеголовых пингвинов.
— Подобающе? — сказала Тиффани.
— Айе, — ответил Вулли Валенок с листом салата на голове. — А брюки энти так мальца в побрюкной части натирают, скажу тебе!
— Тварюку не приметила еще? — спросил Роб.
— Нет! Здесь же толпа народу!
— Мы помогем тебе искати, — сказал Роб. — Оно не сможет утаиться, когда ты будешь рядышком совсем. Но ты смотри, остерегайся! Ежели догадается, что ему вот-вот накостыляют, может учинить незнамо что. Рассыпались, ребята, прикинулись, что нравится нам энта кейли.
— Пити, лупити, да типа того? — спросил Вулли Валенок.
— Кривенс, ну кому рассказать — не поверят, — ответил Роб, закатив глаза. — Нае, ты, лох. Энто для шикарной публики гулянка, разумеешь? Значит, надо вести легкую беседу и с обществом смешаться.
— Эччч, мешаться славно я умею! Они уразуметь не смогут, что мы тута! — сказал Вулли. — Понеслися!
Даже во сне, даже на роскошном балу Нак Мак Фигглы знают, как себя вести. Налетаем бешено и орем культурно.
— Прелестная погодка по нынешнему времени, ты, рожа!
— Эй, джимми, чё там, нет пом фри для старого другана?
— Музыканы играют божественно, кто бы подумал!
— Мне черной икорки поджарьте, ага?
С толпой гостей что-то было не так. Никто не паниковал и не пытался разбегаться, хотя именно это была бы здоровая реакция на вторжение Фигглов.
Тиффани снова начала пробираться сквозь толпу. Маски не обращали внимания и на нее тоже. Потому, что эти гости — дальний план картины, думала Тиффани. Фоновые люди. Так же, как были фоном те деревья. Она пересекла комнату и добралась до дустворчатых дверей, потянула, распахнула их.
За дверьми не было ничего, кроме черноты.
Итак... единственный путь на свободу — найти здесь дрёма. Она вообще-то ничего иного и не ожидала. Он может оказаться где угодно. Может скрываться под маской, может быть столом. Чем угодно.
Тиффани вонзилась взглядом в толпу. В этот миг она и заметила Роланда.
Он сидел в одиночестве за столом, уставленным едой, и держал в руке ложку.
Тиффани кинулась к нему, вышибла ложку, и та упала на пол.
— У тебя совсем ума нет? — сказала Тиффани, вытаскивая Роланда из-за стола. — Навсегда здесь хочешь остаться?
И тут она почувствовала движение позади себя. Вспоминая все это потом, она была уверена, что ничего не услышала. Просто почувствовала. В конце концов, это ведь был сон.
Тиффани огляделась. Вот он, дрём. Он почти успел спрятаться за колонной.
Роланд неподвижно смотрел на нее.
— Ты в порядке? — отчаянно спросила Тиффани, пытаясь его встряхнуть. — Съел что-нибудь?
— Фва фва фафф, — пробормотал мальчик.
Она снова повернулась к дрёму. Он приближался к ней, но очень медленно, стараясь оставаться в тени. Он был похож на маленького снеговика из грязного снега.
Музыка становилась громче. Огонь свеч ярче. По всему залу птицеголовые, звероголовые пары крутились в танце все быстрее и быстрее. Сон встревожился.
Нак Мак Фигглы бежали к ней со всех концов зала, стараясь перекричать шум.
Дрём ковылял к ней, пухлыми короткими пальцами хватая воздух.
— Первое Зрение, — выдохнула она.
И отрубила Роланду голову.
Вся прогалина была свободна от снега, и деревья вокруг выглядели по-настоящему.
Прямо перед Тиффани дрём медленно заваливался назад. В руке у нее была старая сковородка, но режущий удар нанесла превосходно. Странные это штуки, сны.
Тиффани обернулась к Роланду, который стоял с таким бледным лицом, что сам годился в дрёмы.
— Он испугался, — сказала Тиффани. — Хотел, чтобы я ударила тебя, а не его. Притворился тобой, а тебя заставил выглядеть похожим на дрёма. Только разговаривать он не умеет. А ты умеешь.
— Ты же могла убить меня! — хрипло сказал Роланд.
— Нет, — ответила Тиффани. — Я ведь объяснила. Пожалуйста, не убегай. Ты где-нибудь здесь видел мальчика, совсем маленького?
Роланд поморщился и переспросил:
— Что?
— Королева его забрала, — сказал Тиффани, — а я его собираюсь отвести обратно домой. И тебя возьму, если хочешь.
— Ты никогда не выйдешь отсюда, — прошептал Роланд.
— Я же смогла войти, верно?
— Войти легко. Никто не выбирается назад!
— Я найду дорогу, — сказала она, стараясь выглядть гораздо увереннее, чем чувствовала себя.
— Она тебе не даст! — Роланд снова начал пятиться от Тиффани.
— Пожалуйста, не будь таким... глупым, — сказала она. — Я намерена отыскать Королеву и вернуть своего брата, и можешь говорить, что угодно. Понял? Досюда я уже смогла дойти, а еще у меня есть помощники, видишь ли.
— Где? — спросил Роланд.
Тиффани осмотрелась. Нигде не было видно ни следа Нак Мак Фигглов.
— Они всегда появляются, — сказала она. — В тот момент, когда мне надо.
И вдруг остро почувствовала, что в лесу... очень пусто. И как будто холоднее стало.
— Они появятся в любой момент, — сказала Тиффани с надеждой.
— Они застряли во сне, — без выражения проговорил Роланд.
— Не могли они там застрять. Я убила дрёма!
— Все не так просто, — сказал мальчик. — Ты не знаешь, как оно тут. Сны внутри снов. Здесь... разные другие вещи, которые живут в снах, жуткие. Никогда не знаешь, проснулся или нет. А Королева управляет всеми. Они же сказочные существа. Им невозможно верить. И никому. И я тебе. Скорее всего, ты тоже сон.
Он повернулся к Тиффани спиной и пошел прочь, держась линии конских следов.
Она помедлила в нерешительности. Единственный настоящий, кто тут есть, уходит от меня. Оставляет меня ни с чем... кроме деревьев и теней.
И, конечно, чего угодно жуткого, что уже бежит ко мне среди теней и деревьев.
— Э-э... — сказала она. — Ау? Роб? Вильям? Вулли Валенок?
В ответ не было ничего. Даже эха. Я одна и никого, только собственное сердце колотится.
Нет, конечно же, я билась и победила несколько раз, правда? Но тогда Нак Мак Фигглы были где-то рядом, в их присутствии все было легче. Они не сдаются, они нападают абсолютно на что угодно и не знают, что значит слово «страх».
Тут к Тиффани, которая прочла словарь от начала до конца, явился Второй Помысел. «Страх» — может быть, лишь одно из тысяч слов, смысла которых пиктси не знают. К сожалению, я знаю. И по смыслу, и на вкус, и наощупь. Я чувствую его сейчас.
Тиффани сжала сковородку. Та больше не казалась таким уж хорошим оружием.
Холодные синие тени меж деревьев как будто растягивались и увеличивались. Они были темнее всего впереди, там, куда вели конские следы. Как ни странно, позади Тиффани лес казался почти светлым и гостеприимным.
Кто-то не хочет, чтобы я шла вперед, подумала она. Это... приободряет. Но в сумраке перед нею был туман и неприятный, мерцающий трепет. Что угодно могло там поджидать.
И она тоже ждала. Она поняла, что ждет Нак Мак Фигглов, вопреки всему надеется заслышать ор, пускай хотя бы «Кривенс!» (Она была уверена, что это неприличное слово).
Тиффани вытащила из кармана жабу. Он лежал у нее на ладони, похрапывая. Она потыкала его пальцем.
— Чт-тк? — квакнул он.
— Я застряла в лесу злых снов. Я здесь одна. И, по-моему, смеркается, — ответила Тиффани. — Что мне надо делать?
Жаба приоткрыл один мутный глаз и сказал:
— Уходи.
— И это вся твоя помощь!
— Это лучший совет из возможных, — сказал жаба. — Теперь положи меня на место, я от холода впадаю в летаргию.
