- Он не хотел этого! – произнес Азирафаль. – Разве я не говорил тебе, Кроули? Если заглянуть в душу кого-либо, то глубоко, в самом низу, окажется, что он...
- Это не конец, - серьезно сказал Кроули.
Адам повернулся и, казалось, только что заметил их. Кроули не привык, чтобы люди так легко определяли, кто он, но Адам смотрел на него так, точно вся история жизни Кроули была написана внутри его головы, и он, Адам, ее читал. На секунду он почувствовал настоящий ужас. Он всегда думал, что раньше ощущал первостатейный ужас, но по сравнению с этим новым ощущением, это был простой страх. Там, Внизу, могут прекратить твое существование, ну, искалечив тебя до невозможного, тогда как этот мальчик мог не только уничтожить тебя, просто подумав об этом, но, наверное, даже устроить так, что тебя вообще никогда не существовало.
Взгляд Адама обратился к Азирафалю.
- Простите, а почему вас двое? – спросил Адам.
- Ну, - начал Азирафаль, - это долгая...
- Нельзя быть двумя, - сказал Адам. – Думаю, вам лучше снова стать разными людьми.
Не было никаких ярких спецэффектов. Просто теперь рядом с мадам Трэйси сидел Азирафаль.
- Оох, это было странно, - сказала она. Она оглядела Азирафаля с ног до головы. – О, - слегка разочарованно произнесла она. – А я думала, ты помоложе.
Шэдвел злобно глянул на Азирафаля и недвусмысленно положил палец на курок своего ружья.
Азирафаль осмотрел свое новое тело, которое, к несчастью, было очень похоже на его старое, хотя пиджак был чище.
- Ну, вот и все, - сказал он.
- Нет, - произнес Кроули. – Знаешь ли, не все. Совсем не все.
Теперь же тучи клубились над головой, точно кипящие тальятелли.
- Видишь ли, - голос Кроули наливался фаталистической мрачностью, - все не так просто. Ты думаешь, что войны начинаются из-за того, что убивают какого-то старого герцога, или что кто-то кому-то отрезает ухо, или что кто-то установил свои боеголовки не в том месте. Это не так. Это, ну, просто повод, который не имеет ничего общего с войной. На самом деле, войны происходят из-за того, что есть две стороны, которые терпеть не могут друг друга, а давление все растет и растет, и уже что угодно может вызвать взрыв. Что угодно. Как тебя зовут... э... мальчик?
- Это Адам Малой, - сказала подошедшая Анафема, за которой следовал Ньют.
- Именно. Адам Малой, - кивнул Адам.
- Молодец. Ты спас мир. Можешь взять выходной, - произнес Кроули. – Но это ничего не изменит.
- Думаю, ты прав, - согласился Азирафаль. – Я уверен, что наши жаждут Армагеддона. Это все очень грустно.
- Кто-нибудь может нам объяснить, что происходит? – сурово спросила Анафема, складывая руки.
Азирафаль пожал плечами.
- Это очень долгая история, - начал он.
Анафема выпятила подбородок.
- Тогда начинай, - сказала она.
- Ну. В Начале...
Молния ударила в землю в нескольких метрах от Адама и осталась на месте обжигающим столбом, расширяющимся снизу, точно сырое электричество вливалось в невидимую форму. Люди прижались к джипу.
Молния исчезла, а на ее месте остался молодой человек из золотого огня.
- Боже, - пробормотал Азирафаль. – Это он.
- Кто он? – спросил Кроули.
- Глас Божий, - пояснил ангел. – Метатрон.
Они начали разглядывать пришельца.
Затем Пеппер произнесла:
- Нет, это не он. Метатрон, он из пластика, и у него есть лазерная пушка, и его можно превратить в вертолет.
- Ты про Космического Мегатрона, - слабо проговорил Венслидейл. – У меня был такой, но у него отвалилась голова. По-моему, это кто-то другой.
Пустой взгляд прекрасных глаз упал на Адама Малого, а потом резко обратился к бетону рядом с ним, который точно вскипал.
Фигура появилась из поднимающейся земли, точно повелитель демонов в пьесе, но если бы это и была пьеса, то та, в которой никто не выживет, а потом пришлось бы пригласить священника, чтобы сжечь все дотла. Эта фигура не слишком отличалась от первой, разве что пламя было кроваво-красным.
- Э, - проговорил Кроули, пытаясь втиснуться в свое кресло. – Привет... э.
Алое существо мельком бросило на него взгляд, точно отмечая для последующего поглощения, а потом уставилось на Адама. Когда оно заговорило, казалось, что в его голосе звенят миллионы мух.
Оно прожужжало слово, и слышавшим его людям показалось, будто по их позвоночнику провели напильником.
Оно говорило с Адамом, который переспросил:
- А? Нет. Я уже говорил. Меня зовут Адам Малой. – Он смерил фигуру взглядом. – А ты кто?
- Вельзевул, - подсказал Кроули. – Он – Повелитель...
- Ззпасибо, Кроули, - перебил Вельзевул. – Поззже мы серьеззно поговорим. Уверен, ты многое хочежжь мне раззказать.
- Э, - произнес Кроули, - ну, видите ли, произошло...
- Тижжина!
- Да. Конечно, - быстро кивнул Кроули.
- Итак, Адам Малой, - проговорил Метатрон, - мы, разумеется, ценим твою помощь в этом деле, но мы должны добавить, что Армагеддон должен начаться немедленно. Вероятно, будет причинено некоторое беспокойство, но это ничто в сравнении со всеобщим благом.
- А, - шепнул Кроули Азирафалю, - он имеет в виду – мы должны уничтожить мир, чтобы спасти его.
- Что жже до того, с чем оно должжно сравниться, это еще не решжжено, - прожужжал Вельзевул. – Но решать нужжно сейчас, мальчик. Это твоя ззудьба. Так было написано.
Адам сделал глубокий вдох. Наблюдающие за ними люди задержали дыхание. Кроули и Азирафаль перестали дышать несколько минут назад.
- Я просто не понимаю, зачем всех и вся нужно жечь и так далее, - сказал Адам. – Миллионы рыб, и китов, и деревьев, и, и овец и всего остального. И ведь даже не для чего-то важного. Просто узнать, чья банда лучше. Все равно, что мы и Джонсониты. Но даже если вы и выиграете, вы не сможете победить другую сторону по-настоящему, потому что вы не хотите этого. То есть, победить навсегда. Вы начнете все заново. Вы будете посылать людей вроде этих двоих, - он кивнул на Кроули и Азирафаля, - чтобы сбивать людей с толку. Раз на то пошло, человеком быть трудно и без того, чтобы кто-то сбивал тебя с толку.
Кроули повернулся к Азирафалю.
- Джонсониты? – шепнул он.
Ангел пожал плечами.
- Думаю, древняя отколовшаяся секта, - ответил он. – Вроде гностиков. Как офиты. – Он нахмурился. – Или это были сефиты? Нет, я путаю с коллиридианами. Боже. Прости, их были сотни, очень трудно уследить.
- Людей сбивали с толку, - пробормотал Кроули.
- Это не имеет значения! – крикнул Метатрон. – Земля, Добро и Зло были созданы...
- Не понимаю, что такого в том, чтобы создать людей людьми, а потом расстраиваться из-за того, что они ведут себя как люди, - строго произнес Адам. – Вообще, если вы перестанете повторять людям, что все будет хорошо, когда они умрут, они могут попытаться сделать что-то лучше, пока живы. Если бы я был за главного, я бы попробовал сделать так, чтобы люди жили дольше, как старый Мафусаил. Было бы куда интереснее, и они бы стали задумываться, что они делают с окружащей средой и экологией, потому что и через сотню лет они были бы здесь.
- А. – Вельзевул уже начал улыбаться. – Ты хочежжь править миром. Совззем, как твой От...
