1.
Катастрофа разразилась через несколько дней, когда я по просьбе Стиббонса решил показать ему Витькину лабораторию и Ринсвинд, как всегда, увязался за нами. Я никак не мог понять, зачем он это делает. Судя по его вечному сонно-равнодушному виду, ему были безразличны и сам институт, и мои пояснения. Оживлялся он только в присутствии людей, главным образом хорошеньких девушек. А из всей техники его интересовали разве что часы, показывающие, скоро ли обед. Но поскольку присматривать за двумя «гостями» сразу было удобнее, я не возражал.
Я только начал объяснять Пондеру цель экспериментов с живой водой, когда раздался громкий «бум!» и посреди лаборатории материализовался сам Витька, которого (как выяснилось потом) осенила очередная гениальная идея. Желая поскорей добраться до рабочего места, он трангрессировал даже энергичнее обычного.
Далее события развивались с ошеломляющей скоростью. Я услышал пронзительный взвизг и увидел, как что-то метеором мелькнуло мимо меня и влетело под лабораторный стол. В следующую миллисекунду пробирки и колбы уже обреченно падали на пол, осколки разлетались по сторонам, а бросившийся к столу Витька орал так, что заглушал и звон стекла, и эхо визга. Через несколько минут яростного сопротивления он вытащил наружу еле державшегося на ногах Ринсвинда. Махнув рукой, собрал битое стекло с пола, набрал воздуху в грудь и, не снижая громкости, принялся излагать, что именно он думает об идиотах и бездельниках, шляющихся где ни попадя и лезущих куда не надо, и о так называемых заведующих вычислительным центром, которые уже неделю не могут закончить элементарный расчёт, а вместо этого устраивают экскурсии для пыльных мешком из угла трахнутых мизераблей, неизвестно с какой грязной дыры свалившихся на наши головы, и что ещё сегодня с утра он работал в научно-исследовательском институте, а вовсе не в отделении психбольницы…
Витька то ли забыл об языковом барьере, то ли не нуждался в понимании аудитории. К счастью, большая часть его запала, как видно, ушла на выволакивание Ринсвинда из-под стола, потому что остановился Корнеев относительно быстро. И принялся молча испепелять взглядом нервно облизывающего губы Ринсвинда, который, судя по всему, просто не решался тронуться с места или открыть рот. От такого зрелища Витька заново рассвирепел:
— Чего уставился? — заорал он. — Вали отсюда, чтоб я тебя больше не видел!
Это Ринсвинд, очевидно, понял без перевода. И последовал указанию с такой скоростью, что топот бегущих ног по коридору слился в один длинный сплошной звук.
Какое-то время мы все молчали. Витька со скорбным видом рассматривал то, что осталось от его экспериментальных проб. Я думал, что сказать. Стиббонс переводил взгляд с меня на Корнеева и обратно.
— Да… — наконец глубокомысленно заметил я. — Ты, Витька, даёшь иногда…
— А чего я? — тут же огрызнулся он, но уже потише. — Он мне недельную работу испортил! А я что, молчать должен?
— Представляешь, что они теперь о нас подумают?
— Вот уж плевать, — буркнул Корнеев.
— Я сожалею, что так получилось, — неожиданно заговорил Пондер, стараясь произносить слова как можно чётче и подбирать элементарные лексемы. Я мысленно называл этот режим разговора «бейсиком». «Гости» переходили на него, когда очень хотели, чтоб их поняли. В их разговорах меж собой я не разбирал и половины. — У Ринсвинда, в силу определённых причин, слишком острая реакция на некоторые факторы. — Пондер повернулся к Корнееву. — Мне очень жаль. Мы больше не придём сюда.
Я перевёл это Витьке. Тот хмуро проворчал, что с нормальным человеком и поговорить можно и что он, Виктор Корнеев, всегда пойдёт навстречу нормальному человеку, а если кто головой стукнутый, так медицина у нас бесплатная, и он, Виктор Корнеев, если понадобится, даже сам может до медпункта проводить… Я не стал переводить всё, ограничившись уверением, что лично против Пондера хозяин лаборатории ничего не имеет. На этом мы попрощались и вышли.