Тиффани неохотно сунула жабу в карман передника, и при этом ее рука коснулась «Болезней овец».
Она достала книгу и открыла наугад. Там было средство от «Скопления паров», но зачеркнутое крест-накрест карандашом. На полях, Бабушкиным круглым, крупным, старательным почерком было написано:
Это ни помогает. Помогает одна
десертная ложка скипидара.
Тиффани бережно закрыла книгу и опустила ее в карман осторожно, как будто не хотела тревожить спящего жабу. Потом, крепко сжимая ручку сковороды, шагнула в синеву длинных теней.
«Как получаются тени, когда на небе нет солнца?» — думала она, потому что лучше было думать о таких вещах, а не о других, намного-намного хуже, которые крутились у нее на уме.
Но этим теням для появления не нужен был свет. Они ползли по снегу сами собой, а когда Тиффани подходила близко — пятились. Хотя бы в этом было какое-никакое, а облегчение.
Они скапливались позади нее. Двигались вслед за ней. Она повернулась назад и несколько раз топнула ногой, и тени отбежали за деревья, но Тифани знала: тени выползают обратно, когда она не смотрит.
Она увидела дрёма впереди, на некотором расстоянии, он стоял, полуспрятавшись за деревом. Тиффани крикнула на него и угрожающе махнула сковородкой, и он быстро поковылял прочь.
Когда она оглянулась, то увидела еще двух дрёмов, далеко позади.
Следы вели вверх по чуть заметному склону, в то, что казалось еще более густым туманом. Он слабо светился. Тиффани направлялась туда. Иного пути не было.
Добравшись до вершины подъема, она посмотрела вниз, в неглубокую лощину.
Там были четыре дрёма — большие, крупнее всех, что ей встретились раньше. Они сидели вроде как по углам квадрата, вытянув перед собой свои толстые короткие ноги. У каждого на шее был золотой ошейник, а к ошейнику прикреплена цепь.
— Ручные? — удивленно сказала Тиффани вслух. — Но...
... кто может надеть на дрёма ошейник? Только тот, кто умеет грезить не хуже.
Мы приручили собак, чтобы они помогали пасти овец, подумала Тиффани. Дрёмов использует Королева, чтобы пасти грезы...
В центре квадрата, посередине между четырьмя дрёмами, воздух был полон тумана. Следы конских копыт и следы Роланда вели к прирученным дрёмам и меж ними, в это самое облако.
Тиффани резко крутнулась, глянула назад. Тени отпрянули.
Никого больше не было поблизости. Ни птичего пения, никакого движения в лесу. Но вдали она теперь могла разглядеть еще трех дрёмов, их большие, круглые, рыхлые лица выглядывали в ее сторону из-за деревьев.
Теперь меня пасут.
В такие минуты хорошо бывает, чтобы рядом оказался кто-нибудь и сказал бы что-нибудь вроде: «Нет! Это чересчур опасно! Не лезь туда!»
К несчастью, никого такого рядом не оказалось. Тиффани была намерена совершить акт крайнего бесстрашия, и никто не узнает об этом, если дело у нее не выгорит. Это было страшно и при том... раздражало. Это место вообще раздражало ее. Чудь идиотская.
У нее было то же самое чувство, когда Дженни выскочила из реки. Моей реки. И Королева забрала моего брата. Может, это эгоистично, так думать. Но ярость лучше страха. Страх — сырое, холодное месиво, а у гнева есть острие. Я могу его использовать.
Они меня пасут! Как овцу!
Ну так вот, разьяренная овца может злую собаку пустить вдогонку за собственным воем.
Что ж...
Четыре больших дрёма по углам квадрата.
Это будет большой сон...
Занеся сковородку на уровне плеча, чтобы влепить любому желающему приблизится, и подавляя жуткую потребность сходить в туалет, Тиффани медлленно пошла по склону вниз, по снегу, сквозь туман... в лето.
Глава 10
МАСТЕР В УДАРЕ
Жара ударила, как пламя из горелки, так резко и неожиданно, что Тиффани на миг задохнулась.
У нее однажды был солнечный удар, на холмах, когда она пошла без шляпы. И чувство было как сейчас: мир вокруг нее сделался тревожащих оттенков тускло-зеленого, желтого и фиолетового, без теней. Воздух был так насыщен жаром, что Тиффани подумала — из него дым пойдет, если сжать в кулаке.
Она была... на вид похоже, что в тростниках, высоких, намного выше нее...
...с подсолнухами, которые росли на вершинах стеблей, но только...
...эти подсолнухи были белые...
...потому что на самом деле это были не подсолнухи вообще.
Это были маргаритки. Она знала точно. Она разглядывала их десятки раз, на той странной картинке в книге «Волшебныя Сказки». Это были маргаритки, а вокруг не гигантские тростники, а травинки, а сама она — очень-очень маленькая.
Тиффани находилась в том ненормальном рисунке. Рисунок был сном, или сон — рисунком. Как ни поверни, все равно, потому что Тиффани была прямо посреди него. Если вы упали со скалы, то неважно — летите вы к земле или земля к вам. Так и так у вас большие неприятности.
Где-то вдали послышалось громкое «крак» и нестройные крики одобрения. Кто-то зааплодировал и проговорил дремотным голосом:
— Хорошая работа. Молодец. Оч хорошая работа...
Не без усилия Тиффани протолкнулась вперед среди травы.
На плоском камне мужчина колол орехи, которые были величиной в половину его собственного роста. Он колол их двуручным молотом. Это зрелище созерцала толпа народу. Тиффани подумала «народ», потому что ей не пришло на ум более подходящего слова. Но и его пришлось чуточку растянуть, чтобы оно вместило весь этот... народ.
Они все очень различались по размеру, во-первых. Некоторые выше Тиффани — впрочем, учитывая, что любой тут был меньше травинки. Но другие — совсем уж крошечные. У иных лица были — раз глянешь, второй не захочешь. У иных — никому не захочется видеть и раз.
Это же сон, в конце концов, говорила Тиффани себе. С какой стати он должен иметь смысл или быть приятным. Это не та греза, в которой средь бела дня витают. Это та, в которую впадают. Кто говорит: «пускай сбудутся твои грезы», пожил бы в одной из них минут пять.
Она шагнула на залитую светом, удушающе жаркую прогалину в тот миг, когда мужчина занес молот снова, и сказала:
— Простите?
— Да? — отозвался он.
— Здесь нет Королевы?
Он отер лоб и кивнул в сторону другого края прогалины.
— Ее Величество удалились в кущу.
— Это значит — уютный уголок в лесу или в саду?
— Вы снова правы, мисс Тиффани.
Не спрашивать у него, как он узнал мое имя, сказала Тиффани себе.
— Благодарю, — проговорила она вслух и, поскольку ее учили быть вежливой, прибавила: — Удачи вам с орехами.
— Вот этот самый крепкий остался, — ответил он.
Тиффани неторопливо пошла прочь, стараясь сохранять такой вид, будто сборище странных как-бы-людей не отличается от любой другой толпы. Наверно, страшнее всех были две Большие Женщины.
На Мелу крупных женщин ценили. Фермерам по душе такие жены. На ферме работать надо, и кто же позовет в жены ту, которая двух поросят не подымет или сноп сена. Но эти две могли бы поднять по лошади. Они высокомерно глянули на проходящую мимо Тиффани.
У них были маленькие, дурацкие крылышки на спинах.
— Славный денек пойти посмотреть, как орешки колют! — весело сказала Тиффани на ходу.
Их большие бледные лица наморщились, как будто от усилия понять, что она такое.
Рядом с ними сидел на земле и с подавленным видом наблюдал за щелканьем орехов невысокий человечек с большой головой. У него была седая бородка бахромой, заостренные уши. Одет он был очень-очень старомодно. Его взгляд следовал за Тиффани, когда она шла мимо.
— Доброе утро, — сказала она.
— Снибс! — проговорил он, и в ее разуме возникли слова: «Спасайся отсюда!»
— Простите? — сказала Тиффани.