- Я думал об этом, и я не хочу, - ответил Адам, полуобернувшись и ободрительно кивнув Им. – Есть, конечно, кое-что, что можно было бы изменить, но потом, подозреваю, люди начнут постоянно ходить ко мне и упрашивать разобраться с чем-нибудь, и избавиться от всего мусора, и создать для них новые деревья, а что в этом хорошего? Это все равно, что убираться за кого-то в его комнате.
- Ты никогда не прибирался даже в своей, - заметила Пеппер, стоявшая за ним.
- Я ничего не говорил о своей комнате, - отозвался Адам, вспоминая комнату, где ковер исчез из виду несколько лет назад. – Я имел в виду комнаты в общем. А никак не собственную комнату. Это аналоггия. Вот так.
Вельзевул и Метатрон переглянулись.
- И вообще, - продолжал Адам, - достаточно трудно постоянно что-то придумывать для Пеппер, Венсли и Брайана, чтобы они не скучали, так что больше мира, чем у меня есть, мне не надо. Большое спасибо.
Лицо Метатрона начало принимать выражение тех, кто уже был знаком с характерной Адаму цепочкой рассуждений.
- Ты не можешь отказаться от того, кто ты есть, - наконец сказал он. – Послушай. Твое рождение и твоя судьба – часть Великого Замысла. Все должно идти своим чередом. Все жребии брошены.
- Мятеж это ззлавно, - добавил Вельзевул, - но против кое-чего воззтавать нельзя. Ты должен понять!
- Я не восстаю против чего-либо, - пояснил Адам. – Я лишь обращаю внимание на вещи. По-моему, нельзя винить человека, который обращает внимание на что-то. Думаю, будет гораздо лучше не начинать драться, а посмотреть, что станут делать люди. Если вы перестанете сбивать их с толку, они могут начать думать правильно, и перестанут обращаться с миром небрежно. Я не говорю, что так и будет, - честно добавил он, - но все может быть.
- Это бессмысленно, - сказал Метатрон. – Нельзя идти вразрез с Великим Замыслом. Подумай. Это у тебя в крови. Подумай.
Адам засомневался.
Скрытый поток тьмы всегда был готов вырваться наружу, шепча: да, это так, все именно так, ты должен следовать Замыслу, потому что ты – часть его...
День был долгим. Он устал. Спасение мира выжало все силы из одиннадцатилетнего мальчика.
Кроули обхватил голову руками.
- На мгновение, на один короткий миг, мне показалось, что у нас есть шанс, - произнес он. – Он взволновал их. Ну, что ж, было...
Ему показалось, что Азирафаль встал.
- Простите, - проговорил ангел.
Троица посмотрела на него.
- Этот Великий План, - сказал он, - это ведь непостижимый Замысел, так?
За этим последовала тишина.
- Это Великий Замысел, - ровно сказал Метатрон. – Ты правильно полагаешь. Мир должен существовать шесть тысяч лет, а потом...
- Да, да, это Великий Замысел, ясно, - кивнул Азирафаль. Он говорил вежливо и почтительно, но тоном человека, который только что задал нежелательный вопрос на политическом собрании и не собирается уходить, не получив ответа. – Я лишь спросил, не является ли он при этом и непостижимым. Я только хочу разобраться в этом вопросе.
- Это не важно! – крикнул Метатрон. – Разумеется, это то же самое!
Разумеется? подумал Кроули. Они не знают наверняка. Он начал улыбаться, точно идиот.
- Значит, вы не уверены на все сто? – спросил Азирафаль.
- Нам не дано понять непостижимый Замысел, - произнес Метатрон, - но, конечно же, Великий Замысел...
- Но Великий Замысел может быть лишь крохотной частью всеобщей непостижимости, - сказал Кроули. – Вы не можете быть уверенны, что то, что происходит сейчас, не является правильным, с точки зрения непостижимости.
- Так напиззано! – взревел Вельзевул.
- Но где-то это может быть записано иначе, - произнес Кроули. – Где вы не можете прочесть.
- Крупными буквами, - сказал Азирафаль.
- И подчеркнуто, - добавил Кроули.
- Дважды, - предположил Азирафаль.
- Может, это не только проверка мира, - проговорил Кроули. – Это может статься и проверкой вас. Хмм?
- Бог не играет в игры со Своими преданными слугами, - сказал Метатрон, но голос его был встревоженным.
- У-ух ты, - хмыкнул Кроули. – И где ж ты был?
Все вновь посмотрели на Адама. Он, казалось, тщательно все обдумывал.
Потом он сказал:
- Не понимаю, почему так важно, что что-то записано. Только не когда речь идет о людях. Это всегда можно перечеркнуть.
Над взлетной полосой пронесся легкий бриз. В вышине выстроенные войска пошли рябью, точно мираж.
Тишина была подобна той, что, возможно, была за день до Сотворения мира.
Адам стоял и улыбался им двоим, маленькая фигурка точно между Адом и Раем.
Кроули схватил Азирафаля за руку.
- Ты понимаешь, что произошло? – возбужденно зашептал он. – Его оставили в покое! Он вырос человеком! Он не является воплощением ни Зла, ни Добра, он просто... воплощение человека...
А затем:
- Думаю, - произнес Метатрон, - мне следует получить дальнейшие инструкции.
- Как и мне, - сказал Вельзевул. Его свирепое лицо повернулось к Кроули. – И я доложу о твоем учаззтии в этом, уж поверь. – Он взглянул на Адама. – И я не знаю, что скажет твой Отец...
Раздался раскат грома. Шэдвел, который несколько минут трясся от ужасающего возбуждения, наконец, взял себя в руки и дрожащими пальцами спустил курок.
Дробь пролетела через то место, где стоял Вельзевул. Шэдвел никогда не узнал, насколько ему повезло, что он промахнулся.
Небо всколыхнулось и стало просто небом. Тучи у горизонта начали расходиться.
***
Тишину нарушила мадам Трэйси.
- Ну не странные ли они, - сказала она.
Она не имела в виду «ну не странные ли они»; что она хотела сказать, она, пожалуй, никогда не могла бы выразить иначе как визгом, но человеческий мозг обладает поразительной восстанавливающей способностью, и фраза «ну не странные ли они» была частью быстрого процесса исцеления. Примерно через полчаса она будет думать, что она просто немного перепила.
- Думаешь, все кончилось? – спросил Азирафаль.
Кроули пожал плечами.
- Боюсь, не для нас.
- Не думаю, что вам нужно беспокоиться, - мудро заявил Адам. – Я знаю о вас двоих все. Не беспокойтесь.
Он посмотрел на Них, которые попытались не отпрянуть. Казалось, он размышлял над чем-то, а потом сказал:
- И так слишком напутали. Но мне кажется, все станут счастливее, если все забудут. Не то чтобы совсем забудут, просто не будут помнить в подробностях. А потом мы сможем поехать домой.
- Но ты не можешь оставить все так! – произнесла Анафема, проталкиваясь вперед. – Подумай, что ты можешь сделать! Сколько хорошего.
- Например? – подозрительно спросил Адам.
- Ну... для начала, ты мог бы вернуть всех китов.
Он наклонил голову в одну сторону.
- И тогда люди перестанут их убивать?
Анафема колебалась. Было бы хорошо сказать «да».
- А если люди начнут их убивать, что ты меня попросишь с ними сделать? – продолжал Адам. – Нет. Думаю, в этом я разобрался. Стоит начать вмешиваться в дела, и уже не сможешь остановиться. Мне кажется, единственное, что люди должны знать, так это что, убив кита, они получают мертвого кита.
- Это очень ответственное отношение, - произнес Ньют.
Адам поднял брови.
- Это просто логика, - ответил он.
Азирафаль похлопал Кроули по плечу.
- Похоже, мы выжили, - сказал он. – Только подумай, какой ужас был бы, если бы мы все сделали как надо.
- Хм, - хмыкнул Кроули.
- Твоя машина работает?
- Пожалуй, с ней надо немного повозиться, - признал Кроули.