— Мне тоже жаль, что так получилось, — в свою очередь сказал я Пондеру, садясь обратно за «Алдан». — Виктор добрейшей души человек, но, когда расстроен, может сказать грубость. — Я предпочёл не уточнять, является ли это условие необходимым.
— Не стоит беспокоиться, мистер Привалов, — на том же «бейсике» ответил Стиббонс. — Уверяю вас, мне и раньше доводилось присутствовать при подобных сценах.
Его лицо и голос были серьёзны, как на экзамене, но мне почему-то казалось, что про себя он смеётся.
— И часто у вас такое бывает? — поинтересовался я.
— Похожее, не совсем такое, — Пондер нахмурился. — Не часто. Но если б я случайно разбил дорогой прибор, на меня бы кричали громче.
— Виктор расстроился не из-за побитой посуды, — пояснил я. — А из-за…
— Я понял, — перебил меня Стиббонс. — Именно об этой разнице я и говорил.
Мы помолчали.
— Как вы полагаете, ваш… коллега, — я до сих пор не разобрался, уместно ли здесь слово «друг», — он… очень обиделся?
Пондер вскинул брови:
— Обиделся? — переспросил он. — Не думаю. Что это так, — поспешно договорил он. — Ринсвинда легче напугать, чем обидеть, — небрежно, как о самоочевидном, заметил он.
-То есть вы считаете, что он испугался? — на всякий случай уточнил я. И снова промахнулся.
— Я так не думаю, — повторил Стиббонс. — Ругань безвредна. А Ринсвинд обычно боится действительно опасных вещей. Или потенциально опасных.
— Ну если уж он боится эльфов… — внезапно вспомнился мне рассказ Романа.
Пондер моргнул, и его уши слегка порозовели.
— Я тоже боюсь эльфов, — сказал он решительным голосом человека, открыто признающего свои недостатки на общем собрании. — Фактически, я считаю подобную реакцию единственной логически правильной.
— Бояться эльфов? — не понял я. — Маленьких существ с крылышками, живущих в цветах?
Стиббонс бросил на меня оч-чень знакомый взгляд — первые несколько месяцев работы в институте я натыкался на такие взгляды куда чаще, чем хотел бы.
— О, — после паузы сказал он. — У вас тут такие эльфы. Что ж, вам повезло. У нас не боящиеся эльфов долго не живут.
Мне внезапно расхотелось обсуждать эту тему, и я вернулся к интересовавшему меня вопросу.
— Как вы думаете, куда мог убежать Ринсвинд?
Пондер равнодушно пожал плечами:
— Кто его знает. Он обычно не интересуется направлением, а просто бежит. Как можно быстрее.
Наверно, я заметно помрачнел, потому что Стиббонс добавил:
— Да вы не беспокойтесь, с ним ничего не случится. С ним никогда ничего не случается.
— А я слышал совсем другое, — возразил я, снова вспомнив рассказ Романа.
— Я неточно сформулировал, — признал Пондер. — С ним постоянно что-нибудь случается. Но в конце концов, после долгих… историй, всё оказывается в порядке.
«В конце концов» меня не устраивало. Как и перспектива «долгих историй» в НИИЧАВО. В голову настойчиво лезли мысли о том, сколько разных интересных вещей здесь может встретить человек со «слишком острыми реакциями» и что в результате этого может получиться. Чем больше я думал, тем сильнее мне хотелось пойти к Эдику или Роману, объяснить ситуацию и попросить их отыскать Ринсвинда своими методами. Но я поборол приступ малодушия, твёрдо решив сначала сделать всё, от меня зависящее.
— А у вас нет предположений, куда он мог направиться? — спросил я Пондера.
— Я волшебник, а не [последнее слово я не понял: на слух оно звучало как «headologist»], — с непонятной мне досадой ответил Стиббонс. — Но я могу попытаться применить логику, — смягчившись, предложил он.