— Снибс! — произнес человечек, стискивая руки. А слова появились, всплывая в ее мозгу: «Здесь очень опасно!»
Он махнул бледной рукой, как будто выметая Тиффани прочь. Она отрицательно покачала головой и пошла дальше.
Здесь были лорды и леди, публика в нарядной одежде, даже несколько пастухов. Но некоторые выглядели так, словно их из кусочков составили. Похоже на другую книжку с картинками, которая осталась у Тиффани дома в спальне.
Та книжка была из плотного картона, по углам обтрепанного в лохмотья поколениями Болитовых детишек. На каждой странице нарисован человек в каком-нибудь костюме, а сама страница разрезана вдоль на четыре полоски, так что каждую полоску можно переворачивать отдельно. Смысл в том, чтобы ребенок со скуки мог переворачивать их, меняя по частям одежду человека на картинке. У тебя могла получиться голова солдата над плечами пекаря, одетого в девичье платье и обутого в большие крестьянские ботинки.
Тиффани до такой скуки никогда не доходила. Она считала, что даже те существа, которые всю свою жизнь висят под листиком на дереве, и то не захотели бы развлекаться с этой книжкой дольше пяти секунд.
Сейчас она была среди тех, кто или сошел с картинок в той книге, или наряжался для карнавала, не зажигая в темной комнате свет. Один или двое кивнули ей, когда она с ними поравнялась, но никто вроде бы не удивлялся ее присутствию.
Тиффани нырнула под круглый лист, который был намного больше нее самой, и вновь достала из кармана жабу.
— Чт-т? Тк хо-о-олодно...- проговорил жаба, съеживаясь у нее в руке.
— Холодно? Тут испечься можно!
— Тут снег, — ответил жаба. — Плжи мн-назад, я зм...мерзаю.
Одну секундочку, подумала она и спросила:
— Жабам снятся сны?
— Нет!
— О... значит, по-настоящему сейчас не жарко?
— Нет! Это тебе кажется!
— Тсс, — раздался голос рядом.
Тиффани спрятала жабу на место и задалась вопросом, хватит ли у нее духу оглянуться.
— Это я! — сказал голос.
Тиффани обернулась к пучку маргариток в два человеческих роста высотой. От этого ей легче не стало.
— Ты чокнутая? — спросили маргаритки.
— Я ищу своего брата, — ответила она резко.
— Мерзкий пацан, который все время кричит «хаччу сладка»?
Стебли маргариток раздвинулись, из-за них выскочил Роланд и юркнул к Тиффани под лист.
— Да, — сказала она, отодвигаясь и чувствуя, что лишь сестра имеет право называть брата... даже пусть это Вентворт... «мерзким».
— И грозится пойти в туалет, если его оставят одного?
— Да! Где он?
— Так это и есть твой брат? Вечно такой липучий?
— Да, я же говорю!
— Ты что, правда хочешь его вернуть?
— Да!
— Почему?
Он мой брат, подумала Тиффани. Что значит «почему», при чем тут «почему»?
— Он мой брат потому что! Теперь говори, где он!
— Ты уверена, что сможешь отсюда выбраться? — спросил Роланд.
— Конечно, — соврала Тиффани.
— И можешь взять меня с собой?
— Да.
Ну, она надеялась, что может.
— Ладно. Я согласен, — ответил Роланд с облегчением.
— Ах, ты согласен, да неужто? — сказала Тиффани.
— Слушай, я не знал, что ты такое, верно? — проговорил он. — В лесу все время попадается всякая муть. Заблудившиеся люди, куски снов, которые остались кругом болтаться... осторожность нужна. Но если ты правда знаешь дорогу, я должен попробовать убраться отсюда, пока отец не слишком переволновался.
Тиффани почувствовала, как заработал ее Второй Помысел. Он говорил: «Следи, чтобы у тебя не изменилось выражение лица. Проверь...»
— А ты давно тут? — спросила она осторожно. — Если точно?
— Ну... Все время было примерно одинаково светло... Несколько часов здесь пробыл, я так чувствую... Может быть, весь день...
Тиффани очень старалась, чтобы ее лицо ничего не выдало. Но не сумела. Глаза Роланда сузились.
— Я же несколько часов здесь пробыл, да? — сказал он.
— Эмм... почему ты спрашиваешь? — прогворила она в отчаянии.
— Потому что в каком-то смысле... я чувствую — вроде бы... дольше. Я проголодался всего два-три раза, и ходил... ну, ты знаешь... дважды, так что это не может быть очень долго. Но я много занимался всякими вещами... такой занятой получился день... — Голос Роланда угас и затих.
— Мм. Ты прав, — сказала Тиффани. — Время здесь идет медленнее. Это действительно было немного... дольше.
— Сотни лет? Не говори мне, что сотни лет! Случилось какое-то волшебство, и прошли сотни лет?
— Что? Нет! Эм-м... примерно год.
Реакция мальчика была неожиданной. Сейчас он выглядел испуганным по-настоящему.
— Ой, нет... Это еще хуже...
— Почему хуже? — спросила Тиффани, сбитая с толку.
— Если бы прошли сотни лет, мне бы дома не всыпали!
Хмм, подумала она.
— Вряд ли так выйдет, — сказала она вслух. — Твой отец очень горевал. И потом, что Королева тебя похитила — это же не твоя вина... — Тиффани остановилась, потому что на сей раз выражение лица подвело его. — Или твоя?
— Ну, прекрасная леди на коне, и сбруя коня вся в бубенцах... Она проскакала мимо меня галопом, когда я охотился, и смеялась, и конечно я дал своему коню шпоры и погнался за ней, и... — Он умолк.
— Наверно, это была не самая удачная мысль, — сказала Тиффани.
— Не то, чтобы здесь было... плохо, — проговорил Роланд. — Просто все... изменчиво. Здесь повсюду... двери. Я имею в виду, двери в другие... места... — и снова голос его угас, отдалился.
— Ты лучше расскажи мне все с самого начала, — сказала Тиффани.
— Сперва было здорово, — проговорил Роланд. — Я думал, это все, ну ты знаешь, приключение... Она кормила меня сладким миндалем...
— А что это вообще такое? — спросила Тиффани. В ее словаре этого слова почему-то не было. — Вроде говяжьих миндалин?
— Не знаю, это как? — в свою очередь спросил Роланд.
— Готовят еду такую из коровьего зоба, называется «сладкий хлебец», — ответила Тффани. — По-моему, неудачное название.
Лицо Роланда покраснело от мыслительного усилия.
— То было действительно сладкое. Как нуга.
— Ладно. Рассказывай дальше.
— А потом она сказала мне звенеть голоском, скакать и плаясать, играть и резвиться. Она сказала, что деткам все это полагается делать.
— И ты стал?
— А ты бы стала? Полным идиотом себя чувствовать. Мне двенадцать лет, знаешь? — Роланд подумал. — То есть, если ты сказала правду, то мне сейчас тринадцать, верно?
— Зачем она тебе велела играть и скакать? — спросила Тиффани, вместо того, чтобы ответить: «Нет, тебе так и осталось двенадцать лет, а ведешь ты себя на восемь».
— Она просто сказала, что все детки так делают.
Тиффани задумалась над этим. Насколько ей было известно, детки в основном спорят, орут, очень быстро носятся кругом, громко хохочут, ковыряют в носу, пачкаются и дуются. Если дитя одновременно скачет и пляшет, и голоском звенит — его, возможно, ужалила оса.
— Странно, — сказала она вслух.
— А потом, когда я не послушался, она мне дала еще сластей.
— Опять нуга?
— Засахаренные сливы. Это ну, сливы. Знаешь? В сахаре. Она все время пыталась меня кормить сахаром! Думала, что я его люблю!
Маленький колокольчик звякнул в мыслях Тиффани.
— А ты не думешь, что она тебя откармливала, прежде чем испечь в очаге и сьесть?
— Нет, конечно. Это злые ведьмы только делают.
Тиффани прищурилась.
— Ах да, — проговорила она. — Я забыла. Значит, все время ты ел одни сласти?