- Думаю, мы можем подвезти этих добрых людей до города, - сказал Азирафаль. – Уверен, я должен мадам Трэйси обед. И, разумеется, ее молодому человеку.
Шэдвел обернулся через плечо, потом взглянул на мадам Трэйси.
- О ком это он? – спросил он, глядя в ее сияющие глаза.
Адам присоединился к Ним.
- Думаю, пора ехать домой, - сказал он.
- Но что именно произошло? – спросила Пеппер. – Ведь все эти...
- Это уже не имеет значения, - ответил Адам.
- Но ты мог бы так помочь... – начала Анафема, когда они направились к своим велосипедам. Ньют нежно взял ее за руку.
- Это не самая хорошая идея, - сказал он. – Завтра – первый день всей оставшейся нам жизни.
- Знаешь, - произнесла она, - из всех избитых фраз, которые я никогда не терпела, эта стоит на первом месте.
- Занятно, да, - со счастливым видом бросил Ньют.
- Почему на дверце твоей машины написано «Дик Турпин»?
- Это просто шутка, - ответил Ньют.
- Хмм?
- Потому что я везде задерживаю движение, - жалобно пробормотал он.
Кроули мрачно смотрел на руль джипа.
- Мне жаль, что произошло с твоей машиной, - говорил Азирафаль. – Я знаю, как ты ее любил. Может, если ты сконцентрируешься...
- Это будет уже не то, - отозвался Кроули.
- Наверное, нет.
- Она была у меня с самого начала. Это была не просто машина, скорее, перчатка для всего тела.
Он принюхался.
- Что-то горит? – произнес он.
Легкий ветерок поднял пыль и вновь отпустил ее. Воздух стал горячим и тяжелым, обволакивая всех, точно сироп мух.
Он обернулся и уставился в искаженное лицо Азирафаля.
- Но ведь все кончилось, - произнес он. – Это невозможно! Ведь... ведь момент, или что там... он прошел! Все кончилось!
Земля начала трястись. Звук был точно от поезда метро, но не того, который проходит под землей. Скорее того, что поднимается вверх.
Кроули иступлено дергал рычаг передачи.
- Это не Вельзевул! – орал он, перекрикивая вой ветра. – Это Он. Его Отец! Это уже не Армагеддон, это личное. Заводись же, чтоб тебя!
Под Анафемой и Ньютом затряслась земля, отбросив их на пляшущий бетон. Из трещин повалил желтый дым.
- Похоже на вулкан! – крикнул Ньют. – Что это?
- Что бы это ни было, оно очень злое, - ответила Анафема.
Сидя в джипе, Кроули ругался. Азирафаль положил руку на его плечо.
- Здесь люди, - сказал он.
- Да, - согласился Кроули. – И я.
- Я хочу сказать, мы не должны позволить этому произойти с ними.
- Ну, а... – начал Кроули и замолчал.
- Я хочу сказать, если подумать, мы и так втравили их в неприятности. Ты и я. Годами. Так или иначе.
- Мы лишь делали свою работу, - пробормотал Кроули.
- Да. И что? Множество людей в истории просто делали свою работу, и посмотри, сколько всего они натворили.
- Хочешь сказать, мы должны попытаться остановить Его?
- А что тебе терять?
Кроули начал было спорить и понял, что ничего такого нет. Не было ничего, что бы он уже не потерял. Они не могли сделать с ним ничего хуже того, что произойдет сейчас. Наконец-то он почувствовал себя свободным.
Под сиденьем он нащупал железный бандаж. Пользы от него не будет, как, впрочем, и от чего бы то ни было еще. На самом деле, было бы гораздо ужаснее выступать против Врага с каким-либо подходящим оружием. В этом случае была бы хоть капля надежды, от чего стало бы только хуже.
Азирафаль поднял меч, недавно оброненный Войной, и задумчиво взвесил его в руке.
- Боже, я столько лет его не держал, - пробормотал он.
- Около шести тысяч, - сказал Кроули.
- Это точно, - кивнул ангел. – Что за день это был, а. Добрые старые деньки.
- Не особенно, - бросил Кроули. Шум возрастал.
- Тогда люди знали разницу между хорошим и плохим, - мечтательно произнес Азирафаль.
- Ну, да. Подумай об этом.
- А. Да. Слишком много вмешательств?
- Именно.
Азирафаль поднял меч. Раздалось «фффшш», и он внезапно вспыхнул, точно прут из магния.
- Научившись однажды, никогда не забываешь, как это делается, - сказал он.
Он улыбнулся Кроули.
- Я лишь хотел сказать, - произнес он, - если мы из этого не выберемся, то... я знал, что глубоко внутри тебя есть капля добра.
- Точно, - горько вздохнул Кроули. – Что уж там.
Азирафаль протянул руку.
- Было приятно иметь с тобой дело, - сказал он.
Кроули пожал ее.
- Надеюсь, еще встретимся, - произнес он. – И... Азирафаль?
- Да.
- Помни, я знал, что глубоко в душе ты был достаточным гадом, чтобы тебя можно было любить.
Раздалось шарканье, и между ними втиснулась маленькая, но энергичная фигура Шэдвела, важно размахивавшего ружьем.
- Я б не даверил вам, южанским гомикам, и крысу в бочке утопить, - сказал он. – С кем мы счаз драцца будем?
- С Дьяволом, - просто ответил Азирафаль.
Шэдвел кивнул, будто его это не удивило, отбросил в сторону ружье и снял шляпу, обнажая лоб, который знали и боялись везде, где собирались уличные драчуны.
- А, так и думал, - произнес он. – Тогда я пушшу в ход сваю руку.
Ньют и Анафема смотрели, как они втроем пошли прочь от джипа. С Шэдвелом посредине они были похожи на стилизованную букву W.
- Что, черт побери, они собираются делать? – бросил Ньют. – И что... что с ними происходит?
Куртки Азирафаля и Кроули расходились по швам. Если нужно идти, то в своем истинном обличие. К небу взмыли перья.
В противовес общему мнению, крылья демонов такие же, как и у ангелов, хотя часто за ними лучше следят.
- Шэдвел не должен идти с ними! – крикнул Ньют, вскакивая на ноги.
- Что за Шэдвел?
- Он мой серж... это тот забавный старик, ты бы никогда не поверила... Я должен помочь ему!
- Помочь ему? – переспросила Анафема.
- Я принес присягу и все такое. – Ньют колебался. – Ну, вроде присяги. И он платит мне вперед!
- А кто тогда те двое? Твои друзья... – начала Анафема и замолчала. Азирафаль обернулся, и его профиль, наконец, всплыл в памяти.
- Я знаю, где я его видела! – выкрикнула она, поднимаясь рядом с Ньютом. Земля под ногами ходила ходуном. – Пошли!
- Но сейчас произойдет что-то ужасное!
- Если он повредил книгу, то ты будешь чертовски прав!
Ньют нащупал свою официальную булавку, воткнутую в отворот пиджака. Он не знал, против чего они встают теперь, но ничего кроме булавки у него не было.
Они побежали...
Адам посмотрел вокруг. Он посмотрел
вниз. На его лице появилось отрепетированное
выражение невинности.
Одно мгновение он сомневался.
Но Адам был на своем поле.
Всегда и везде – на своем поле.
Он двинул рукой, точно
рисуя смазанный
полукруг.
...Азирафаль и Кроули почувствовали, как мир изменился.
Шума не было. Исчезли трещины. Только там, где был вулкан Дьявольских сил, дым развеивался, и медленно останавливалась машина, громко стуча двигателем в вечерней тишине.