Он сморщил лоб и взъерошил волосы на затылке, явно пытаясь активизировать мыслительные процессы. Потом снял очки, протёр их и уставился взглядом в пространство. После нескольких минут сосредоточенного размышления замигал, возвращаясь из мира абстрактных идей в грубую реальность, и снова нацепил очки.
— В вашем институте есть библиотека? — спросил он.
Как сказал какой-то умный человек, каждый из нас бывает дураком пять минут в день. Мои пять минут наступили сейчас.
— Библиотека? — недоумённо переспросил я. — Пока нет. Мы собираем для неё книги, но ещё не… — Я замолчал, увидев округлившиеся от изумления глаза Пондера.
— А… где же вы берёте книги заклинаний и… — он, судя по всему, не мог найти нужного слова, — описания работы технических устройств?
До меня с запозданием дошёл смысл первого вопроса.
— В… книжном фонде. — Я забыл, как по-английски будет «книгохранилище». — Мы называем это так.
Пондер отмахнулся:
— Неважно. Есть вероятность, что Ринсвинд там.
«Вероятность есть всегда, суть в её величине», вспомнил я старую поговорку, но вслух не произнёс. Выяснять, что за цепочка умозаключений привела Стиббонса к подобному выводу, я тоже не стал. Вместо этого я спросил:
— А откуда Ринсвинд может знать, где находится наш книгофонд?
— Он первым делом изучил карту вашего здания, — серьёзно пояснил Пондер. — Всё-таки профессор географии.
Меня никак не оставляло ощущение, что если я надавлю себе на глазное яблоко, то увижу, как раздвоившийся Стиббонс ухмыляется.
— Хорошо. Попробую поискать там. — Других рабочих версий всё равно не было. — Вы пойдете со мной?
Пондер украдкой бросил вожделеющий взгляд на «Алдан», обрабатывающий расчёт по очередному заказу бухгалтерии.
— Думаю, без меня вы справитесь лучше, — дипломатично заметил он.
Я не стал спорить.
— Когда выдаст результаты, загрузите следующее задание, — сказал я и отправился на второй этаж.
1+.
Я вошёл в книгохранилище и осмотрелся. В поле видимости никого не было. Отправляться исследовать километровые дали книжных полок мне не хотелось, звать на помощь магистров — тоже. Я набрал воздуха в грудь и, чувствуя себя ужасно глупо, закричал:
— Ринсвинд! Ри-инсви-инд! Вы здесь?
Откуда-то сверху раздалось резкое шиканье, а за ним недовольное ворчание на английском. Что-то вроде «В библиотеке должно быть тихо». Я наконец догадался поднять голову.
Ринсвинд сидел на самом верху стремянки, прислонённой к полкам. На коленях он держал раскрытый том, правой рукой листал страницы, а левой судорожно цеплялся за стеллаж.
— Это не библиотека, — заметил я в своё оправдание. И не удержался: — А вы разве не боитесь высоты?
— Боюсь, — не смущаясь кивнул Ринсвинд. — Но крыс я боюсь больше.
— Каких крыс? — не понял я.
— Обыкновенных, с хвостами, — буркнул он. — Которые стаями загрызают… — его передёрнуло от ног до головы.
— Нет здесь никаких крыс, — сказал я.
— Угу, — скептически хмыкнул Ринсвинд. — А книги на нижних полках голодные студенты погрызли?
«И студентов никаких нет», возразил я. Но только мысленно. Если он из всех моих объяснений не понял разницы между образовательным университетом и научно-исследовательским институтом…
— У вас что, бюджета не хватает сторожевого кота завести? — снова спросил Ринсвинд. — Или крысоловки поставить?
Я моргнул. По всем законам людским, магическим и административным я должен был сейчас испытать раздражение. Как всякий занятой человек, работу которого критикует бездельник, как сотрудник института, на чьё устройство ополчается чужак…
Но в голосе Ринсвинда я услышал досаду. Хорошую, очень искреннюю досаду. Весьма мне знакомую.
Она звучала так живо, что на миг я почти воочию увидел полчища клыкастых тварей, терзающих беззащитные книги, и ощутил злость на бестолковых хозяйственников, которые тратят деньги на всякую показуху, когда…
Я тряхнул головой, и наваждение пропало.