— Нет, я же умею охотиться. В это место иногда попадают настоящие звери. Не знаю, как. Снибс думает, они случайно находят путь сюда. И потом умирают от голода, потому что тут всегда зима. А еще, иногда Королева посылает грабительские отряды, если дверь открывается в такой мир, который ее интересует. Весь этот край как... пиратский корабль.
— Или овечий клещ, — сказала Тиффани, размышляя вслух.
— Это что?
— Насекомые, которые присасываются к овцам и пьют кровь, и не отваливаются, пока не насосутся под завязку.
— Буэ. Селянам, видимо, полагается знать такие вещи, — сказал Роланд. — Я рад, что мне не надо. Я заглядывал через эти здешние двери в парочку других миров. Но пойти туда меня не пускали. Мы в одном из них раздобыли картошки, а в другом — рыбы. Я думаю, они запугивают тамошних жителей, чтобы те им отдавали всякие вещи. А, и еще был мир, из которого берутся дрёмы. Они тогда смеялись и говорили, что если я хочу туда, то добро пожаловать. Вот туда я не хотел! Там все красное, как на закате. Громадное красное солнце на горизонте, и красное море, которое почти не колышется, красные скалы и длинные тени. А эти мерзкие твари там сидят на камнях и питаются крабами, еще какими-то существами вроде пауков, и маленькими созданиями, которые оставляют следы типа буковок. Жутко. Там было кольцо из коготков, панцирей и косточек на земле вокург каждого дрёма.
— А кто такие «они»? — спросила Тиффани, отметив для себя слово «селяне».
— Ты о чем?
— Ты несколько раз говорил «они». Кого ты имел в виду? Этот народ, который тут собрался?
— Те? Большинство из них совсем не настоящие, — сказал Роланд. — Я говорил про эльфов. Сказочных существ. Тех, над кем она Королева. Ты что, не знаешь?
— Я думала, они малюсенькие!
— По-моему, они могут быть любого размера, когда захотят, — ответил Роланд. — Они настоящие не... совсем. Они как бы... их сны о самих себе. Могут становиться зыбкими, как воздух, или плотными, словно камень. Снибс рассказывал.
— Снибс? — переспросила Тиффани. — О... такой низенький, который только говорит «снибс», а слова появляются у тебя в голове?
— Да. Он тут пробыл годы. Это благодаря ему я узнал, что время может идти неправильно. Снибс однажды выбрался в свой родной мир, и там все оказалось изменившимся. Он был так несчастен, что снова нашел дверь и вернулся сюда.
— Вернулся сюда? — спросила она изумленно.
— Он сказал, что лучше быть не у себя дома, чем быть не дома там, где прежде был твой дом, — ответил Роланд. — По крайней мере, мне кажется, что так он сказал. Он говорил, что здесь не так уж плохо, если не попадаться под руку Королеве. Что здесь можно многому научиться.
Тиффани оглянулась в сторону сидящей на земле фигурки Снибса, который по-прежнему наблюдал за щелканьем орехов. Он был вовсе не похож на того, кто учится чему бы то ни было. Он был похож на того, кто очень долго прожил в страхе, и этот страх стал несмываемым. Как веснушки.
— Но смотри, Королеву злить нельзя, — сказал Роланд. — Я видел, что бывает с теми, кто ее разозлил. Она спускала на них Шмелиных Теток.
— Ты про тех двух больших, с маленькими крылышками?
— Да! Они лютые. А если кто-то разозлит Королеву всерьез, она просто станет смотреть на него, и он... будет превращаться.
— Во что?
— Во что-то. Я не буду все расписывать, ладно? — Роланд передернулся. — А то для росписи надо было бы много красного и фиолетового. А потом их уволакивают прочь и отдают дрёмам. — Он помотал головой. — Слушай, сны здесь настоящие. Очень настоящие. Когда ты попал в них, то... на самом деле попал. И кошмары тоже. Можно умереть.
Я не чувствую, что тут все настоящее, сказала Тиффани себе. По-моему, здесь как во сне. Я почти могу проснуться.
Надо все время помнить, что настоящее на самом деле.
Она посмотрела на свое вылинявшее голубое платье, истыканное следами стежков понизу подола — его столько раз то укорачивали, то удлинняли, когда подрастали его многочисленные владелицы. Это было на самом деле.
И я есть на самом деле. И сыр. Где-то, не так уж далеко, существует мир зеленых пастбищ под голубым небом, и это — на самом деле.
Нак Мак Фигглы тоже были настоящими на самом деле, и ей снова так захотелось, чтобы они были рядом. Есть что-то в их манере орать «кривенс» и накидываться на все вокруг, очень успокаивающее...
Роланд, возможно, настоящий.
Почти все остальное — на самом деле сон в этом грабительском краю, который живет за счет реальных миров, в этом почти застывшем времени, где кошмарные вещи могут случитсья в любой момент. Не хочу больше узнавать о нем ничего, решила Тиффани. Хочу взять брата и вернуться домой, пока мой гнев не утих.
Потому что если он утихнет, у меня появится время испугаться, и тогда я действительно испугаюсь. Настолько, что не смогу думать. Настолько, как Снибс. А мне надо думать головой...
— Первый сон, в который я провалилась, был похож на какие-то мои собственные, — сказала она. — У меня бывали такие сны, что будто я проснулась, но на самом деле продолжала спать. Но бальная зала, я такого никогда...
— А-а, то был один из моих, — сказал Роланд. — Из того времени, когда я был помладше. Проснулся однажды ночью и пошел вниз, в большой холл, и там танцевали все эти люди в масках. Все было так... ярко. — На миг он стал грустным и задумчивым. — Тогда моя мать была еще жива.
— А тот, что сейчас — это картинка из книги, которая есть у меня дома. Должно быть, она взяла его из моей памяти...
— Нет, она его часто использует, — ответил Роланд. — Он ей нравится. Она подбирает сны повсюду. Коллекционирует.
Тиффани встала, снова взяла в руки сковороду и сказала:
— Пойду повидаюсь с Королевой.
— Не надо, — тут же ответил Роланд. — Ты здесь единственная настоящая, кроме Снибса, но с ним не очень приятно быть рядом.
— Я собираюсь взять брата и вернуться домой, — ровным голосом проговорила Тиффани.
— Тогда я с тобой не пойду. Не хочу видеть то, во что она тебя превратит.
Тиффани шагнула под палящий, тяжелый, лишенный теней свет и стала подниматься по тропе на вершину холма. Гигантские травинки высились арками у нее над головой. По пути снова и снова попадались ей странно одетые странные существа, они поворачивались и глядели на нее. А потом вели себя так, словно она обыкновенная прохожая, ничего интересного, абсолютно.
Она взглянула назад через плечо. Там ореховый щелкун выбрал себе молот побольше и готовился нанести удар.
— Хаччу хаччу хаччу сладка!
Тиффани крутнулась, как флюгер в торнадо. Понеслась по тропинке, пригнув голову, занеся сковородку, чтобы впаять сразмаху любому, кто станет у нее на пути, вломилась в травяной кустик и сквозь него прорвалась на полянку, обрамленную маргаритками. Это вполне могли быть «кущи». Она не стала для верности расспрашивать, правильно ли попала.
Вентворт сидел на большом плоском камне, окруженный сластями. Многие из них были больше него самого. Мелкие — лежали кучами, крупные — валялись, как бревна. И они были всех конфетных цветов, каких только могут быть конфеты: Ненатурально-Малиновый, Фальшиво-Лимонный, Удивительно-Химически-Оранжевый, Такой-Кислотно-Зеленый и Фигзнает-Изчегоэто-Голубой.
Вентворт громадными каплями ронял с подбородка слезы. Поскольку ронял он их среди сластей, серьезная липучесть уже имела место и усиливалась.
Вентворт завывал. Рот у него был словно широкий красный туннель, где в самой глубине прыгает вверх-вниз маленькая мягкая штучка, которая толком никто не знает, как называется. Он прекращал рев только тогда, когда либо вдохни, либо помри, но и то лишь для одного мощного всасывающего движения, а потом ревел дальше.