Это была старая машина, но за ней хорошо ухаживали. Конечно, не так как Кроули, по одному желанию которого исчезали все вмятины; эта машина выглядела так, как и должна, и вы инстинктивно чувствовали, что каждый выходной вот уже двадцать лет ее владелец делал все, что написано в инструкции и что должно делать каждый выходной. Перед каждой поездкой он проверял фары и пересчитывал колеса. Серьезные люди, которые курят трубки и носят усы, написали серьезные книги, где сказано, что это должно делать, и он делал, потому как он был серьезным человеком, который курит трубку и носит усы, и не воспринимал подобные предписания легкомысленно, потому что, если так воспринимать их, то где ты окажешься? Страховка была оформлена на правильную сумму. Он ездил со скоростью на три мили ниже предельной, или на сорока милях в час, в зависимости от того, какая была ниже. Он носил галстук, даже по субботам.
Архимед сказал, что с достаточно длинным рычагом и твердой опорой он мог бы перевернуть мир.
Он мог опереться на мистера Малого.
Дверь машины открылась, и появился мистер Малой.
- Что здесь происходит? – спросил он. – Адам? Адам!
Но Они уже неслись к воротам.
Мистер Малой одарил шокированную публику взглядом. По крайней мере, у Кроули и Азирафаля хватило самообладания, чтобы убрать крылья.
- Во что он теперь ввязался? – вздохнул он, не слишком надеясь на ответ.
- Куда он подевался? Адам! Вернись сейчас же!
Адам редко делал то, что хотел его отец.
***
Сержант Томас А. Дейзенбергер открыл глаза. Единственное, что было странным в окружающем, так это то, насколько знакомым все было. На стене висела его фотография из средней школы, в стакане рядом с зубной щеткой стоял маленький звездно-полосатый флаг, а на его маленьком плюшевом медвежонке была надета маленькая униформа. Сквозь окно его комнаты лился полуденный свет.
Он чувствовал запах яблочного пирога. Именно по этому он скучал больше всего, проводя субботние вечера вдали от дома.
Он спустился по лестнице.
Его мать стояла у плиты, вынимая из духовки огромный яблочный пирог.
- Привет, Томми, - сказала она. – Я думала, ты в Англии.
- Да, мам, нормативно я в Англии, защищаю демократизм, мам, сэр, - ответил сержант Томас А. Дейзенбергер.
- Это хорошо, милый, - улыбнулась его мама. – Твой папа на Большом Поле с Честером и Тедом.
Сержант Томас А. Дейзенбергер кивнул.
Он снял казенные шлем и китель и закатал рукава казенной рубашки. На мгновение он казался более задумчивым, чем был когда-либо в жизни. Часть мыслей занимал яблочный пирог.
- Мам, если произойдет звонок, и кто-то захочет связаться с сержантом Томасом А. Дейзенбергером по телефону, мам, сэр, этот человек...
- Что, Томми?
Том Дейзенбергер повесил свое оружие на стену над старой винтовкой отца.
- Я сказал, если кто позвонит, мам, я буду на Большом Поле с папой, Честером и Тедом.
***
Фургон медленно подъехал к воротам авиабазы. Они открылись. Ночной дежурный заглянул в окно, проверил документы водителя и пропустил внутрь.
Фургон загрохотал по бетонным плитам.
Он остановился на пустой взлетной полосе недалеко от двух мужчин, распивающих бутылку вина. На одном из них были темные очки. Как ни странно, никто не обращал на них ни малейшего внимания.
- Хочешь сказать, - говорил Кроули, - что Он все так и планировал? С самого начала?
Азирафаль честно вытер горлышко бутылки и передал ее обратно.
- Может быть, - ответил он. – Может быть. Думаю, Его всегда можно спросить.
- Насколько я помню, - задумчиво произнес Кроули, - а мы никогда не были, так сказать, на короткой ноге, Он никогда не давал прямого ответа. На самом деле, Он ведь вообще никогда не отвечал. Он просто улыбался, будто знал что-то, чего не знаешь ты.
- И, разумеется, это так, - кивнул ангел. – Иначе, какой в этом смысл?
За этим последовала пауза, и оба существа задумчиво смотрели вдаль, словно вспоминая что-то, о чем ни один из них не думал очень долго.
Водитель фургона вышел из своей машины, неся в руках картонную коробку и пару щипцов.
Невдалеке на бетонных плитах лежали весы и ржавая металлическая корона. Человек поднял их щипцами и опустил в коробку.
- Простите, господа, - произнес он, - но где-то здесь должен был быть меч, по крайней мере, так у меня записано, и я думал...
Азирафаль смутился. Он слегка озадачено оглянулся вокруг себя, потом встал, поняв, что около часа просидел на мече. Он наклонился и поднял его.
- Простите, - сказал он, и положил меч в коробку.
Водитель, на котором была кепка «Интернэшнл Экспресс», просил не волноваться, и что их сам Бог послал, потому что кому-то нужно расписаться, что он собрал все, за чем его послали, и такой день не забывают, а?
Азирафаль и Кроули согласились с этим, и Азирафаль подписал квитанцию, которую протянул ему водитель, засвидетельствовав, что корона, весы и меч были получены в хорошем состоянии, и что их должно доставить по неразборчивому адресу и записать на неясный счет.
Человек направился к фургону. Потом остановился и повернулся.
- Если бы я рассказал жене, что произошло сегодня, - немного грустно сказал он им, - она бы мне не поверила. И я не винил бы ее, потому что я и сам не верю. – Он сел в машину и уехал прочь.
Кроли встал, слегка покачиваясь. Он протянул руку Азирафалю.
- Пошли, - произнес он. – Я отвезу нас в Лондон.
Он взял джип. Никто их не остановил.
В джипе был кассетный проигрыватель. Это необычно, даже для американских военных машин, но Кроули автоматически предполагал, что в любой машине, которую он ведет, должен быть кассетный проигрыватель, и он появился через несколько секунд после того.
Когда они поехали, он поставил «Музыку на воде» Генделя, и кассета оставалась «Музыкой на воде» Генделя до самого дома.
Воскресенье
(Первый день всей оставшейся жизни)
Примерно в половине одиннадцатого разносчик газет принес воскресные газеты к двери Жасминового коттеджа. Ему пришлось подходить три раза.
Серия глухих ударов о коврик у двери разбудила Ньютона Пульцифера.
Он не стал поднимать Анафему. Она была сильно вымотана, бедняжка. Она почти спала, когда он положил ее в кровать. Анафема всю жизнь следовала Пророчествам, а теперь их больше не было. Должно быть, она чувствует себя как поезд, который добрался до конца рельс, но все еще должен как-то ехать дальше.
Теперь она сможет жить так же, как и все люди, и все происходящее будет сюрпризом. Какое счастье.
Зазвонил телефон.
Ньют бросился на кухню и поднял трубку на втором звонке.
- Алло? – сказал он.
Ему скомкано ответил деланный дружественный голос с каплей отчаяния.
- Нет, - произнес он, - это не я. И произносится не Проббориш, а Приббор. И она спит.
- Ну, - сказал он, - я вполне уверен, что ей не нужны никакие звукоизоляторы. Или двойные стеклопакеты. Я хочу сказать, коттедж ей не принадлежит. Она только снимает его.
- Нет, я не стану ее будить и спрашивать, - ответил он. – И скажите мне, мисс, э... да, мисс Морроу, почему вы не отдыхаете в воскресенье, как и все?
- Воскресенье, - повторил он. – Конечно, не суббота. Почему суббота? Она была вчера. Честное слово, сегодня воскресение. Как это – вы потеряли день? Я не понял. Кажется, вы слегка увлеклись продажами... Алло?
Он зарычал и бросил трубку.
Продавцы по телефону! С ними должно бы произойти что-нибудь ужасное.
На мгновение его постигло внезапное сомнение. Сегодня ведь воскресенье, так? Взгляд на воскресные газеты убедил его. Если уж «Санди таймз» утверждает, что сегодня воскресенье, то можно быть уверенным, что они изучили этот вопрос. А вчера была суббота. Разумеется. Вчера была суббота, и он никогда не забудет субботу до конца дней своих, если только вспомнит, что именно он должен не забыть.