— Здесь нет никаких крыс, — повторил я, медленно и с напором убеждённости, компенсирующим отсутствие доказательств. Но я был совершенно уверен в том, что говорил. Даже если предположить, что магистры и великие могли допустить подобное безобразие, то уж Модест Модестович такого разбазаривания фондов ни за что не потерпел бы. — А погрызы… наверное, со старых времен остались.
— Да? — заинтересованно переспросил Ринсвинд. Вытянул шею вперёд и глянул вниз, словно оценивая высоту возможного падения. — Тогда я, пожалуй, слезу, — пробормотал он и закрыл книгу.
Спускался он очень осторожно, держась за стремянку обеими руками и стараясь отрывать их, попеременно, на как можно более краткое время, чем сильно осложнял себе задачу и только делал её более опасной. Кроме того, ему сильно мешала книга, которую он зажимал под мышкой. Я приподнялся на цыпочки и потянул книгу на себя. Ринсвинд выпустил её, после чего задвигался довольно быстро, расхрабрившись под конец настолько, что спрыгнул с последней ступеньки на пол — и оказался почти нос к носу со мной. Я, слегка смутившись, спросил о первом попавшемся:
— А… как у вас борются с крысами в библиотеке? Котами или крысоловками?
— У нас… — Ринсвинд вздохнул, и уже во второй раз за сегодняшний день (и за весь период пребывания «гостей» в НИИЧАВО) я услышал в его голосе что-то живое. — Наши книги сами кого хочешь загрызут.
Не найдя что ответить, я протянул обратно взятую у него книгу, которая неожиданно оказалась обычным русско-английским словарём. Ринсвинд, похоже, заметил мой удивлённый взгляд.
— Я хотел найти там значения кое-каких слов… употреблённых мистером Корнеевым, — пояснил он.
Только тут я вспомнил, зачем мне нужен был Ринсвинд.
— Нашли?
Он покачал головой.
— Тут ещё с алфавитом разбираться и разбираться. Хорошо хоть не картиночный… Но «мизерабля» я понял без словаря, — со скрытой усмешкой, как мне показалось, прибавил он.
Разумеется, слово-то международное, подумал я. Надо было что-то сказать.
— Я хотел… принести вам извинения за грубость моего коллеги. Он был сильно расстроен, но это ни в коей мере не оправдывает его поведения. Мне очень не хотелось бы, чтоб этот инцидент создал у вас превратное представление о нашем институте. — Я поймал себя на том, что всё больше впадаю в официальный тон, и решил перестать. — Извините, пожалуйста.
Ринсвинд оторвал взгляд от обложки словаря, поднял на меня глаза и тут же снова отвёл их. Ощущение было не из приятных.
— Что вам от меня нужно? — спросил он, с преувеличенной, даже для «бейсика», чёткостью выговаривая слова. В его тоне не было ни обиды, ни раздражения, только непонятная мне напряжённость.
— Ничего, — ответил я.
— Тогда почему вы так вежливы? — недоверчиво спросил Ринсвинд.
«Я пытался по-хорошему, но его это так напугало, что для успокоения пришлось прибегнуть к угрозам…» Оказывается, Роман вовсе не шутил.
— А что, у вас… не бывает людей, вежливых самих по себе, а не потому, что они хотят чего-то добиться от других?
— Почему? Бывают… — пожал плечами Ринсвинд. — Патриций Анк-Морпорка, например. Вежливый, сдержанный, хладнокровный… — Следующее слово — судя по всему, существительное — я не понял. — И голоса не повысит, и бровью не поведет, отправляя на Арену. А ещё есть Агатейская Империя, крестьяне которой к каждому слову добавляют «достопочтенный» и не поднимают глаз от земли, когда разговаривают. Я предпочитаю честную грубость, как у мистера Корнеева, — чуть усмехнулся он.
Одной загадкой меньше. Теперь я знал, что Ринсвинда действительно коробит присутствие Эдика Амперяна. И знал, почему.