Тиффани моментально поняла, в чем проблема. Она такое уже видела во время праздников по случаю дней рождения. Ее брат страдал от чудовищной нехватки сладкого. Да, он был окружен сластями. Но если хватаешь хоть одну конфетку, говорил его одурманенный сахаром мозг, это значит — не хватаешь в этот миг все остальные. И тут столько сладостей, что ты никогда не съешь их все. Это было невыносимо. Единственный выход — удариться в слезы.
Дома единственным выходом было бы напялись ему на голову корзину, чтобы он так и посидел, пока не успокоится, и тем временем убрать с глаз долой почти все сласти. С несколькими пригоршнями он хоть как-то мог справитсья в один присест.
Тиффани бросила сковородку и сгребла его в объятия.
— А вот и Тиффи, — шепнула она. — И мы идем домой.
Здесь-то я и должна столкнуться с Королевой, подумала Тиффани. Но не было ни крика ярости, ни взрыва магии... ничего.
Только жужжание пчел вдали, шорох ветра в траве, да икота и всхлипы Вентворта, который был так стиснут в ее объятиях, что ему не хватало воздуха реветь.
Сейчас она заметила, что на дальней стороне кущей находится ложе из листьев, окруженное склонившимися цветами. Но на этом ложе никого не было.
Это потому, что я у тебя за спиной, — сказал голос Королевы на ухо Тиффани.
Она быстро повернулась.
У нее за спиной никого не было.
Все так же у тебя за спиной, — сказала Королева. — Это мой мир, детка. Ты никогда не будешь такой быстрой, как я. Ни такой ловкой. Зачем ты пытаешься отнять у меня моего мальчика?
— Он не твой, а наш! — ответила Тиффани.
Ты его никогда не любила. У тебя сердце как маленький комочек снега. Мне видно это.
У Тиффани на лбу появилась морщинка.
— Любовь? — сказала она. — А при чем это здесь? Он мой брат! Мой брат!
— Да, это так по-ведьмовски, не правда ли, — сказал голос Королевы. — Эгоизм. Мое, мое, мое. Все, что заботит ведьму, это «мое».
— Ты его украла!
— Украла? Ты имеешь в виду, что ты им владела?
Второй Помысел сказал Тиффани: она выискивает твои слабые места. Не слушай ее.
— Ах, у тебя есть Второй Помысел, — сказала Королева. — Ты думаешь, что это тебя делает очень большой ведьмой, не правда ли?
— Почему ты не показываешься мне? — спросила Тиффани. — Боишься?
— Мне бояться? — сказала Королева. — Чего-то такого, как ты?
И возникла прямо перед нею. Королева была гораздо выше Тиффани, но такая же тоненькая; ее волосы — длинны и черны, лицо бледно, губы вишнево-алы, одежда из черного, и белого, и красного. И во всем этом было, самую чуточку, что-то не то.
Второй Помысел сказал Тиффани: это потому, что она совершенство. Полное совершенство. Словно кукла. Никто реальный таким совершенным быть не может.
— Это не ты, — проговорила Тиффани с полнейшей уверенностью. — Это всего лишь твой сон о себе. Это вовсе не ты сама.
Улыбка Королевы исчезла на миг, а потом вернулась — напряженной, натянутой.
— Какая грубость, а ты ведь со мной едва знакома, — сказала она, усаживаясь на ложе из листьев. И слегка похлопала по нему рядом с собой. — Садись же. Стоять друг против друга — это как-то враждебно. Я отнесу твои дурные манеры на счет простой дезориентации. — Она улыбнулась Тиффани дивной улыбкой.
Посмотри, как движутся ее глаза, сказал Тиффани Второй Помысел. Вряд ли она пользуется ими, чтобы тебя видеть. Они лишь очаровательные украшения.
— Ты вторглась в мой дом, убила нескольких моих питомцев и в целом вела себя недостойно, постыдно. Впрочем, я понимаю: ты слишком пошла на поводу у подрывных элементов...
— Ты украла моего брата, — сказала Тиффани, крепко прижимая к себе Вентворта. — Ты вообще все крадешь. — Но собственный голос прозвучал в ее ушах слабым и тоненьким.
— Он бродил одиноко, потерявшись, — ответила Королева спокойно. — Я отвела его домой и утешила.
И вот что было в голосе Королевы, вот что в нем было самое главное: он говорил тебе, дружелюбно и понимающе — я права, а ты нет. И это, в сущности, не твоя вина. Возможно, вина лежит на твоих родителях, или на какой-то скверной пище, которую ты ела, или виновато какое-то событие — столь ужасное, что ты начисто выбросила его из памяти. Это была не твоя вина, Королева все понимает, потому что ты — вполне милый, славный человек. Дело просто в том, что все эти дурные влияния заставили тебя делать неправильный выбор. Если ты сможешь осознать это, Тиффани, мир станет счастливее...
...этот холодный мир, охраняемый чудовищными тварями, где ничто не созревает и не растет, сказал ее Второй Помысел. Мир, где все решает Королева. Не слушай.
Тиффани нашла в себе силы попятиться на шаг.
— Неужели я чудовище? — сказала Королева. — Я всего лишь хотела, чтобы кто-то был рядом...
И Второй Помысел Тиффани, затопленный, вязнущий в дивном голосе Королевы, произнес: Мисс Женпола Робинсон...
Она пришла много лет назад и работала с тех пор у фермеров домашней прислугой. Говорили, она выросла в Тявкинском Приюте для Неимущих. Рассказывали, что в этом приюте она и родилась, после того, как ее мать явилась туда во время жуткой грозы, и хозяин записал в большом черном журнале: «Мисс Робинсон, дитя жен. пола». Молодая мать была не очень сообразительной и вообще она умирала, и решила, что так назвали младенца. Как-никак, это была запись в большой книге официального вида.
Мисс Робинсон теперь была уже довольно пожилой, всегда мало разговаривала и мало ела, но ее никогда нельзя было застать без работы. Никто не сравнился бы в мытье полов с Мисс Дитя Женполой Робинсон. У нее было худое лицо с кулачок, острый красный нос и худые бледные руки с красными костяшками на кулаках, и она этих рук никогда не покладала. Работать Мисс Робинсон умела.
Тиффани мало что понимала в происходящем, когда случилось преступление. Женщины говорили об этом, собираясь по две — по три возле калиток, и руки у них были сплетены под грудью, и они прекращали разговор и смотрели оскорбленно, если мимо шел мужчина.
Тиффани ухватывала обрывки разговоров, но иногда они состояли сплошь из обиняков: «своего собственного у бедолаги-то и не было никогда, она же не виновата, что худющая, как швабра». И «говорят, нашли ее, а она обнимает его и говорит — мой». И «в доме полно было детских вязаных вещичек, она их наделала!» Вот это последнее было для Тиффани особенно загадочным, потому что говорилось таким тоном, как будто «в доме полно было человеческих черепов!»
Но все соглашались в одном: «Такого мы не потерпим. Преступление — оно и есть преступление. Надо сообщить Барону».
Мисс Робинсон украла младенца по имени Пунктуалити Риддл, которого молодые родители очень любили, хоть и выдумали такое имя. (Они рассуждали так, что если детям дают имена разных добродетелей — Вера, Надежда, Любовь — чем плохо умение везде успевать вовремя?)
Ребенка оставили на дворе, в колыбельке, и он исчез. Были обычные поиски, слёзы, а потом кто-то упомянул, что в последнее время Мисс Робинсон стала носить к себе домой больше молока...
Это было похищение. На Мелу стояло не так уж много заборов и дверных запоров. Кражу, какую бы то ни было, воспринимали очень серьезно. Если нельзя будет на пять минут повернуться спиной к своему добру, до чего мы дойдем? Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление.
До слуха Тиффани долетали обрывки споров, что шли по всему поселку, но некоторые фразы проскакивали снова и снова. «Она ничего плохого и в мыслях не держала, бедная. Она всегда была работящая, никогда не жаловалась. Она не в себе. Закон — это закон. Преступление, оно и есть преступление».
И вот сообщили Барону, и он устроил суд в Большом Зале, и пришли все, кто мог отлучиться с пастбищ на холмах — в том числе Мистер и Миссис Риддл, она со встревоженным видом, он с решительным — и Мисс Робинсон, которая только смотрела в землю, сложив на коленях руки с красными костяшками на кулаках.