Поскольку он был на кухне, Ньют решил приготовить завтрак.
Он двигался так тихо, как только мог, чтобы не разбудить Анафему, но каждый звук становился только громче. Дверца древнего холодильника захлопывалась с роковым грохотом. Вода из кухонного крана сочилась, точно у песчанки с диуреей, и шумела, словно гейзер. И он не мог найти, что где лежит. В конце концов, как и любой человек, когда-либо завтракавший сам на чужой кухне, он сделал себе несладкий растворимый черный кофе.[1]
На кухонном столе лежал практически прямоугольный завернутый в кожу уголек. На обуглившейся обложке он мог разобрать слова «Хо шие и Акк». Как все изменилось за день, подумал он. Из наилучшего справочника книга превратилась в простой поджаренный брикет.
Что ж, так. Как именно они ее получили? Он помнил мужчину, от которого пахло дымом, и который носил солнечные очки даже в темноте. И было что-то еще, все бегали... мальчишки на велосипедах... неприятное жужжание... маленькое неопрятное лицо с пристальным взглядом... Все это вертелось в его голове, и не то чтобы было забыто, оно навечно осталось балансировать на острие памяти, памяти событий, которых никогда не было [2]. Как такое возможно?
Он сидел и смотрел на стену, пока стук в дверь не вернул его на землю.
На пороге стоял невысокий опрятный человек в черном плаще. В его руках была картонная коробка, и он улыбнулся Ньюту.
- Мистер... – он сверился с листком в одной руке, - Пульзицер?
- Пульцифер, - поправил Ньют. – Там «ц».
- Прошу прощения, - сказал человек. – Это имя я видел лишь написанным. Э. Что ж. Полагаю, это для вас и миссис Пульцифер.
Ньют непонимающе посмотрел на него.
- Нет никакой миссис Пульцифер, - холодно сказал он.
Человек снял шляпу.
- О, мне очень жаль, - произнес он.
- Я имею в виду... ну, у меня есть мама, - пояснил Ньют. – Но она не мертва, просто она живет в Доркине. Я не женат.
- Странно. Письмо очень, э, конкретно.
- Кто вы? – спросил Ньют. На нем были лишь брюки, а на пороге было довольно прохладно.
Человек неловко придержал коробку и вытянул из внутреннего кармана карточку. Он протянул ее Ньюту.
На ней значилось:
Джайлз Баддикомб
Роби, Роби, Редферн и Биченс
Адвокаты
13 Демдайк Чэмберз
ПРЭСТОН
- Да? – вежливо сказал он. – И чем я могу помочь, мистер Баддикомб?
- Вы могли бы меня впустить, - ответил мистер Баддикомб.
- Вы ведь принесли не судебную повестку или что-нибудь в этом роде? – спросил Ньют. События прошлой ночи висели в памяти туманом, который постоянно менялся, когда ему казалось, что он что-то различает в нем, но он смутно припоминал испорченные приборы и уже ожидал расплаты в какой-либо форме.
- Нет. – Это, казалось, задело мистера Баддикомба. – Для этого у нас есть специальные люди.
Он прошел мимо Ньюта и поставил коробку на стол.
- Честно говоря, - произнес он, - мы все в этом заинтересованы. Мистер Биченс уже готов был поехать сам, но он не слишком часто ездит теперь.
- Послушайте, - сказал Ньют, - у меня нет ни малейшего представления, о чем вы говорите.
- Это, - мистер Баддикомб, улыбаясь, указал на коробку, точно как Азирафаль, собирающийся продемонстрировать очередной фокус, - принадлежит вам. Кто-то хотел, чтобы вы это получили. Они были очень точными.
- Подарок? – спросил Ньют. Он внимательно посмотрел на перевязанную коробку, а потом принялся искать острый нож в кухонном ящике.
- Скорее наследство, - ответил мистер Баддикомб. – Понимаете, Это было у нас около трехсот лет. Простите. Я что-то не так сказал? Я бы подержал под краном.
- Что, черт возьми, это такое? – бросил Ньют, но у него уже появилось некое ледяное подозрение. Он пососал порез.
- Это забавная история – вы не возражаете, если я присяду? – и я, разумеется, не знаю всех подробностей, поскольку устроился на фирму только пятнадцать лет назад, но...
...Когда доставили коробку, их юридическая фирма была очень маленькой; Редферн, Биченс и оба Роби, не говоря уж о мистере Баддикомбе, были еще в далеком будущем. Клерк-юрист, принявший коробку, был очень удивлен, найдя привязанное к коробке письмо, адресованное ему самому.
В нем содержались четкие инструкции и пять интересных фактов об истории последующих десяти лет, которые при умелом их использовании проницательным молодым человеком обеспечат достаточную финансовую поддержку для успешной юридической карьеры.
Все, что ему нужно было сделать, так это убедиться, что за коробкой приглядят в течение трехсот с небольшим лет, а потом доставят по определенному адресу...
- ...хотя, конечно, за эти столетия фирма неоднократно меняла хозяев, - закончил мистер Баддикомб. – Но коробка всегда оставалась частью имущества.
- А я и не знал, что в семнадцатом веке выпускали консервы Хайнца, - заметил Ньют.
- Это чтобы не повредить ее при перевозке, - пояснил мистер Баддикомб.
- И все эти годы никто ее не открывал? – спросил Ньют.
- Полагаю, пытались дважды, - ответил мистер Баддикомб. – Мистер Джордж Крэнби в 1757, и в 1928 - Артур Биченс, отец нынешнего мистера Биченса. – Он откашлялся. – Мистер Крэнби нашел письмо...
- ...адресованное ему же, - произнес Ньют.
Мистер Баддикомб быстро сел.
- Боже. Откуда вы знаете?
- Кажется, я узнаю стиль, - мрачно сказал Ньют. – Что с ними сталось?
- Вы это уже слышали? – подозрительно поинтересовался мистер Баддикомб.
- Не в таких подробностях. Они взорвались?
- Ну... полагают, что у мистера Крэнби случился сердечный приступ. А мистер Биченс сильно побледнел, положил свое письмо обратно в конверт и строго приказал никогда, пока он жив, не открывать ее. Он сказал, что любой, кто ее откроет, будет уволен без рекомендаций.
- Жуткая угроза, - саркастично заметил Ньют.
- В 1928 она и была жуткой. В любом случае, их письма внутри.
Ньют отодвинул коробку в сторону.
- Давайте, откройте ее, - возбужденно говорил мистер Баддикомб. – Должен сказать, мне очень интересно, что там внутри. Мы даже заключали пари...
- Знаете что, - щедро предложил Ньют, - я сделаю нам кофе, а вы откроете ее сами.
- Я? А это разве правильно?
- А почему бы нет. – Ньют взглянул на кастрюли, что висели над плитой. Одна из них как раз подошла бы для его замысла.
- Давайте, - сказал он. – Рискните. Я не возражаю. У вас все права адвоката, или как там.
Мистер Баддикомб снял плащ.
- Ну, - произнес он, потирая руки, - раз уж вы так настаиваете, думаю, будет, о чем внукам рассказать.
Ньют снял с крючка кастрюлю и осторожно взялся за дверную ручку.
- Надеюсь, - согласился он.
- Итак.
Ньют услышал слабый скрип.
- Ну что вы видите? – спросил он.
- Тут два вскрытых письма... о, и еще одно... для...
Ньют услышал, как сломалась восковая печать, и как что-то со звоном упало на стол. Раздался вздох, грохот стула, звук бегущих ног в передней, хлопок двери, шум резко запущенного двигателя и машины, помчавшейся вниз по дороге.
Ньют снял с головы кастрюлю и вышел из-за двери.
Он поднял письмо и нисколько не удивился, увидев, что оно адресовано мистеру Г. Баддикомбу. Он развернул его.
В нем было написано: «Вот Флорин, юрист; типерь бяги быстрее, али Мир узнаит Правду о тибе и миссисс Спиддон, прислужнице Пичатной Машинки».