— К несчастью, у нас нормой общения является вежливость, — сказал я. — Мне жаль, если она вам неприятна, но, повторюсь, нам ничего от вас не нужно.
Он снова вскинул на меня глаза, и я вдруг понял, какое именно ощущение испытываю при этом. Мне почему-то делалось стыдно, неизвестно за что и перед кем.
— Правда? — с тихой безумной надеждой спросил Ринсвинд.
— Нет, — сказал я, чертыхнувшись про себя. — Неправда. Мы здесь специально дожидаемся иномирцев, откармливаем их картошкой, а потом отдаём на съедение… огнедышащему дракону, — я подобрал ближайший западный эквивалент непереводимой реалии.
Ринсвинд, уже начавший слабо улыбаться, подскочил на месте.
— У вас тут водятся ДРАКОНЫ?! — замогильным голосом трагика из областного любительского театра вопросил он.
Я помянул «незлым тихим словом» писателя, придумавшего Ринсвинда, и его (писателя, не Ринсвинда) представление о юморе. Не знаю, может быть, в книге, в умеренных дозах, это и выглядело смешно, но мне уже через пять минут становилось только жалко и противно. А через пятнадцать — навязало в зубах до оскомины. Я б куда охотнее предпочёл общество полупрозрачных изобретателей. Преувеличение, заострение, гротеск… я ведь когда-то всё это проходил на уроках литературы.
— Только один, — терпеливо ответил я. — И он находится не в основном здании, именно из соображений безопасности. В институте вам ничего не угрожает. Но всё-таки… — вспомнил я свои прежние опасения, — лучше вам не бродить здесь одному. — Я бы сказал «во избежание», но не знал, как адекватно перевести эту формулу на английский. «To be on safe side» и прочее в том же духе звучало слишком зловеще.
Но Ринсвинд понимающе кивнул.
— А… сюда можно приходить? — спросил он.
— Да, конечно, — сказал я. — Книгохранилище открыто для всех. Вы запомнили дорогу?
Ринсвинд снова кивнул и обвёл взглядом помещение.
— Большое оно у вас, — полузаметил-полуспросил он.
— Большое, — согласился я. — Более сотни миль в длину. — Поленившись пересчитать в уме километры на мили, я просто заменил одно другим.
— Солидно, — в голосе Ринсвинда мне послышалось несколько наигранное равнодушие, и я удержался от вопроса о размерах библиотеки его университета. — Сколько ж места занимает каталог? — Это было скорее похоже на мысль вслух, чем на заданный вопрос.
— Каталог? — недоумённо переспросил я.
— Ну, ящик… шкаф с кучей ящиков, в них стоят карточки, на которых…
— Я видел библиотечные каталоги, но у нас его нет… как такового. Опись всех книг, наверное, должна быть у…
Нахмурившийся Ринсвинд перебил меня:
— Да при чём тут инвентарные книги! Как у вас читатели находят нужную литературу?
— Э-э-э… — я как-то раньше не задумывался над этим вопросом. Я вспомнил Витьку, искавшего документацию на транслятор в сапогах-скороходах. — Магией.
Ринсвинд пробормотал что-то неразборчивое, но очень красноречиво интонированное. Этот тон и без слов ясно говорил: «каменный век, эпоха неолита».
— Мы не так уж часто пользуемся этим фондом, — пояснил я. — Тематическую литературу, необходимую для работы, держат в лабораториях, под рукой…
Тут я понял, что начинаю оправдываться и сухо закончил:
— До сих пор книгохранилище нормально функционировало и так.
Ринсвинд взглянул на меня с интересом.
— Сказали б просто, что это не моё дело, — посоветовал он.
— Нет, почему же, — проводя в жизнь «норму общения», возразил я. — Мне очень приятен ваш интерес к институту. Но мне пора возвращаться к работе. Вы пойдёте со мной или останетесь?
— Я лучше ещё побуду здесь, спасибо, — быстро ответил Ринсвинд.
Кажется, это была первая благодарность, которую я услышал от него.
Глава: [1 и 1+] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [Без номера]