Вряд ли это получился суд. Мисс Робинсон не совсем ясно понимала, в чем ее обвиняют. И Тиффани казалось, что все остальные тоже не совсем понимают. Они не знали наверняка, зачем пришли сюда, и собирались это выяснить.
Барону тоже было неловко. Закон гласил ясно: кража — очень скверное преступление, а украсть человека — и того хуже. В Тявкине была тюрьма, прямо рядом с Приютом для Неимущих. Говорили, они даже дверью соединены. Туда и дорога ворам.
Барон был не великий мыслитель. Его род правил Мелом, применяя способ: не менять образ мыслей ни по какому поводу, в течение сотен лет. Барон слушал, барабанил пальцами по столу, смотрел на лица людей и выглядел так, словно сиденье кресла у него жутко горячее.
У Тиффани было место в первом ряду. Она сидела там, когда Барон начал оглашать свой вердикт, эм-м-мкая и н-н-нукая, пытаясь не произнести те слова, которые он вынужден был сказать, и тут отворилась дверь зала, и трусцой вбежали Гром с Молнией.
Они уселись между скамьями переднего ряда и столом судьи, повернувшись к Барону и глядя на него яркими, внимательными глазами.
Тиффани была единственной, кто вытянул шею — посмотреть на входную дверь. Створки были слишком тяжелые для того, чтобы даже сильная собака сумела их открыть. В тот момент они были приоткрыты на щелочку, и можно было заметить, что снаружи кто-то стоит и через эту щелочку заглядывает внутрь.
Барон прервал свою речь, уставился на собак, тоже посмотрел на дверь.
А потом, через несколько секунд, отложил в сторону книгу законов и сказал: «Возможно, нам следует в этом деле пойти другим путем».
И другой путь был найден, отчасти он заключался в том, чтобы люди уделяли Мисс Робинсон больше внимания. Это было не идеальное решение, и не все остались довольны, но оно сработало.
Тиффани учуяла запах «Бравого Морехода», когда вышла из зала на улицу, и ей вспомнилась собака Барона. Будешь помнить нынешний день? — говорила ему Бабушка когда-то. — У тебя на то еще найдется повод.
Бароны нуждаются в напоминаниях...
— Кто скажет слово за тебя? — проговорила Тиффани вслух.
— За меня? — переспросила Королева, подняв тонкие брови.
А Третий Помысел сказал Тиффани: присмотрись, какое у нее лицо, когда она встревожена.
— Здесь нет никого, кто вступился бы за тебя, правда? — сказала Тиффани, продолжая пятиться. — Кто скажет, что ты была к нему доброй? Что ты не просто наглая воровка? Потому что ты такая и есть. У тебя... У тебя, как у дрёмов — одна-единственная уловка в запасе...
Да, вот оно. Сейчас Тиффани увидела то, что ее Третий Помысел заметил прежде. Лицо Королевы на миг зарябило.
— И это не твое тело, — припечатала Тиффани. — Это лишь то, чем ты хочешь казаться. Оно не настоящее. Так же, как и все тут: пустышка дутая...
Королева бросилась вперед и влепила ей пощечину, куда ощутимее, чем способно было бы сновидение. Тиффани шлепнулась на мох, Вентворт откатился в сторону, вопя:
— Хаччу тваль...ет!
Хорошо, сказал Третий Помысел Тиффани.
— Хорошо? — сказала она вслух.
— Хорошо? — сказала Королева.
Да, подтвердил Третий Помысел. Ей неизвестно, что у тебя есть Третий Помысел, и сковородка лежит всего в нескольких дюймах от твоей руки, а существа вроде нее не выносят железа, верно? Сейчас она злится. Сделай так, чтобы она совсем разъярилась, чтобы она перестала соображать. Сделай ей больно.
— Ты живешь тут среди сплошной зимы и ничего не делаешь, только смотришь сны про лето, — сказала Тиффани. — Неудивительно, что Король от тебя ушел.
На мгновение Королева застыла, словно прекрасная скульптура, на которую она и так была похожа. И вновь эта воплощенная мечта зарябила, и Тиффани увидела... нечто. Ростом не намного выше самой Тиффани, почти человекообразное, чуток облезлое и — лишь на секунду — потрясенное. Потом снова перед ней возникла Королева, высокая, гневная, набирающая в грудь воздуха, чтобы...
Тиффани схватила сковороду и махнула ею, вскакивая на ноги. Ей удалось зацепить высокую фигуру только вскользь, но Королева заколыхалась, как воздух над раскаленной дорогой, и пронзительно закричала.
Тиффани не стала ждать и смотреть, что случится дальше. Схватила брата и понеслась прочь сквозь высокую траву, мимо странных созданий, которые смотрели в ту сторону, откуда летели звуки королевского гнева.
Вот теперь в лишенной теней траве зашевелились тени. Некоторые существа — шуточные, как на составной картинке — меняли облик и начинали двигаться вслед за Тиффани с ее вопящим братом.
На дальней стороне прогалины раздался громовой гул. Две великанши, которых Роланд называл Шмелиными Тетками, поднимались в воздух. Их маленькие крылышки от усилия превратились в размытые круги.
Кто-то поймал Тиффани за руку и втянул в гущу травы. Это был Роланд.
— Можешь сейчас выбраться отсюда? — сказал он. Лицо у него было красное.
— Э-э... — начала Тиффани.
— Тогда просто бежим. Давай руку. Погнали!
— А ты знаешь дорогу отсюда? — еле переводя дыхание, спросила Тиффани, мчась рядом с ним среди гигантских маргариток.
— Нет, — пропыхтел Роланд. — Нету дороги. Видела там... дрёмов снаружи... это сильный сон...
— Тогда чего мы бежим?
— Не попадаться ей... под руку. Если надолго... спрятаться... Снибс говорит, она... забывает...
Вряд ли она меня так уж скоро забудет, подумала Тиффани.
Роланд остановился, она вырвала у него свою руку и побежала дальше вместе с Вентвортом, который цеплялся за нее с молчаливым изумлением.
— Ты куда? — закричал Роланд у нее за спиной.
— Я точно не хочу ей попадаться под руку!
— Вернись! Ты назад бежишь!
— Ничего не назад! Я прямо!
— Это сон! — заорал Роланд, на сей раз близко, потому что догонял ее. — Ты бежишь по кру...
Тиффани вылетела на поляну...
... на ту самую поляну.
Шмелиные Тетки приземлились по бокам от нее. Королева шагнула вперед.
— Ты знаешь, — сказала она, — я ожидала от тебя большего, Тиффани. А сейчас давай сюда мальчика, и я буду решать, что дальше.
— Это небольшой сон, — пробормотал Роланд позади. — Если убегаешь далеко, то делаешь круг...
— Я могу сделать для тебя сон, который будет меньше, чем ты сама, — приятным тоном поговорила Королева. — Тебе может быть очень больно!
Цвета стали ярче. Звуки громче. Тиффани уловила какой-то запах, и это показалось ей странным, потому что до той секунды никаких запахов тут не было.
Резкий, горький запах, который ни за что не забудешь. Запах снега. И сквозь жужжание насекомых в траве Тиффани различила едва-едва уловимое:
— Кривенс! Не могу вылезти отсюдава!
Глава 11
ПРОБУЖДЕНИЕ
На дальнем конце поляны, где разбиватель орехов занимался своим делом, остался последний орех. В половину роста Тиффани величиной. И он слегка покачивался. Щелкун взмахнул молотом, и орех уткатился из-под удара.
Зри то, что по-настоящему тут... сказала себе Тиффани и засмеялась.
Королева бросила на нее озадаченный взгляд и властно спросила:
— Ты находишь это забавным? Что тебя так развеселило?
— Просто смешная мысль пришла, — ответила Тиффани.
Королева сверкнула глазами, как делают все обделенные чувством юмора, когда им в ответ кто-то смеется.
Не такая уж ты умная и ловкая, подумала Тиффани. Тебе никогда не было это нужно. Ты же могла получить все, что хочешь, просто погрезив об этом. Ты веришь в свои сны, поэтому тебе никогда не надо думать.