Ньют взглянул на остальные письма. На хрустящей бумаге одного из них, адресованного Джорджу Крэнби, говорилось: «Убери свои ворофатые руки, мастер Крэнби. Я-та знаю, как ти надул Вдаву Плашкин в прошлай Михайлоф день, ты, старай, тошший блудолиз».
Ньюту было интересно, что же такое блудолиз. И он был готов поспорить, что лизоблюдство здесь ни при чем.
В письме для любопытного мистера Биченса говорилось: «Ты аставил их, ты, трус. Вирни письмо абратно, али Мир узнаит прафду о Сабытиях 7го июня Девятьсот Шестнадцатого года».
Под письмами лежал манускрипт. Ньют уставился на него.
- Что это? – спросила Анафема.
Он развернулся. Она стояла, прислонившись к дверному косяку, точно привлекательная ходячая зевота.
Ньют отступил к столу, пряча за спиной коробку.
- А, ничего. Ошиблись адресом. Ничего. Просто какая-то старая коробка. Реклама. Ты же знаешь, как...
- В воскресенье? – бросила она, отпихивая его в сторону.
Он пожал плечами, а она взяла в руки пожелтевший манускрипт.
- «Дальнейшие Харошие и Аккуратные Предсказания Агнесс Безум», - медленно прочла она. – «О Мире, что Грядет; Сага Прродалжается!» О боже...
Она благоговейно положила книгу на стол и собралась открыть первую страницу.
Ньют нежно положил свою руку поверх ее.
- Подумай об этом так, - тихо сказал он. – Ты хочешь быть потомком всю оставшуюся жизнь?
Она поняла взгляд. Их глаза встретились.
***
Было воскресенье, первый день этого мира, около одиннадцати тридцати.
В парке Сент-Джеймс было сравнительно тихо. Утки, которые были экспертами в хлебных аспектах реалистической политики, списывали это на снижение натянутости международных отношений. На самом деле, она действительно спала, но множество людей сидели в кабинетах и пытались понять, куда исчезла Атлантида с тремя международными делегациями, разобраться, что же произошло вчера со всеми компьютерами.
Парк был пуст, за исключением представителя МИ-9, пытавшегося завербовать человека, который, к их взаимному смущению, окажется членом МИ-9, и высокого мужчины, кормящего уток.
А еще там были Кроули и Азирафаль.
Они шли рядом по траве.
- Все так же, - говорил Азирафаль. – Магазин в порядке. Нет даже и пятнышка сажи.
- Ведь, нельзя же просто создать старый «Бентли», - сказал Кроули. – С патиной. Но он стоял там во всей красе. Прямо на улице. И нет никакой разницы.
- Ну, у меня-то разница есть, - произнес Азирафаль. – Я уверен, что у меня не было книг с названиями вроде «Биглз отправляется на Марс», и «Джек Кейд – герой границ», и «Книга о 101 занятии для мальчика», и «Кровавые псы моря Черепов».
- Боже, мне жаль, - сказал Кроули, знавший, ценил ангел свою коллекцию книг.
- Не стоит, - счастливо отозвался Азирафаль. – Это первые издания, и я уже видел цену в «Каталоге» Скиндла. Кажется, ты в таких случаях говоришь «опп-аа».
- Я думал он возвращает все, как было, - произнес Кроули.
- Да, - кивнул Азирафаль. – Более-менее. Как может. Но у него есть чувство юмора.
Кроули покосился на него.
- Ваши с тобой связывались? – спросил он.
- Нет. А ваши?
- Нет.
- Думаю, они делают вид, что ничего не произошло.
- Полагаю, наши тоже. Вот она – бюрократия.
- И я думаю, наши ждут, что случится дальше, - сказал Азирафаль.
Кроули кивнул.
- Небольшая передышка, - произнес он. – Время морально перевооружиться. Выстроить защиту. Приготовиться к великой битве.
Они стояли у пруда, глядя, как утки ныряют за хлебом.
- Прости? – переспросил Азирафаль. – Я думал, эта была великой.
- Не уверен, - отозвался Кроули. – Просто подумай. Готов поспорить, великая битва будет между всеми Нами и всеми Ими.
- Что? Имеешь в виду – Рай и Ад против человечества?
Кроули пожал плечами.
- Конечно, если он изменил все, то, может, и себя тоже. Может, избавился от своих сил. Решил остаться человеком.
- О, я надеюсь, - сказал Азирафаль. – И вообще, я не уверен, что иное бы допустили. Э. ведь так?
- Не знаю. Нельзя знать наверняка, что намечается на самом деле. Планы среди планов.
- Прости, - вздохнул Азирафаль.
- Ну, - заговорил Кроули, размышлявший над этим, пока у него не разболелась голова, - ты что, никогда не задумывался над этим? Ну, знаешь... ваши и наши. Рай и Ад, добро и зло, все такое? Я имею в виду – зачем?
- Насколько я помню, - сухо произнес ангел, - был бунт, и...
- А, да. Но почему он произошел, а? Я имею в виду, ведь его не должно было быть, так? – Глаза Кроули блестели. – Любой, кто смог создать вселенную за шесть дней, не допустит такой мелочи. Если только она ему не нужна, разумеется.
- Ой, да ладно. Будь серьезнее, - с сомнением бросил Азирафаль.
- Не самый лучший совет, - отозвался Кроули. – Совсем не дельный совет. Если сесть и подумать об этом всерьез, то в голову могут прийти очень забавные мысли. Например: зачем создавать людей любопытными, а потом оставлять какой-нибудь запретный плод там, где они могут его найти, и помещать огромный мигающий неоновый палец с надписью «ВОТ ОНО!»?
- Я не помню никакого неона.
- Образно выражаясь. То есть, зачем делать это, если ты не хочешь, чтобы они его съели, а? Ведь, может, ты просто решил посмотреть, что из этого выйдет. Может, это часть великого непостижимого замысла. Все. Ты, я, он, все. Какая-то серьезная проверка, чтобы узнать, все ли работает, как надо, а? И начинаешь думать: это не может быть космической партией в шахматы, скорее всего, это – очень сложный пасьянс. И можешь не отвечать. Если бы мы могли понять это, мы уже не были бы самим собой. Потому что все это... все...
НЕПОСТИЖИМО, подсказал человек, кормивший уток.
- Да. Точно. Спасибо.
Они смотрели, как высокий незнакомец аккуратно опустил пустой пакет в урну и пошел прочь по траве. Потом Кроули встряхнул головой.
- О чем я говорил? – спросил он.
- Не знаю, - сказал Азирафаль. – Думаю, ни о чем серьезном.
Кроули мрачно кивнул.
- Позволь мне искусить тебя ленчем, - прошипел он.
Они снова отправились в «Ритц», где был загадочно свободный столик. И, может, недавние действия сказались на природе реальности, потому как, пока они ели, впервые в истории на Баркли-Сквер запел соловей.
Из-за шума машин никто его не слышал, но он точно там был.
***
Было воскресенье, час дня.
Последние десять лет воскресный обед в мире сержанта ОВ Шэдвела следовал неизменному порядку. Он будет сидеть за шатким, прожженным сигаретами столом и листать одну из старых библиотечных [3] книг АОВ по магии и Демонологии – «Некротелекомникон» или «Liber Fulvarum Paginarum», или свою любимую «Malleus Malleficarum» [4].
Затем раздастся стук в дверь, и мадам Трэйси объявит «Обед, мистер Шэдвел», а Шэдвел пробормочет «Бесстыжая шлюха», и подождет шестьдесят секунд, позволив бесстыжей шлюхе вернуться в свою комнату; затем он откроет дверь и возьмет тарелку с печенкой, которая обычно была накрыта второй, чтобы сохранить тепло. И он занесет тарелки к себе и съест обед, стараясь не капнуть подливой на страницы, которые он читает. [5]
Так было всегда.