Она повернулась к Роланду и шепнула:
— Расколи орех! Не волнуйся, что я буду делать, расколи!
Мальчик посмотрел на нее растерянно.
— Что ты ему сказала? — резко спросила Королева.
— Я сказала «прощай», — ответила Тиффани, крепко прижимая к себе брата. — Своего брата не отдам, делай, что хочешь!
— Ты знаешь, какого цвета у тебя внутренности? — спросила Королева.
Тиффани молча помотала головой.
— Ну, сейчас узнаешь, — сказала Королева с приветливой улыбкой.
— Ты не настолько могущественная, чтобы это сделать, — проговорила Тиффани.
— А знаешь, ты права, — ответила Королева. — Такой вид физической магии действительно весьма труден. Однако я могу заставить тебя думать, что делаю с тобой очень... страшные вещи. А это, малышка — все, что мне требуется. Не хочешь сейчас попросить, чтобы я тебя пожалела? Возможно, потом будешь уже не в состоянии.
Тиффани выдержала паузу и сказала:
— Не-ет. Я, пожалуй, не стану.
Королева склонилась к ней. Ее серые глаза на миг заполнили для Тиффани весь мир.
— Мой народ будет помнить об этом очень долго, — промолвила Королева.
— Надеюсь, — ответила Тиффани. — Рас-ко-ли о-рех.
По лицу Королевы снова мелькнуло выражение озадаченности. Она не привыкла к резко меняющимся ситуациям.
— Что?
— А? О... ага... — пробормотал Роланд.
— Что ты ему сказала? — спросила Королева, когда он кинулся к человеку с молотом.
Тиффани пнула ее в голень. Это было не по-ведьмовски. Это было так по-девятилетнему, что Тиффани хотела бы придумать нечто получше. С другой стороны, ботинки у нее были крепкие, и пинок тоже.
Королева встряхнула ее.
— Зачем ты это сделала? — сказала она. — Почему не делаешь то, что я говорю? Всем было бы так хорошо, если бы они делали то, что я говорю!
Тиффани смотрела ей в лицо. Глаза у Королевы теперь были серые, но зрачки — как серебряные зеркальца.
Я знаю, что ты такое, сказал ее Третий Помысел. Ты то, что никогда ничему не способно научиться. Ты не знаешь о людях ничего. Ты просто... старый маленький ребенок.
— Хочешь сладкого? — шепнула Тиффани.
У нее за спиной раздались крики. Она извернулась в цепких руках Королевы и увидела, что Роланд борется за кувалду. Под взглядом Тиффани он отчаянно взмахнул этой тяжелой хреновиной, занося ее над головой, и сбил с ног эльфа позади себя.
Королева яростно повернула Тиффани к себе, когда молот обрушился на орех.
— Сладкого? — прошипела она. — Я тебе покажу сла...
— Кривенс! Энто Кралева! У ней наша келда, у старой головешки!
— Без царев! Без королёв! Мальцы-вольнецы!
— Рррастерзаю кебаб!
— Навешаем ей!
Наверно, Тиффани была единственным существом всех времен и народов, кто радуется, заслышав поблизости Нак Мак Фигглов.
Они хлынули наружу из расколотого ореха. Некоторые были еще в галстуках-бабочках. Другие, как обычно, в своих кильтах. Но все как один — в боевом духе и, чтобы не терять времени, лупили друг друга набегу, набирая скорость.
Прогалина... очистилась. Создания хоть реальности, хоть сна способны заметить опасность, когда она летит к ним орущей, ругающейся, сине-рыжей волной.
Тиффани вырвалась у Королевы из рук, по-прежнему держа Вентворта, и поспешила в сторонку, чтобы смотреть из травы.
Здоров Ян пробежал мимо, неся над головой извивающегося эльфа, в полный рост. Потом резко затормозил и швырнул свою ношу высоко вверх, через всю поляну.
— Прилетел соловушка на свою головушку! — возопил Ян и устремился обратно в гущу битвы.
Нак Мак Фигглов нельзя ни растоптать, ни задавить. Они работали группами, взбираясь друг по другу, чтобы на подходящей высоте треснуть эльфа кулаком. Или, предпочтительнее, боднуть. А когда противник упал, тут его вдоль и поперек пинками обработают.
В драке у них был определенный метод. Например, они всегда выбирали самого крупного из противников, потому что — как объяснил позднее Роб Всякограб — «тама попасть легче, ведаешь». И они просто не останавливались. Вот что изматывало врага напрочь. Как будто на тебя напали осы с кулаками.
Прошло некоторое время, прежде чем Фигглы сообразили, что противник закончился. Они еще немного подрались между собой, чтобы не зря была вся эта долгая дорога и типа того, потом утихомирились и стали проверять карманы лежащих врагов на предмет завалявшейся монетки.
Тиффани поднялась на ноги.
— Эччч, ну непоганая работа, сам скажу, — произнес Роб Всякограб, оглядевшись. — Сполнили брань аккуратно, даже стихов не читали.
— Как вы попали в орех? — спросила Тиффани. — В смысле, он же... орех!
— Иного пути не нашлося, — ответил Роб. — Пригодный путь искать надобно, чтобы дать на орехи. Навигация во сне — дело тяжкое.
— Особо ежели чуток мальца клюкнумши, — сказал Вулли Валенок, широко улыбаясь.
— Что? Вы там... выпивали? — сказала Тиффани. — Я тут лицом к лицу с Королевой, а вы были в пивной?
— Эччч, нет! — ответил Роб. — Помнишь сон тот с большою вечеринкой? Где ты в платьице красивое разубрана была? Мы застряли там.
— Я же прикончила дрёма!
У Роба сделался не совсем искренний вид.
— Н-н-ну-у-у, — сказал он, — не так легко смогли мы выбраться, как ты. Пошло чуть больше времени у нас.
— Всю выпивку пришлося там прикончить, — пришел ему на помощь Вулли. Роб сверкнул на него взглядом и огрызнулся:
— Негоже все так оборачивать!
— Вы хотите сказать, что сон может продолжаться без дрёма? — спросила Тиффани.
— Коли жажда сильно замучила, — ответил Вулли Валенок. — И ежели бы только выпивка, там же ж еще канапы энти...
— Но я думала, что если будешь есть или пить во сне, то навсегда останешься там!
— Для многих так, — ответил Роб. — Но не для нас. Домы, банки али сны — нету места, куда нам влезти не под силу и вылезти обратно.
— Вот разве что кроме пивных, — сказал Здоров Ян.
— О, айе, — весело подтвердил Роб. — С пивными так, без труда не вытащишь рыбку из пруда, слово даю кр-р-репкое.
— А куда пропала Королева? — спросила Тиффани.
— Эччч, она сделала гэтьски, как только завидела нас, — ответил Роб. — И нам то же самое надобно, леди, пока не изменился сон. — Он кивнул в сторону Вентворта. — Энто и есть мальца родич твой? Соплей-то в носе!
— Хаччу сладка! — заорал Вентворт на сладком автопилоте.
— Обойдешься! — заорал Роб в ответ. — Сопли отставить, с нами резво иттить, на мальца сестре своей мешком не висеть!
Тиффани открыла рот, чтобы возмутиться, и закрыла снова: Вентворт после секундного ошеломления хихикнул.
— Ляля! — сказал он. — Маля! Маля-маля цацы!
— Мама дорогая, — сказала Тиффани. — Теперь начнется.
И все-таки она была здорово удивлена. Вентворт никогда не проявлял столько интереса ни к чему, кроме сахарных пупсов.
— Роб, у нас тута один настоящий, — окликнул кто-то из пиктси. К своему ужасу Тиффани увидела, что Фигглы приподняли над землей голову Роланда. Он лежал, растянувшись во весь рост, без сознания.
— А, парнишка, что тебе грубиянил, — сказал Роб. — И Здорова Яна целился молотком тюкнуть, не от великого разума. Чего с ним делать будем?
Трава задрожала. Свет в небе угасал. И становилось холоднее.
— Оставлять его тут нельзя! — сказала Тиффани.