Но только не в это воскресенье.
Для начала, он не читал. Он просто сидел.
А когда раздался стук, он просто тут же встал и открыл дверь. Ему не нужно было спешить.
Тарелки не было. Перед ним была мадам Трэйси с приколотой брошью-камеей и неизвестным оттенком помады на губах. Она стояла в эпицентре благоухания.
- Шо, Иезавель?
Мадам Трэйси заговорила радостно и быстро, но с некоторой неуверенностью.
- Доброго дня, мистер Ш, я просто думала, после всего, что мы пережили за эти два дня, мне кажется, глупо оставлять тарелку на пороге, так что я решила пригласить вас. Пойдемте...
Мистер Ш? Шэдвел осторожно последовал за ней.
Прошлой ночью ему снился еще один сон. Он не слишком хорошо помнил его, но была одна фраза, которая все еще эхом отдавалась в его голове и беспокоила его. Сон развеялся как туман, как и события предыдущей ночи.
Вот эта фраза: «Нет ничего плохого в охоте на ведьм. Я хотел бы быть охотником на ведьм. Просто вы должны делать это по очереди. Сегодня мы будем охотниками, а завтра мы сможем прятаться, и будет очередь ведьм искать НАС...»
Второй раз за двадцать четыре часа – второй раз за всю свою жизнь – он вошел в квартиру мадам Трэйси.
- Присаживайтесь, - сказала она ему, указывая на кресло. На спинке лежала салфетка, на сиденье – взбитая подушечка, а рядом стояла скамеечка для ног.
Он сел.
Она поставила ему на колени поднос и стала смотреть, как он ест, а когда он закончил, убрала тарелку. Она открыла бутылку «Гиннесса», наполнила стакан и передала ему, и стала пить чай, пока он глотал свое пиво. Чашка нервно зазвенела на блюдце, когда мадам Трэйси опустила ее.
- У меня отложено немного денег, - вдруг произнесла она. – И, знаете, порой я думаю купить небольшой домик где-нибудь в поселке. Уехать из Лондона. Я бы назвала его «Лавр», или «Данроамин», или, или...
- Шангри-Ла, - предложил Шэдвел и даже не понял, почему он так решил.
- Точно, мистер Ш. Точно. Шангри-Ла. – Она улыбнулась ему. – Вам удобно, милый?
С возрастающим ужасом Шэдвел понял, что ему действительно удобно. Ужасающе, пугающе удобно.
- Ага, - осторожно ответил он. Ему еще никогда не было так удобно.
Мадам Трэйси открыла вторую бутылку «Гиннеса» и поставила ее перед ним.
- Вот только содержать домик под названием... как вы там предложили, мистер Ш?
- Э. Шангри-Ла.
- Точно, Шангри-Ла, в одиночку не хорошо, так ведь? Я к тому, ведь говорят, будто двое могут жить так же дешево, как и один.
(Или пятьсот восемнадцать, подумал Шэдвел, вспоминая многочисленную армию охотников на ведьм).
Она хихикнула.
- Я просто подумала, где бы я могла найти кого-нибудь, с кем можно поселиться там...
Шэдвел понял, что она говорит о нем.
В этом он не был уверен. Он отчетливо понимал, что оставлять рядового ОВ Пульцифера с юной леди в Тэдфилде было неправильно, как говорилось в «Книге Прафил и Палажений». А это казалось гораздо опаснее.
И все же, в его возрасте, когда становишься слишком старым, чтобы ползать в высокой траве, когда утренняя прохлада пронизывает тебя до костей...
(А завтра мы сможем прятаться, и будет очередь ведьм искать нас...)
Мадам Трэйси открыла еще одну бутылку «Гиннеса» и хихикнула.
- О, мистер Ш, - произнесла она, - вы можете подумать, что я пытаюсь вас подпоить.
Он хмыкнул. Оставалась только одна формальность.
Сержант ОВ Шэдвел сделал долгий глоток «Гиннеса» и выпалил вопрос.
Мадам Трэйси хихикнула.
- Ну, право же, глупенький, - сказала она, сильно покраснев. – А, по-вашему, сколько?
Он снова задал его.
- Два, - ответила мадам Трэйси.
- А, шо ж. Тада ладна, - кивнул сержант ОВ Шэдвел (в отставке).
***
Стоял воскресный полдень.
Высоко над Англией на запад гудел 747-ой. В салоне первого класса мальчик по имени Ворлок отложил комикс и посмотрел в окно.
Последние два дня были очень странными. Он не понимал, почему его отца отозвали на Ближний Восток. Он был вполне уверен, что этого не знает и его отец. Должно быть, в этом было что-то культурное. А потом множество забавных людей с полотенцами на головах и плохими зубами показывали им какие-то древние руины. Ворлок видал и получше. А потом один из стариков спросил, не хочет ли он чего-нибудь. И Ворлок сказал, что хочет домой.
Их это, по-видимому, расстроило.
А теперь он летел в Штаты. Была какая-то проблема с билетами, или рейсами, или расписаниями в аэропорту, или что-то такое. Это было странно; он был вполне уверен, что его отец собирался вернуться в Англию. Англия нравилась Ворлоку. Это хорошая страна, чтобы быть в ней американцем.
В этот момент самолет пролетал как раз над Нижним Тэдфилдом, где в своей комнате Жирный Джонсон бесцельно листал журнал, который он купил лишь потому, что на обложке была довольно неплохая фотография тропической рыбки.
Через несколько страниц от вялого пальца Жирного была статья об американском футболе и том, каким модным он становится в Европе. И это было странно, потому что когда журнал был напечатан, эти страницы были посвящены особенности фотографирования в пустынях.
Эта статья изменит его жизнь.
А Ворлок летел в Америку. Он заслуживал чего-то (в конце концов, нельзя забывать своих самых первых друзей, даже если тогда вам всем было всего несколько часов от роду), и сила, управлявшая судьбами всего человечества, в этот самый момент думала: Ну, он летит в Америку, так ведь? Не понимаю, что может быть лучше, чем лететь в Америку.
У них тридцать девять сортов мороженного. А может и больше.
***
Существует миллион захватывающих вещей, которыми мальчик и его собака могут заняться днем в воскресенье. Адам мог придумать четыре или пять сотен, даже не стараясь. Волнующие, захватывающие вещи – завоевать планеты, приручить львов, отыскать и подружиться с затерянными мирами Южной Америки, полными динозавров.
Он сидел в саду и уныло чертил камешком по грязи.
Вернувшись, его отец нашел Адама действительно спящим, будто он был в кровати весь вечер. Мальчик даже всхрапнул раз или два для правдоподобности.
Однако утром, за завтраком ему дали понять, что этого было недостаточно. Мистер Малой не одобрил этой сумасбродной затеи шататься субботним вечером. И, если по какой-либо невообразимой случайности Адам не был ответственен за ночные беспорядки – какими бы они ни были, поскольку никто точно не знал подробностей, только то, что были какие-то беспорядки – тогда он, несомненно, виновен хоть в чем-то. Такова была позиция мистера Малого, и за последние одиннадцать лет она неплохо ему служила.
Адам удрученно сидел в саду. Высоко в голубом августовском безоблачном небе светило августовское солнце, а за изгородью пел дрозд, но Адаму казалось, что от этого становилось только хуже.
Пес сел у ног Адама. Он пытался помочь, главным образом, выкопав кость, которую он зарыл четыре дня назад, и подтащив ее к ногам Адама, но Адам только мрачно посмотрел на нее, и Пес, наконец, забрал ее и снова зарыл. Он сделал все, что мог.
- Адам?
Адам обернулся. Поверх садовой ограды смотрели три лица.
- Привет, - несчастно кивнул Адам.
- В Нортон цирк приехал, - сказала Пеппер. – Венсли был там и видел их. Они как раз устраиваются.
- У них палатки, и слоны, и жонглеры, и почти что дикие животные, и... и все такое! – сообщил Венслидейл.