— Окей, поволокем, — ответил Роб. — Двигаем щас же!
— Маля-маля цацы-цы! Маля-маля-цы! — с наслаждением выкрикивал Вентворт.
— Он так весь день теперь будет, — сказала Тиффани. — Простите.
— К двери беги, — сказал Роб. — Можешь зреть ее?
Тиффани стала отчаянно озираться. Ветер уже сделался морозно-колючим.
— Зри дверь! — скомандовал Роб.
Тиффани моргнула, повернулась кругом.
— Эм-м... Э...
Ощущение мира за пленкой сна теперь не приходило так легко, как в момент ее страха перед Королевой. Тиффани старалась сосредоточиться. Запах снега...
Это же смешно, говорить о том, что снег чем-то пахнет. Он просто замерзшая вода. Но Тиффани всегда понимала сразу же, проснувшись утром, если ночью выпал снег. Его запах был как вкус жести. У жести правда есть вкус, хотя он примерно то же самое, что и запах снега.
Тиффани показалось, что мозги у нее трещат от напряжения. Если я во сне, надо проснуться. Только бежать — без толку. Во снах всегда полно беготни. Но она чувствовала, что есть направление, в котором окружающая картина как-то... тоньше. И белее.
Она закрыла глаза и стала думать о снеге, скрипучем, свежем, словно крахмальные простыни. Сосредоточилась на ощущении снега под ногами. Все, что надо сделать — это проснуться...
Она действительно стояла на снегу.
— Славно, — сказал Роб.
— Я уловила, как это! — сказала Тиффани.
— Эччч, порою дверь бывает и в главе твоей, — ответил Роб Всякограб. — Теперя двигаем!
Тиффани почувствовала, что ее приподнимают вверх. Роланд, похрапывающий рядом, тоже поднялся над землей на дюжинах синих ног, когда пиктси залезли под него.
— Не тормозим, покудава не убрались отсюдава! — сказал Роб. — Фигглы, ва-хэй!
Они заскользили по снегу за группами дозорных, которые бежали впереди. Через минуту или две Тиффани оглянулась назад и увидела, что голубые тени растекаются вширь. И становятся темнее.
— Роб... — сказала она.
— Айе, я ведаю, — отозвался он. — Резвей, парни!
— Они быстро текут, Роб!
— Энто ведаю тож!
Крупинки снега секли ей лицо. Деревья по бокам сливались в полосы. Лес проносился мимо. Но тени расползались впереди, преграждая дорогу, и бежать сквозь них было как сквозь что-то плотное. Как сквозь густой туман.
А тени за спиной были уже полуночно-черными внутри.
Но пиктси оставили позади последнее дерево, теперь перед ними раскинулась белая равнина.
Они остановились — так резко, что Тиффани чуть не кувыркнулась вперед.
— Что такое?
— А где наши старые следы подевалися? — сказал Вулли Валенок. — Только что были! В которую сторону нам?
Протоптанная по снегу тропа, что вела их все это время, исчезла.
Роб Всякограб глянул в сторону леса. Там клубилась тьма, словно дым, и расстилалась вдоль горизонта.
— Она кошмары за нами послала, — прорычал Роб. — Туго будет, ребята.
Тиффани различила очертания в надвигающейся ночи. Обняла Вентворта покрепче.
— Кошмары, — повторил Роб, обернувшись к ней. — Тебе с ними знаться нечего. Мы придержим их. Тебе тикать надо. Уматывай сей же миг!
— Мне же некуда бежать! — сказала Тиффани.
Она слышала тонкие звуки, вроде стрекотания, вроде шума насекомых, со стороны леса. Пиктси плотно стянулись друг к другу. Обычно, когда они чуяли будущую драку, то ухмылялись от уха до уха. Но сейчас они были смертельно серьезны.
— Эччч, не умеет она проигрывать, Кралева, — сказал Роб.
Тиффани посмотрела на противоположную сторону горизонта. Кипящая чернота была и там: кольцо смыкалось вокруг них со всех сторон.
Двери повсюду, думала она. Старая келда говорила, что двери — они повсюду. Я должна найти дверь.
Но здесь только снег да несколько деревьев...
Пиктси вытащили мечи.
— А что э-э, это за кошмары? — спросила Тиффани.
— Обычные вещи дурными становятся, — сказал Роб.
Тиффани секунду смотрела на него недоуменно, а потом ее передернуло. О да, она знала, что это за кошмары. Они редко приходили к ней, но когда приходили, это было гадко. Как-то раз она проснулась и ее всю колотило от мысли, что за ней гонялись ботинки Бабушки Болит. А в другой раз это была банка сахара. Что угодно может стать кошмаром.
С чудовищами она бы как-нибудь разобралась. Но не хотела столкнуться с озверевшими ботинками.
— Э-э... у меня есть идея, — сказала она.
— И у меня, — отозвался Роб. — Быть подальше отсюда, идея моя.
— Вон там кучка деревьев, — сказала Тиффани.
— Ну и? — Сказал Роб, вглядываясь в тучу кошмаров. Теперь там были видны детали — зубы, когти, глаза, ребра. Судя по свирепому взгляду Роба, было ясно: что бы ни случилось дальше, первые несколько чудовищ встретятся лицом к лицу с очень серьезной проблемой. Если у них есть лица.
— А вообще можно драться с кошмарами? — спросила Тиффани.
— Нету штуки, с которой мы драться не можем, — прорычал Здоров Ян. — Если у него есть глава, она попомнит чудное мгновенье. А если нету главы у него, напинаем что есть!
Тиффани уставилась в наступающее... нечто.
— У некоторых там голов хватает!
— Везуха, стало быть, — ответил Вулли Валенок.
Пиктси переминались с ноги на ногу, готовясь кинуться в бой.
— Сыграй нам грустно, дудочник, — сказал Роб Вильяму гоннаглу. — Под музыку волынки биться станем...
— Нет! — сказала Тиффани. — Я этого терпеть не намерена! Способ драться с кошмаром — проснуться! Я ваша келда! Это приказ! Бежим к вон тем деревьям! Делать, что я сказала!
— Малямаля-цы! — завопил Вентворт.
Пиктси глянули на кучку деревьев, потом на Тиффани.
— Делать! — заорала она с такой силой, что несколько Фигглов моргнули. — Сейчас же делать, что я сказала! Этот путь лучше!
— Карге не перечат, Роб, — негромко сказал Вильям.
— Я приведу вас домой, — отрезала Тиффани. «Надеюсь», — мысленно прибавила она. Но ей видно было маленькое, круглое, бледное лицо, которое выглядывало из-за дерева. В той купе деревьев прятался дрём.
— Эччч, айе, но... — Роб глянул туда. — Аии, нет, зрите это...
Перед наступающей стеной жути появилась бледная точка. Снибс пытался оторваться. Его локти ходили, как поршни. Коротенькие ноги словно слились в колесо. Щеки надулись, как шары.
Волна кошмаров прокатилась поверх него и продолжала наступать.
Роб сунул свой меч в ножны.
— Слышали, что наша келда рекла! — крикнул он. — Берем ее и гэтьски!
Тиффани приподнялась над землей. Фигглы подхватили бесчувственного Роланда. И все помчались к деревьям.
Тиффани вытащила руку из кармана передника. Расправила смятую обертку «Бравого Морехода». Вещь, на которой можно сосредоточиться, вспомнить свой сон...
Говорят, что море можно увидеть с высочайшего холма на Мелу. В ясный зимний день, когда воздух был чист и прозрачен, Тиффани вглядывалась изо всех сил — и видела лишь голубоватый туман, в который сливается далекая даль. Но море на пачке «Бравого Морехода» было ярко-синим, с белыми серпиками на волнах. Оно было морем, для Тиффани.
Дрём, притаившийся в тех деревьях, выглядит маленьким. Значит, не очень уж он сильный. Надеюсь на это. Я должна надеяться на это...
Деревья приближались. И кольцо кошмаров — тоже. Некоторые звуки были ужасны: хруст костей, треск разбиваемых камней, зуд жалящих насекомых, кошачий визг, все ближе и ближе... ближе...