- Мы подумали, может, пойдем туда все вместе и посмотрим, - предложил Брайан.
На мгновение воображение Адама захватил образ цирка. Цирки становятся скучными, как только установят шатер. По телевизору и получше показывают. Но вот установка... Конечно, они все пойдут туда и помогут с палатками, и помоют слонов, и циркачи будут так поражены тем, как Адам понимает животных, что этим вечером Адам (и Пес, Самая Известная в Мире Дрессированная Дворняжка) выведет слонов на арену и...
Ничего хорошего в этом не будет.
Он печально покачал головой.
- Не могу никуда уходить, - сказал он. – Они так сказали.
За этим последовала пауза.
- Адам, - слегка неуверенно спросила Пеппер, - а что произошло вчера?
Адам пожал плечами.
- Да так. Ничего особенного, - ответил он. – Всегда одно и то же. Ты просто пытаешься помочь, а люди думают, что ты кого-то убил или еще что.
Последовала новая пауза, и Они смотрели на своего павшего лидера.
- Как думаешь, когда тебя отпустят? – спросила Пеппер.
- Через годы и годы. Годы, и годы, и годы. Я стану уже стариком к тому времени, как они меня отпустят, - сказал Адам.
- Ну а завтра? – спросил Венслидейл.
Адам улыбнулся.
- Ну, завтра все будет в порядке, - произнес он. – К тому времени они уже все забудут. Они всегда забывают. – Он взглянул на них, неопрятный Наполеон с развязанными шнурками, изгнанный на засаженную вьющимися розами Эльбу. – А вы идите, - сказала он, глухо рассмеявшись. – Не волнуйтесь за меня. Со мной все будет в порядке. Увидимся завтра.
Они колебались. Преданность – отличная вещь, но ни одного лейтенанта нельзя заставить выбирать между своим командиром и цирком со слонами. Они ушли.
Солнце все светило. Дрозд все пел. Пес оставил хозяина в покое и начал подкрадываться к бабочке, сидевшей в траве у садовой изгороди. Это была серьезная, сплошная, непроходимая изгородь из густой подрезанной бирючины, и Адам знал ее давно. За ней крылись поля, и чудесные грязные канавы, и несозревшие фрукты, и гневные, но медлительные владельцы фруктовых деревьев, и цирки, и ручьи, которые можно запрудить, и стены и деревья, на которые можно залезть...
Но сквозь ограду перебраться невозможно.
Адам задумался.
- Пес, - строго сказал он, - отойди от ограды, потому что, если ты пролезешь через нее, то я должен буду побежать за тобой, и мне придется уйти из сада, а мне это запретили. Но мне придется... если ты убежишь.
Пес восторженно подпрыгнул и остался на месте.
Адам осторожно посмотрел вокруг. Потом он еще более осторожно посмотрел Вверх и Вниз. А потом Внутрь.
Потом...
А теперь в ограде была дыра – достаточно большая, чтобы через нее прошмыгнул пес, и чтобы за ним прополз мальчишка. И эта дыра была здесь всегда.
Адам подмигнул Псу.
Пес промчался сквозь дыру в изгороди.
- Пес, ты плохой пес! Стой! Вернись! – громко и отчетливо крикнул Адам и бросился следом за ним.
Что-то говорило ему, что что-то подходит к концу. Не мир, это точно. Просто лето. Будут еще и другие, но таких, как это, уже не будет. Никогда.
Лучше взять от него все, что возможно.
Он остановился на середине поля. Кто-то что-то жег. Он посмотрел на струйку дыма, шедшего из трубы Жасминового коттеджа, и задержался. И прислушался.
Адам мог слышать то, чего не замечали другие.
Он услышал смех.
Это не был ведьмовский хохот; скорее низкое земное хихиканье кого-то, кто знал гораздо больше, чем следовало бы.
Над трубой клубился и завивался белый дым.
И на мгновение Адам увидел в этом дыме симпатичное женское лицо. Лицо, которое не видели на Земле более трехсот лет.
Агнесс Безум подмигнула ему.
Легкий летний ветерок развеял дым, и лицо и смех исчезли.
Адам ухмыльнулся и побежал дальше.
На лугу за ручьем мальчик догнал мокрую и грязную собачку.
- Плохой Пес, - сказал Адам и почесал Пса между ушами. Пес восторженно затявкал.
Адам поднял голову. Над ним нависала старая сучковатая яблоня. Она могла расти здесь с самой зари времен. Ее ветви гнулись под весом яблок, маленьких, зеленых, неспелых.
Со скоростью кобры мальчишка взобрался на дерево. Через несколько секунд он вернулся на землю с набитыми карманами, шумно хрустя крепким прекрасным яблоком.
- Эй! Ты! Парень! – раздался сзади грубый голос. – Ты ведь Адам Малой! Я тебя вижу! Я все расскажу твоему отцу, уж будь уверен!
Теперь родители точно накажут, подумал Адам, рванув с места, его пес несся рядом, а в карманах топорщились украденные яблоки.
Так было всегда. Но произойдет это только вечером.
А вечер еще не скоро.
Он швырнул огрызок назад, примерно в сторону преследователя, и достал из кармана следующее яблоко.
Он не понимал, почему люди поднимают такой шум из-за того, что кто-то съел их дурацкое старое яблоко, но без этого жизнь была бы куда менее интересной. И нет яблока, считал Адам, не стоящего тех неприятностей, в которые попадешь, съев его.
*****
Если вы хотите представить будущее, представьте мальчика, и его собаку, и его друзей. И лето, которое никогда не кончится.
И если вы хотите представить будущее, представьте сапог... нет, кроссовок с развязанными шнурками, пинающий камешек; представьте палку, которой можно тыкать в интересный вещи или бросать собаке, которая, может, а может и нет, решит принести ее; представьте немелодичный свист, напоминающий какую-то незатейливую популярную песенку; представьте фигуру, наполовину ангела, наполовину демона и полностью – человека...
Плетущегося в сторону Тэдфилда...
...вечно.
КОНЕЦ
__________________
[1] Кроме Джованни Джакопо Казановы (1725-1798), известного любовника и писателя, который в 12м томе своих «Мемуаров» сознался, что он всегда и везде носил с собой маленький саквояж, в котором находились «буханка хлеба, баночка севильского мармелада, нож, вилка, чайная ложечка, 2 свежих яйца, аккуратно завернутых в шерстяную пряжу, помидор или любовное яблоко, маленькая сковородка, маленькая кастрюлька, спиртовая горелка, жаровня, оловянная коробочка с подсоленным итальянским маслом, 2 фарфоровых тарелки. Кроме того – медовые соты для подслащения дыхания и кофе. Пусть мои читатели поймут меня, когда я говорю: Истинный джентльмен должен быть способен позавтракать как джентльмен, где бы он ни находился.
[2] А еще – «Дик Турпин». Машина выглядела по-прежнему, только с тех пор могла мчаться 250 миль на галлоне бензина и так тихо, что нужно было практически прикладывать рот к выхлопной трубе, чтобы понять, работает ли двигатель. А синтезированный голос выдавал предупреждения в изысканных и безупречных хайку, каждое из которых было оригинальным и подходящим к случаю...
Увяли цветы.
Лишь глупец не даст ремню
сдерживать тело.
...будет говорить он. И:
Цвет вишневый
летит с кроны дерева.
Добавьте бензин.
[3] Капрал ОВ Ковер, библиотекарь, премия – 11 пенсов в год.
[4] «Бесжаласная книга-блокбазтер; рекомендую» - папа Иннокентий VIII
[5] Для знающего коллекционера библиотека АОВ стоила бы миллионы. Он должен быть очень богат и не обращать внимания на пятна подлива, прожогов сигаретами, заметки на полях или страсть покойного младшего капрала ОВ Вотлинга рисовать усы и очки на всех гравюрах с изображением ведьм и демонов.